Выбор между большим и меньшим злом

Стрела НТС №119  от 6.04.2012г.

Епископ Новгородский Дионисий

ВЫБОР МЕЖДУ БОЛЬШИМ И МЕНЬШИМ ЗЛОМ

Прошедшие недавно в России выборы в Госдуму и намечаемые на весну выборы президента РФ всколыхнули политическую жизнь, активизировали протестные настроения, заставили работать общественную мысль. Думающие люди, неравнодушные к своей стране, сознают, что приблизилась новая эпоха – эпоха серьезных потрясений и испытаний, от которой зависит будущее России. За частными вопросами – отношения к выборам, к правящему режиму и оппозиции, встают более общие вопросы, о возможной положительной альтернативе режиму или катастрофическом сценарии для страны в случае исчезновения центральной власти. Для православного русского патриота равно чуждой выглядит и олигархическая коррумпированная власть, и либерально-коммунистическая оппозиция. Выбор между ними выглядит, как выбор между большим и меньшим злом, причем, как часто случалось в истории, то зло, которое вначале казалось меньшим, впоследствии оказывалось большим.

Не первый раз русскому сознанию приходится делать подобный выбор. В XIII веке, после монгольского нашествия с востока и одновременного натиска с запада, перед ослабленной Русью встал выбор: чью власть признать над собой? Монгольского хана или римского папы? Разное решение этого вопроса разделило Русь на восточную и западную, - и разделяет ее до сего дня. В XV веке похожий вопрос стал перед Византией: признать ли власть "папской тиары" или "турецкой чалмы"?  Эти и подобные им вопросы и на Руси, и в Византии решались в категориях большего или меньшего зла, вынужденного компромисса, когда для отстаивания своего собственного идеала – национального православного государства, - уже не оставалось сил. Принятие или отвержение этих компромиссов вызвало болезненные национальные расколы.

Для православного монархиста сейчас важнее осмысление ситуации, чем участие в чужих мероприятиях в качестве "попутчика". Трагические ошибки последних двадцати лет, когда православные патриоты участвовали в чужих акциях протеста (1991 г. и 1993 г.), должны научить осторожности. Наивная уверенность, что "главное – свалить нынешний режим, а там все само собой получится" и, что "хуже, чем сейчас, быть не может", - прилична лишь зеленым юнцам. Может быть хуже, и пример недавних "оранжевых" революций в арабских странах это доказывает. Само собой в компании с либералами и "нац-болами" ничего хорошего получиться не может. Выступать можно только за реально лучшее против худшего, а этого лучшего пока не видно. Первый вопрос любого подвижничества: "за кого и за что?", а уже второй "против кого и против чего?" Здесь могут оказаться полезными некоторые исторические примеры.

1.Выбор первой русской смуты.

История никогда не повторяется полностью. Поэтому исторические аналогии имеют ограниченное применение. И все же характерные основные черты в эпохи национальных потрясений прослеживаются. Может быть, неслучайно в наступающем 2012 году исполняется 400 лет окончания 1-й русской Смуты. Первая Смута была сложным явлением, в котором соединились многие противоречия. В центре этих противоречий оказалась фигура Бориса Годунова, выходца из сыскного ведомства, ставшего царем в результате долгой "подковерной" борьбы. Сам Годунов был личностью весьма непривлекательной, хотя, в целом, проводил разумную внешнюю и внутреннюю государственную политику. Ряд своих потенциальных конкурентов он заранее устранил темными методами. Для удержания своей власти широко использовал сыск, доносы и тайные убийства. Неслучайно над ним тяготело подозрение в организации убийства царевича Димитрия. При созыве Земского Собора 1598г., избиравшего его на царство, он организовал массовые фальсификации результатов голосования. Все вместе это создавало ему репутацию человека нечестного, неразборчивого в средствах, случайно пробравшегося к власти, - и потому недостойного править страной.

Главные враги Годунова были среди боярской олигархии, подобной ему по нравам, которая для давления на него выдвинула первого самозванца. Но движение самозванца вышло далеко за пределы первоначального боярского замысла. Самозванца поддержали массы простонародья, недовольные Годуновым из-за ужесточения крепостного права (отмены "Юрьева дня") и общих ограничений личной свободы. Роковыми для Годунова стали три подряд неурожайных года, которые увеличили ряды деклассированных бунтарских элементов, нарушили зыбкое социальное равновесие.

