А судьи кто?

75 лет назад в Нюрнберге прошел исторический военный суд над нацистским руководством. Историк Борис Соколов напоминает, что со стороны обвинения в трибунале парадоксальным образом участвовали представители советской номенклатуры, замешанные в тех же преступлениях, за которые осудили нацистов, а также объясняет, какой прецедент был создан в Нюрнберге для будущих международных трибуналов, пишет Инсайдер.



Нюрнбергский процесс над главными нацистскими военным преступниками, начавшийся 20 ноября 1945 года, и сегодня, 75 лет спустя, остается предметом дискуссий во всем мире. «Суд народов» критикуют за то, что он был «судом победителей», на котором побежденным инкриминировали то, что победителям сходило с рук. А среди четырех держав-победительниц — США, Великобритании, Советского Союза и Франции, сформировавших коллегию обвинителей и судей Международного военного трибунала, — СССР не только не имел никакого отношения к свободе и демократии, но и был повинен в тех же преступлениях, за которые судили нацистских лидеров. Это, дескать, делало нелегитимным весь процесс. Неслучайно же победители договорились перед началом Нюрнберга, что там не будут рассматриваться преступления, совершенные союзниками, и затрагиваться темы, компрометирующие их: в частности, советско-германские договоры 1939 года и секретные протоколы к ним.

Член Международного военного трибунала от СССР Иона Никитченко в 30-е годы поднаторел на фальсификации политических процессов, будучи заместителем печально знаменитого Председателя Военной коллегии Верховного Суда СССР Василия Ульриха. В частности, он был членом судебной коллегии, вынесшей смертные приговоры на процессе «Объединенного троцкистско-зиновьевского центра» Григорию Зиновьеву, Льву Каменеву и другим лидерам антисталинской оппозиции. Как член судебной коллегии Никитченко приговорил к смерти бывшего члена Политбюро Яна Рудзутака, а как председатель коллегии — видного советского востоковеда академика Александра Самойловича, обвиненного в шпионаже в пользу Японии и пантюркизме.

Самойловича приговорили к смерти на процессе, который длился… ровно 15 минут (на Рудзутака Ульрих с Никитченко потратили 20 минут). На его совести много и других невинно осужденных и впоследствии реабилитированных. Комиссия ЦК КПСС по установлению причин массовых репрессий в докладе Президиуму ЦК накануне XX съезда партии особо отметила, что «Военная коллегия Верховного Суда СССР дошла до вынесения приговоров по телеграфу… Никитченко (ныне генерал-майор в отставке), возглавляя выездную сессию на Дальнем Востоке, не видя дел и обвиняемых, вынес по телеграфу 102 приговора. Тот же Никитченко, находясь на Дальнем Востоке, не только не вскрывал проводившуюся там органами НКВД массовую фальсификацию дел, но, наоборот, всячески потворствовал этой фальсификации и способствовал ее внедрению в работу аппарата НКВД. В Управлении НКВД по Дальневосточному краю существовала продуманная система „подготовки“ арестованных к заседаниям Военной Коллегии, о чем было известно Никитченко, поощрявшему эту преступную практику».

Процессы Рудзутака и Самойловича длились 15–20 минут

Привыкший к «скорострельной юстиции», Иона Тимофеевич и в Нюрнберге предлагал долго не рассусоливать и провести суд в ускоренном темпе, без соблюдения процессуальных формальностей. Между прочим, когда писатель Марк Солонин утверждает, что лучше было бы составить «список главных нацистских преступников, применительно к которым должна быть немедленно после установления личности применена смертная казнь», он во многом уподобляется Никитченко. Но Международный военный трибунал был все же не Военной коллегией Верховного суда СССР, в нем преобладали представители западных держав, и они ускоренное правосудие отвергли, понимая, что создают прецедент осуждения за государственные преступления на века.

Под стать Никитченко был и главный советский обвинитель в Нюрнберге Роман Руденко, будущий генеральный прокурор СССР. В период Большого террора он был прокурором Донецкой, а с 1938 года — Сталинской областей. В этом качестве Руденко входил в состав «особой тройки», осуществлявшей в ускоренном порядке производство по массовым операциям НКВД, в том числе и по «немецкой» и другим операциям по «национальным контингентам», в рамках которых репрессировали граждан СССР неблагонадежных национальностей (немцев, поляков, латышей, финнов и т. д.). Украинский исследователь Константин Богуславский, основываясь на архиве СБУ, установил, что в рамках так называемой кулацкой операции по печально знаменитому приказу НКВД №00447 Руденко осудил к расстрелу 9801 человека, а в рамках операций по «национальным контингентам» (приказ № 00606) — еще около 2500 человек. При многих расстрелах Руденко присутствовал лично.


Роман Руденко в Нюрнберге

Что ж, до Адольфа Эйхмана Руденко, конечно, не дотягивает, но на фоне нацистских палачей рангом пониже выглядит вполне достойно. Кстати сказать, операции по «национальным контингентам», в ходе которых было расстреляно около 250 тыс. человек (больше всего — поляков, немцев и латышей, все жертвы были реабилитированы) — это как раз то, что впоследствии, в том числе на основе материалов Нюрнбергского процесса, было определено как геноцид, то есть уничтожение и иные репрессии против людей, проводимые на основе их принадлежности к определенной национальности или расе.

Другое преступление, также подпадающее под позднейшее определение геноцида, — расстрел НКВД весной 1940 года польских офицеров и гражданских лиц в Катыни и других местах. Все это советские обвинители и судьи во время Нюрнбергского процесса безуспешно пытались списать на нацистов.

