У-у-у!...

У-у-у-у!...

«Ты бес, ты умалишенный, ты схоласт, ты иллюстрация не пойми чего, и вообще, ты – армянин!»

Это все – обо мне.

Что их так заводит?

То, что кто-то находит блох в их курчавых представлениях. Или убогих чувствах.

Наконец, находится деловитый малый, помысливший: «Лучше бы тебе заткнуться!».

Этот и выключает мою пластинку –  у него на то власть.

Последнее обидно, и я выхожу из толерантности и из себя.

Некогда один древний мудрец сказал, обращаясь к собравшимся вокруг него горожанам: «Самое лучшее было бы повесить всех вас на площади, оставив этот город для малолетних!»

Теперь я понимаю, что сочувствую не горожанам, а ему.

Зеленую травку Парка затаптывает стадо интеллектуальных баранов.

Бараны везде, в массовках и на трибуне, в партере, глубине сцены и в президиуме. Каждый второй – баран выдающийся,  ловко владеющий стадным «бе» и «ме». Все носятся с мозгом, как с невозможной и единственной драгоценностью; никто не вспоминает об ущербности чувства, несостоявшейся любви друг к другу. Большинство преуспело в среднем и высшем образовании, некоторые в высочайшем академизме. Последние задают тон, выделяют и задвигают, порицают и награждают всем известной Лентой.

Когда мне, умалишенному, пришло в голову, что знание-понимание это еще не все, что в отсутствие Бога в голове наука в кои веки становится мракобесием вроде средневекового, только зеркальным, тут же это и случилось: высокой властью Парка я был задвинут, лишен прогулки, определен в камеру-одиночку с зеркалом,  любоваться самим собой. На родимом месте в Ленте закрасовалось нечто важное для человечества - статейка о преимуществах регулярного секса.

Что это – трусость, интеллектуальное убожество?

Бери больше: идеология!

Стадный инстинкт, возведенный в энную степень то ли целесообразности, то ли научности.

Делать нечего, остается уйти.

…Вот, ухожу.

Оглядываясь, вижу себя волком, очень даже полезным для стадной санитарии, чтобы потрепать мнящего,  урезонить блеющего, покусывать того и того за нетвердое место, которое он мнит своей руководящей драгоценностью. Кое-кого избавить от блох, остричь.

Кто ты такой, чтобы стричь?

Это не ко мне, этого я не знаю. Вижу себя этой самой серой скотинкой, и все.

Да видно не судьба.

Что остается?

Вот – тюрьма-камера, вот – незадачливый я; вот – зарешеченное окошко, а в нем Луна.

У-у-у-у!...