Итак, мы видим, с одной стороны, лично недостойного и не совсем законного правителя, опиравшегося преимущественно на коррумпированную бюрократию и сыскное ведомство, - с другой стороны, противостоящую ему пеструю коалицию от боярской олигархии до разбойных людей, объединяемую личностью первого самозванца. Стоит отметить особо, что самозванец имел поддержку католического Запада. В этой ситуации иерархия Русской Церкви во главе с патриархом Иовом поддержала Годунова. Это было непопулярное решение, которое не нашло народной поддержки и подорвало авторитет самого патриарха Иова, изгнанного с патриаршества после свержения Годуновых. Но если бы большинство народа прислушалось к этому голосу Церкви, то не было бы последующих ужасов смутного времени, оставившего от Руси буквально пепелище. Народный выбор, хотя бы он диктовался идеальными представлениями о "прирожденном" царе и отталкиванием от неправды существующей власти, оказался ложным, и привел к торжеству не добра, а зла, причем наибольшего зла.

Через год после своего воцарения первый самозванец был, свергнут и убит. Организатор нового переворота, кн. Василий Шуйский, занял царский престол. Против него сразу же образовалась оппозиция, выдвинувшая обвинения, похожие на обвинения против Бориса Годунова: незаконное занятие трона и личное недостоинство. Василий Шуйский не был близким родственником угасшей московской династии Калиты и не был избран на царство Всероссийским Земским Собором. Будучи "лукавым царедворцем", он неоднократно давал ложные показания под клятвой (напр. по делу убитого царевича Димитрия), приносил ложную присягу, и потому не вызывал к себе доверия. Против Шуйского оформилась такая же широкая коалиция, как и против Годунова: от представительства боярства и дворянства до народных низов – "болотниковцев". И опять руководство Русской Церкви во главе с патриархом Гермогеном, понимая, что анархия и самозванство страшнее всего, поддержало непопулярную в народе власть Василия Шуйского.  В течение всего правления Шуйского (1606-10гг.), когда гражданская война приняла наиболее ожесточенный характер, патриарх Гермоген и его соратники сохраняли верность царю Василию, хотя и оказались при этом в явном меньшинстве. Большинство народа поддержало тогда второго самозванца, - "тушинского вора", и его "воеводу" – Болотникова. Народный выбор "хорошего царя" опять оказался ложным и поставил Россию на грань национальной катастрофы. При этом народ в своей массе оставался хранителем идеалов "православия и самодержавия", стремился к "большому и чистому", не удовлетворялся неправдой и лукавством – и в этом был прав. Но в исторической действительности такой максимализм часто оказывался слепым и, отвергая "лукавого царя", принимал самозванца. Спустя полтора столетия, в 70-х годах XVIII века, ситуация повторилась, когда значительная часть народа, отвергая "немку-еретичку" – императрицу Екатерину II, приняла нового вора – Пугачева. Поэтому справедливо заметил один русский церковный историк, что наш народ  гораздо чаще обольщался не дьяволом, а антихристом, т.е. наибольшим злом, замаскированным под наибольшее добро.

2. "За честные выборы".

Протесты против массовых фальсификаций на последних выборах в Госдуму прошли под лозунгом: "за честные выборы". Конечно, христианин не может одобрить ложь,  ни в каких ее видах, не должен в ней соучаствовать. Но неправда мира сего и, в частности, неправда политической жизни, не сводима только к нечестным выборам и не исправляется одним честным голосованием. Здесь уместно вспомнить, что самыми честными в истории России были выборы в 1-ю и 2-ю Государственные думы (1906 и 07 гг.) при императорском правительстве. Никаких фальсификаций, никакого "административного ресурса" и даже никакой поддержки правым монархическим организациям со стороны правительства П.А. Столыпина оказано не было. И что хорошего из этого получилось? Почти три четверти мест в этих думах получили левые революционные демагоги. После роспуска этих дум и изменения избирательного закона ситуация несколько улучшилась, но не намного. 4-я Госдума возглавила февральский переворот 1917 г. "Честные выборы" широко открыли ворота для революционной анархии.

Выборы в Учредительное собрание, прошедшие в России в декабре 1917 г. уже после большевицкого переворота в Петрограде и Москве, можно назвать формально честными, т.е. не фальсифицированными. Они дали большевикам всего 15% голосов и более 70% разным социалистам. Большевики разогнали открывшееся 5 января 1918 г. Учредительное собрание и положили тем конец "русской демократии". Но даже если бы этого не произошло, очевидно, что "учредилка", да еще в таком составе, была учреждением вредным для национального бытия России. Пусть менее вредным, чем большевизм, но совершенно нежизнеспособным. "Честные выборы", особенно по либеральной системе (всеобщие, прямые, равные, тайные – "плетка – четыреххвостка", по выражению проф. И.А. Ильина) в стране, неподготовленной к этому, давали простор действовать демагогам и политическим авантюристам. И потому такие выборы в России в начале XX века, несмотря на благие пожелания их устроителей, оказались средством разрушения государства, средством обмана народа, - как и в первую русскую смуту начала XVII века. Трезво мыслящие русские патриоты, подвизавшиеся в Белом движении, видели выход не во всенародных выборах и прочих демократических учреждениях, а в установлении на определенный период национальной диктатуры, - твердой и справедливой власти, воспитывающей народ, исправляющей тяжелое наследие революции и анархии. Подробно об этом писал проф. И.А. Ильин, полемизируя с фанатиками  демократии.