Нацистам также пытались приписать некоторые другие обнаруженные на оккупированных территориях массовые захоронения, где в действительности были погребены жертвы НКВД.

Недаром по свидетельству тюремного психолога Густава Гилберта, тесно общавшегося с подсудимыми в Нюрнберге, Геринг увидел в Руденко родственную душу:

Этот Руденко нервничал больше меня, это точно. Хо-хо! Но он допустил ошибку, когда я сумел вставить, что русские пригнали в Советский Союз 1 680 000 поляков и украинцев. Вместо того чтобы сказать: „Мы не собираемся выслушивать здесь ваши обвинения“, он сказал: „Вам не дано право приводить здесь в качестве примера советские акции“. Именно „акции“, он так и сказал. Хо-хо! Спорить могу, старина Сталин прислал ему по этому поводу такую телеграмму, что не дай ему Бог! Он наверняка проговорился. Еще один удар я ему нанес, когда он спросил меня, почему это я не отказался подчиняться приказам Гитлера. Я ответил: „Тогда мне сегодня не пришлось бы печься о своем здоровье“. Это технический термин диктаторского государства, означающий ликвидацию. Он-то уж понял меня.

В общем, если бы Нюрнбергский процесс действительно расследовал все преступления, связанные со Второй мировой войной, включая подготовку к ней (а сталинский Большой террор был одним из элементов такой подготовки), то советские судья и обвинитель могли бы плавно переместиться на скамью подсудимых и отнюдь не чувствовали бы себя там чужими, быстро найдя общий язык с другими ее обитателями.

Если бы Нюрнбергский процесс расследовал ВСЕ преступления Второй мировой, то советские судья и обвинитель оказались бы на скамье подсудимых

Означает ли все вышесказанное, что из-за присущих Нюрнбергскому процессу серьезных недостатков его результаты подлежат ревизии? Ни в коем случае. Всемирно-историческое значение Нюрнбергского процесса заключается в том, что он впервые признал преступным подготовку и ведение агрессивных войн, ввел важнейшую категорию преступлений против человечества, значительная часть которых, и в первую очередь холокост, были впоследствии признаны геноцидом. Нюрнбергский процесс также расширил и упорядочил понятие военных преступлений и ввел ответственность за них как исполнителей, так и тех, кто отдавал преступные приказы. Такого рода приказ больше не освобождал исполнителей от ответственности. Кроме того, было введено понятие преступной организации на государственном уровне, распространявшееся, в частности, на Национал-социалистическую партию и СС.

В дальнейшем опыт Нюрнберга нашел свое применение при создании международных трибуналов по расследованию преступлений, совершенных во время вооруженных конфликтов в бывшей Югославии, а также геноцидов в Руанде, Сьерра-Леоне и Либерии. Не говоря уж о том, что на основании решений, принятых на Нюрнбергском процессе, в дальнейшем были осуждены многие нацистские преступники рангом пониже, включая того же Эйхмана.

Путин понимает уроки Нюрнберга по-своему. В обращении к участникам проводимого в Москве международного форума «Уроки Нюрнберга» он сослался на вынесенный месяцем ранее приговор Солецкого районного суда Новгородской области, признавший геноцидом массовые казни, осуществленные нацистами близ деревни Жестяная Горка, и в связи с этим заявил: «Выводы Нюрнберга и сегодня актуальны… Мы постоянно обращаемся к урокам Нюрнбергского трибунала, понимаем их важность для отстаивания истин исторической памяти, для того чтобы доказательно, аргументированно противостоять намеренным искажениям и фальсификации событий Второй мировой войны, особенно — бессовестным, лживым попыткам реабилитации и даже героизации нацистских преступников и их пособников».



Но актуализация здесь довольно странная. Фактически Путин вводит понятие «геноцид советского народа», под который можно подвести практически любые акции немцев и подчиненных им вспомогательных полицейских формирований из местных уроженцев, включая карательные акции против партизан или расстрел заложников, когда людей убивали отнюдь не из-за их принадлежности к определенной расе или национальности. Судя по высказываниям некоторых российских историков, под «геноцид советского народа» собираются подвести вообще все жертвы мирного населения, в том числе и на неоккупированных территориях, а также жертвы блокады Ленинграда и германских бомбардировок.

Но вот о холокосте как о реальном геноциде Второй мировой войны Путин не упомянул ни разу. Размывание понятия геноцида понадобилось ему для того, чтобы сплотить россиян на почве памяти о геноциде, подобно тому, как память о холокосте сплачивает евреев во всем мире, а память о геноциде 1915 года — армян. Заодно появляется возможность подавать иски к Германии и постсоветским государствам от имени родственников тех, кто, будучи гражданским лицом, погиб в годы войны. Постсоветские государства собираются сделать объектами исков потому, что уроженцы этих стран служили в германских карательных отрядах. Правда, в той же мере в них служили и уроженцы России, но о них Путин предпочитает не вспоминать.

Разумеется, шансы на удовлетворение подобных исков нулевые, поскольку Германия все возможные выплаты жертвам нацизма уже произвела, а нынешние постсоветские государства никакой правосубъектностью в период 1941–1945 годов не обладали. Но в пропагандистском плане подобные иски призваны будут нейтрализовать предъявляемые претензии со стороны стран Балтии и некоторых других постсоветских государств к России как к правопреемнице СССР за ущерб, нанесенный репрессиями и советской оккупацией. А заодно память о «геноциде советского народа» призвана приглушить память о сталинских преступлениях, в том числе и о реальных фактах геноцида, включая Катынь, операции НКВД по «национальным контингентам» и депортации «наказанных народов».