Константин Ремчуков: Борьба за признание

 Нематериалистический взгляд на природу ускорения политического развития России в последние месяцы

Рисунок Вадима Мисюка 

Обычно изменения в обществе, в том числе и революционные, объясняются противоречиями в сфере материального производства, то есть в экономике. Этот экономический детерминизм восходит к марксистской традиции, к концепции диалектики производственных сил и производственных отношений. Маркс объяснял прогресс снятием противоречий, возникающих в этих отношениях, тогда производительные силы не могут развиваться в тесной оболочке и происходит замена производственных отношений, то есть революция.

Мне кажется, что экономический детерминизм не описывает полностью политических проблем, с которыми сталкивается Россия сегодня. Если исходить из концепции Маркса, то скорее всего Владимир Путин подошел к президентским выборам с вполне приемлемыми экономическими достижениями. На фоне других стран Россия относительно безболезненно прошла фазу глобального кризиса. И не случайно Путин настойчиво отмечает разнообразные показатели роста. Он указывает на рост промышленного производства в 4,7%, подчеркивая, что это четвертый результат в мире. Говорит о росте ВВП. Или о том, что государственный долг России в пределах 11% – самый низкий в мире, в то время как в США он превысил объем ВВП. Постоянно отмечаются низкий уровень безработицы и рост социальных расходов в кризисные годы.

Цифрами подтверждена социальная поддержка уязвимых слоев общества. В контексте выборов это главный электорат Путина. Мы знаем, во сколько раз увеличились пенсии, во сколько раз увеличились социальные пособия и т.д. Исходя из марксистской теории, у Путина эти риски в начале 2012 года были минимальны. И тем не менее что-то пошло не так.

У власти есть способ обеспечить стабильность. Именно к этой категории апеллируют сторонники власти, правда никогда не давая точного и внятного определения, что такое стабильность в их понимании. В нашем же понимании стабильность предполагает способность власти понимать проблемы, которые возникают в обществе, и не давать проблемам из-за их нерешенности превращаться в противоречия. Единственный способ решать проблемы, озвученные на Болотной площади и на проспекте Сахарова, – осознать природу интернет-среды, осознать, что скакнувшие вперед ее ценности нельзя называть утопическими. В этом и есть особенность нынешнего этапа развития российской цивилизации. На Западе за столетия созрели собственные представления каждого конкретного общества о добре и зле, о демократии и авторитаризме, о свободах. Всего лишь 50 лет назад во многих американских ресторанах и кафе висела табличка Whites only, «Только для белых», а сегодня страны, которые находятся по уровню социально-экономического и политического развития еще дальше, чем США пятидесятилетней давности, не могут позволить себе такую табличку. Потому что ценность расового равенства стала универсальной, общемировой. И Россия должна понять, что с развитием интернет-среды она вынуждена будет утверждать у себя стандарты, которые являются общепризнанными во всех ведущих западных демократиях.

К сожалению или к радости, времени на историческое освоение этих ценностей нашим народом и, что самое главное – нашими привычными темпами, нет. В этом ключевое последствие интернационализации информационной среды. Если недавно можно было говорить о том, что наше общество не созрело до доминирующих на Западе стандартов политических прав и свобод, то сегодня такие аргументы интернет-средой не воспринимаются. Сегодня вряд ли можно предложить обществу концепцию суверенной демократии с усечением естественных прав граждан на свободный выбор. Диффузия ценностей среднего класса в мультимедийной среде происходит невиданными темпами. 

Здесь, мне кажется, и кроется искусство политики после 4 марта. Сможет ли власть осознать нюансы формирования новой среды, состоящей из конкретных людей? Сможет ли осознать, что ценности новой среды – это универсальные ценности, которые не должны игнорироваться или подвергаться обструкции. Наоборот, они должны быть по большому счету распространены на все общество. И как можно скорее.

Если это случится, это будет один сценарий. Сценарий конструктивной работы по повышению легитимности собственной власти на путях решения проблем, в том числе и этой интернет-среды.

Но может быть и другой сценарий. По которому власть не вступает в диалог со средой на том основании, что не видит там лидеров и вожаков традиционного типа. В новой среде вожди митингов не тождественны настоящим вождям; вождем митинга можно назначить, вождем среды назначить нельзя. Власти надо самой суметь сформулировать проблемы и противоречия, волнующие среду, чтобы она смогла разрешить их. Сторонники власти, самые консервативные, говорят мне: «Да с кем там разговаривать? Вы же сами говорите, что у них нет вожаков. Как же мы можем решить их проблемы, когда они не в состоянии их артикулировать?» В этом и есть смысл и трудность решения нелинейной задачи.

От власти требуется способность вычленить главное, чего хочет новая среда.

К примеру, аналитики, близкие к Кремлю, говоря о так называемом креативном классе, указывают, что он в прошлом году заплатил всего 0,3% налогов, и поэтому у власти есть не просто основания не считаться с такой социальной группой, но власть даже может игнорировать ее. Тут таится методологическая ошибка. Идеи новой среды разделяют, по опросам социологов, около половины россиян. Получается: с одной стороны, непропорциональность экономического вклада в общественное благо, а с другой стороны, духовная созвучность, казалось бы, маргинальных людей настроениям почти половины граждан страны.

Есть у них лидеры или нет, надо признать: в России появилась и быстро развивается влиятельная с точки зрения формирования общественных оценок и общественных настроений среда. И будущее страны напрямую зависит от способности общества инкорпорировать ценности этой среды в свою повседневную политическую практику.

Независимая Газета ©