Пойми эмиграцию — поймешь Россию

Принято считать, что люди в России стали выходить на улицы, потому что у них после 12 лет правления Путина лопнуло терпение. Это не совсем так. Той России, которая вышла на Болотную, 12 лет назад просто не существовало.

Один мой итальянский приятель — интеллектуал, знаток искусства, гастроном — как-то признался, что очень любит ездить в старые итальянские кварталы американских городов. В Маленькой Италии какого-нибудь Чикаго он видит Италию своих дедов или даже прадедов, Италию, которой давно не существует даже в Калабрии и которую он знает лишь по черно-былым лентам классиков неореализма.

Известно, что эмиграция, как в янтаре, сохраняет язык и культуру того времени, когда эмигранты покинули свою страну. Поскольку перемены в себе и в тех, кого видишь каждый день, почти невозможно заметить, иногда полезно изучать эмигрантов из своей страны.

Сегодняшняя Россия такую возможность имеет. В 1970-е годы, а затем в начале 1990-х в США, Канаде, Израиле и других странах образовались русскоговорящие общины. Эмиграция тех лет представляла собой довольно широкий срез российского общества. Уезжали как простые советские инженеры, так и яркие представители интеллигенции, как высокообразованные люди, так и вполне себе пролетарии. Изучая их идеологию и взгляд на мир, можно многое понять о том, какой была Россия при коммунизме и во время распада СССР и почему в постсоветской России получилось то, что получилось.

Казалось бы, выехав из серого, репрессивного и глубоко нетерпимого к индивидуальностям СССР, мы, бывшие советские граждане, начнем усиленно набирать в легкие пьянящий воздух свободы. Что хиппи, бунтари и нонконформисты в наших новых странах привлекут наши симпатии. Что, подвергаясь дискриминации в брежневском СССР по пресловутому «пятому пункту», мы, советские евреи, будем горячо сопереживать американским неграм в их борьбе за равные права или сочувствовать израильским арабам.

Ничего подобного. В Америке наши симпатии сразу же оказались на стороне правых, антилиберальных и — по какой-то патологической логике — антииммиграционных сил. Нам не нравились те, кто отличался от нашего шаблона «типичного американца», почерпнутого из стихотворения Маршака «Мистер Твистер». Мы люто ненавидели тех, кто раскачивает лодку. И ненавидим до сих пор. Русскоговорящая община в США большинством, превосходящим 80 процентов, голосовала за Буша-младшего и собрала еще больше голосов против Обамы.

В Израиле горячие антиарабские чувства наших бывших соотечественников широко известны. Там возникла партия «Наш дом — Израиль» Авигдора Либермана, одного из самых правых политиков в западном мире со времен разгрома Гитлера. Идеологическое правение израильского общества и его отход от демократических ценностей если и не были целиком обусловлены алией из бывшего СССР, то во всяком случае приезд бывших советских граждан этому сильно поспособствовал.

Да что Либерман. Наши диссидентские лидеры того времени были в большинстве своем антилиберальны, начиная с ведущего оппозиционера, Солженицына. Все свои почти два десятилетия в Америке он постоянно проклинал либеральную демократию и указывал американцам на ее дефекты. Либералами не являются и другие крупные фигуры того времени: ни Натан Щаранский, ни Владимир Буковский.

Глубокая антилиберальная направленность российского общества сыграла роковую роль при распаде СССР. Антилиберализм всегда был силен в Центральной и Восточной Европе, и, как показывает сегодня пример Венгрии, он там все еще жив. Но там были элиты, которые понимали либеральную демократию — тот же Гавел и «Хартия 77» в Чехословакии или интеллектуалы, группировавшиеся вокруг «Солидарности» в Польше.

В России же их было крайне мало или практически не было. А какими были советские люди, хорошо понимаешь, вникнув немного в нашу иммигрантскую идеологию, которая прекрасно за эти 40 лет сохранилась. Что удивительного в том, что Солженицын в последние годы стал апологетом путинского режима?

Сегодня на Болотную выходят те самые либеральные демократы, которых в стране не нашлось 20 лет назад. Они требуют того, чего россияне начала 1990-х требовать просто не могли: открытости, честности, ответственности власти. Независимых судов и равенства всех граждан перед законом. Горизонтали вместо вертикали, и общественных и политических институтов вместо ручного управления.

Либеральные демократы идут в одной колонне с националистами и коммунистами, потому что знают, что если в стране будет открытая либерально-демократическая политическая система, то радикальные движения станут, как везде в мире, уделом маргиналов.

Но появление либеральных демократов было тоже скорее объективным явлением. При всех пороках путинского режима он, в отличие от коммунизма, не лез в личную сферу и сравнительно мало, по сравнению с СССР, занимался социальной инженерией. В результате российское общество стало внутренне свободным, раскованным, а внешне стало крайне современным, таким, каким является общество в богатых развитых странах. Главным образом, общество перестало быть однородным: появилось огромное количество различных классов, прослоек, социальных групп и субкультур. По этническому составу и смешению культур Россия быстро догоняет США, страну иммигрантов. Больше того, российское общество продолжает дробиться и постепенно становится обществом индивидуумов, а не групп или классов. На сегодняшний день единственной политической системой, позволяющей столь разнородным сегментам общества сосуществовать и совместно процветать и дающей всем членам общества возможность политического самовыражения в рамках закона, является либеральная демократия.