Лепилы

– Я  йе-ха-ла  до-мой… –  баритонисто и протяжно напевал Серафим,  отбрасывая тыльной стороной ладони, упавшие  на лицо, локоны. Волосы мешали, и, устав с ними бороться, он накрутил их на вилку и заколол на макушке. Ангел ловко орудовал скалкой, под которой крутился лепесток пельменного теста, принимая форму идеального круга,  – душа …была… полна-а-а… –  театрально декламировал он, посыпая столешницу мукой и кидая тончайшие лепёшки своему помощнику.

Напротив Верховного, на жёстком стуле сидел Демон. Он ловил белые кружочки, сосредоточенно погружал чайную  ложечку в  грибной фарш и, отмерив нужную дозу, аккуратно размещал её  в центре идеально раскатанного, прозрачного  теста. Относясь к своей работе ответственно, Чернокрылый не спеша  опускал кончики пальцев в воду со льдом и склеивал концы, придавая законченный вид пельменю… Готовый продукт он бросал на ледяной противень, зависший рядом с ним. На плече Чёрного Ангела, на подстеленном хозяином чёрном же крыле, спал рыжий Васька.

Периодически кот вздрагивал во сне, дёргал то крыльями, то лапами, а пару раз и вообще упал на стол, но быстро взлетал на своё, уютное, место. Глаз котёнок не открывал и не заботился об испачканных  мукой рыжих крыльях.

 – Почему грибы вместо мяса? – решил уточнить Чернокрылый, поглядывая на весёлого повара с зачехлёнными, в марлю, белыми крыльями, –  с мясом-то вкуснее.

 – Завязал я с мясом, дружище! И... Пост ведь…  – укоризненно добавил Серафим, – грей воду, Чернокрылый! Уже фарш кончается, сейчас буду накрывать на стол.

Демон щёлкнул пальцами в сторону огромной плиты, и, под блестящей кастрюлей с водой послушно загорелось ровное пламя.

– Крышкой накрой, тока без фокусов… - ворчливо командовал Серафим, –  а то  железо портится, от твоих вибраций.

Чернокрылый покорно выполнял все команды. Приглашение «на пельмени», причём на его, демонской территории, он принял неохотно, просто знал: если Серафим задумал что-то, отвертеться было невозможно. И Чёрный Ангел терпел командный голос, и нудные романсы сегодняшнего шеф-повара.

–  Зачем людям власть? – неожиданно спросил Демон, бережно стряхивая с крыльев Васьки муку,  – почему они так стремятся к ней, к любой… начиная с детского сада и кончая местом на кладбище?

 –  Ну, положим, место на кладбище им не важно, это уже атрибуты для оставшихся, на память… –   отряхивая руки от муки, добродушно ответил Серафим, - Ты лаврушку в воду кинул? Посолил?

–  Кинул, посолил.  Ведь все инструкции, –  продолжал Демон,  – давно спущены от нас, с Небес, в Священных Книгах Судеб. Ну, согласись,  мы же старались: знамения, явления…  Что ещё надо людям, чтобы принять и уверовать? Мы всё подробно расписали – кто, за что и как с этим бороться. Читают же! Обсуждают и спорят. А предстают  перед нами и как двоечники на экзамене - не знал, забыл, не читал, попутал.

Серафим, не допев очередного куплета, раздражённо встал, и, постукивая скалкой по мраморной плите стола, протрубил:

–  Да сколько можно, Чернокрылый! Ну, ты вечно! Вечно всё портишь! – он резко выдернул вилку из заколотых волос, и они упали ярким золотом на плечи,  – Я же готовился, пельмени задумал и воплотил. Думал в шашки, по рюмашке хлопнем, глядя на вселенную. С Васькой в салочки поиграем, говорить-писать поучим: мы-не-рабы-рабы-не-мы, а ты - всё про грустное!

–  Мгновения их краткой жизни, – не вникая и не откликаясь на возмущения  Верховного, продолжал Демон, – не написанные письма друзьям, не доцелованные любимые, не забитые мячи в их ворота, их  же  сыновьями…

Он взяв двумя пальцами тонкий, раскатанный Серафимом листок теста и сжал его в руке, превратив в мятый комок.

–  И заметь!  – Серафим недовольно вырвал комок теста из рук Демона и стал повторно раскатывать его, –  ведь минутное упоение сомнительным превосходством, над себе подобными, навсегда меняет перспективу действительно Вечной  жизни, для их Души!

  –  Что-то мы упускаем,  Шестикрылый… Ну не может быть, чтобы так враждебно, к себе же, относиться. Чего-то мы не понимаем. Мотивы их поступков, пренебрежение  Царствием Небесным - походя, словно играючи.

–  Я не очень понимаю, о чём ты?  –  Серафим замер со скалкой, в испачканной мукой, руке, – не  ве-ле-но всему  человечеству, жить по нашим с тобой правилам, разве ты не знаешь? Иначе, в чём разница? Всеобщей благодати не должно хватать на всех. Зачем ты со мной об этом говоришь? Тебе марксистов не хватает?

Или они уже покаялись все? И отреклись? Готовы, ко мне взлететь? После твоих душеспасительных бесед, «с пристрастием»? Вот хотел же тихо посидеть, так с тобой – никогда не выходит!