3. Выбор между диктатурой "оптиматов" и диктатурой "популяров".

Само понятие "диктатуры", не в обывательском, а в конкретном историческом смысле, отсылает нас в Римскую республику времен ее упадка, т.е. 1 века до н.э. Диктатура тогда была средством остановить анархию и гражданскую войну партий. Некоторые аналогии между Римской республикой I века до н.э. в Риме и нынешней Россией напрашиваются сами собой. С конца II века до н.э. в Риме началась ожесточенная борьба между народной партией "популяров" и олигархической партией "оптиматов" (подобно, как и в нынешней России). Партия "популяров", основанная братьями Тиберием и Гаем Гракхами, начинала справедливую борьбу за права и благосостояние среднего римского класса, большинства граждан, против узурпации власти и несправедливого обогащения крупных землевладельцев и финансовой олигархии. Начинали демократическую революцию в Риме идеалисты без кавычек – братья Гракхи, беззаконно убитые за свои идеи олигархами. Но после идеалистов в революционном движении настало время фанатиков и негодяев. Таковыми были следующие вожди народной партии – Гай Марий и Цинна, которые захватили власть в Риме, отменили закон и правосудие и устроили настоящий "красный террор", перебив тысячи граждан. Их правление потрясло самые основы правового Римского государства, поставив его перед уничтожением. Спасителем конституционного строя и самого Римского государства явился диктатор, выдвинутый партией оптиматов – Луций Корнелий Сулла. В таком качестве его оценивают ведущие мировые специалисты по римской истории: германский профессор Т. Момзен и итальянский профессор Ферреро. Железной рукой диктатор оптиматов подавил  оппозицию и закончил гражданскую войну. При этом он совершил ряд тяжких преступлений не только против общечеловеческой морали, но и против римского права, введя практику печально известных "проскрипций" т.е. объявления ряда лиц вне закона и расправы над ними без суда. Таковых пострадавших от террора Суллы насчитывалось около четырех тысяч человек. Этим беззаконием и жестокостью диктатор от олигархии навсегда запятнал свое имя, хотя вышеупомянутые историки считают его правление меньшим злом по сравнению со злом революции.

После смерти Суллы борьба партий вновь возобновилась. Старые республиканские механизмы уже не могли обеспечить порядка и сохранить государство. На последнем этапе борьбу вели кандидаты в диктаторы: от олигархов – Гней Помпей, от популяров – Гай Юлий Цезарь. Гражданская война закончилась победой диктатора от народной партии. В отличие от Суллы, Цезарь не вводил проскрипций, широко амнистировал своих противников, проводил политику национального примирения. За свой демократизм и гуманизм он поплатился собственной жизнью, став жертвой коварного покушения.

Историки согласны с тем, что римская демократия к I веку до н.э. себя изжила, и что обширное государство могла поддержать только сильная и авторитетная центральная власть. Державшаяся в основном на страхе и терроре власть олигархического диктатора такую стабильность долго поддерживать не могла. Опиравшаяся на поддержку большинства среднего класса, на правосудие, на обаяние имени Цезаря, власть его преемника – Октавиана Августа, оказалась прочной. Фактически упразднив республику и перейдя к монархии, она обеспечила для Римского государства и для большинства его народа условия процветания ("золотой век Августа").

Римскому патриоту, обогащенному горьким опытом гражданских войн, было ясно, что Цезаря и Августа надо поддерживать, Суллу – терпеть, а с Брутами и Кассиями – надо бороться.

Какой урок из истории извлекут русские патриоты? Желают ли они появления русского Цезаря или готовы удовлетвориться каким-нибудь "русским Марием" для расправы над партийными врагами? Ждут ли они национального вождя или просто "полевого командира".

Роль личности в истории по-прежнему остается решающей. Ум, воля, притягательная сила вождя сообщает энергию массам. Справедливо в свое время говорил Наполеон: Не македонская фаланга дошла до Индии, но Александр, не пунийцы держали в страхе Рим, но Ганнибал, не римские легионы завоевали Галлию, но Цезарь. Массы поднимаются за одними личностями вождей против других, - как и показывают вышеприведенные примеры. В отсутствии такой личности вождя вопрос: за кого подвизаемся? – остается без ответа. И это побуждает к сдержанности и осторожности поведения.