 – Я о том, чем рискуют эти люди. И всё равно: нескончаемый поток желающих властвовать, врать и судить. Распоряжаться чужими жизнями, губя свою, Вечную. И шагают, давя всё лучшее в себе, дарованное им Отцом! Идут по вязкой дороге, вымощенной  страданиями, загубленных ими же: любимых, друзей, да и врагов. Скрипят изношенными сердцами и хлюпают кровавой печенью, распирающей их нутро от жадности.

– Красочно, –  заметил Серафим, наконец улыбнувшись, –  тебе бы Книги писать. Или опять Пелевина начитался?

Верховный отмахнулся от Демона, осыпая свою белоснежную спецовку облаком муки. Он брезгливо осмотрел свои одежды, отряхнулся и стал аккуратно снимать чехлы с белоснежных крыльев, предварительно сдув, мощным выдохом, муку со стола. Мрамор стал идеально чист, и в его отполированной глади отразились грустное лицо Демона, золотистый контур Серафима и хрустальный штоф ледяной водки.

– Зачем-то ведь даровал Отец людям желание побеждать и властвовать. Значит так надо, –  сказал Серафим,  подошёл к кастрюле, поднял крышку и проверил воду на кипение, –   метафизическая химия,  проблема выбора Пути, –  перечислял повар, помешивая в такт словам кипящую воду, - а если бы не было у человеков этих искушений, то и ты бы, Чернокрылый, коротал время в одиночестве. Чем бы ты занимался? Маялся от тоски со своими низверженными, и провожал взглядом косяки праведников, летящих в мою обитель? Никакого разнообразия! Ты с уксусом или с соевым соусом?

Демон согласно кивнул головой.

–  Провожал бы, а мы с тобой и есть - провожатые. Строим препятствия и испытания, толкаем на праведный Путь. Я - искушая, а ты - увещевая и убеждая. А люди нет, чтобы поумнеть и насторожиться, нет - прут во всю «дурь», на амбразуру порока, ко мне.
 –  Так и что тебя не устраивает? Многочисленность или маловдумчивость многочисленных? – подавив смех, поддел гостя Верховный, –  водку подними. Серафим достал белоснежную, накрахмаленную скатерть, и, встряхнув, профессионально накрыл всю столешницу, не ошибившись и в сантиметре. Отобрав у Демона штоф, он водрузил его на место и добавил: «Хватит твоих пессимистических размышлений. Ставь рюмки».

Не получив ответов на терзавшие его вопросы, Демон решил не злить Верховного и перевёл тему разговора на приятную, для шеф-повара. Обсудили, выпили, погоревали о судьбах взорвавшейся Африки, посмотрели новый фильм об очередном погружении упрямого человека, на самое глубокое дно океана и, съев все пельмени, стали учить Ваську говорить. А он ленился, несмотря на солидный уже возраст. В полгода уже должен - и болтать, и бегло читать, а не мяукать мыслями что-то невнятное.

 – Хо-ро-шо ко-тя-там се-лё-доч-ку гло-дать, – наставительно повторял Серафим, глядя в зелёные Васькины глаза, – какой-то он ленивый у тебя, Чернокрылый. А ведь породистый! Я все документы проверил.

–  Вот подрастёт, подстроится под нас с тобой и будет такие речи нести! Ещё на голову сядет и станет Главным, – Чёрный Ангел рассмеялся и схватил Ваську за шкирку. Подняв его выше головы и глядя в очумелые кошачьи глаза, он начал декламировать всё, что сам нашёптывал людям в минуты, когда их мятущиеся души искали ответы на вопросы, и ответы эти волновали и самого падшего… Но,  Небеса молчали. Существовал Закон и Порядок. И на страже его - стоял Шестикрылый Серафим, в числе многих.

 – Почему люди врут? Почему люди не летают? –  кричал, развеселившийся, то ли от водки, то ли от безответственности, низвергнутый когда-то, Ангел, –  я понял! Физическая зависимость. Как человеческий всемирный закон тяготения. Яблоко всегда упадёт.  И можно подумать об этом. Но, его можно сорвать и съесть. И не открыть Закон.

Серафим решительно встал, собрал грязные тарелки и выбросил в пропасть. Водки ещё немного оставалось. Подняв штоф и посмотрев на свет через хрусталь, он вернул бутыль на место. Пригодится.

–  Всё. Я ушёл. Вечер не удался, подожду другого раза. Хоть в шашки выиграл! Как же ты выводишь меня, Чернокрылый! Ведь всё вроде и проговорено и расписано, так ведь нет! Каждый раз, хоть в бане, хоть в Суде, вопросики у тебя - матькаться грех… Всё чего-то спрашиваешь, бубнишь под нос, покоя меня лишаешь!– Серафим оттолкнулся от тверди демонской и рванул ввысь, невнятно причитая на лету.

Чернокрылый вздохнул и, проводив взглядом Шестикрылого, отметил, что к Земле летит новый, не записанный в Книгу, метеорит: «Громадный,  – подумал он,  – надо бы людей подготовить. Только Шестикрылый опять подумает, что я всё за людей».

Он снова вздохнул, и достал из складок плаща книгу Пелевина. Раскрыв, на недочитанной странице, углубился в чтение, а Васька хотел что-то сказать Демону про метеорит,  но  передумал и стал вылизываться, вытянув заднюю лапу выше маленькой рыжей головы.