Кто-то теряет, а кто-то находит

Я сидела на поваленном бревне, недалеко от дороги. Склон сопки в этом месте после крутого подъёма становился пологим, но упрямо уходил вверх, надеясь стать настоящей горой. Я сидела и мучилась одним вопросом: «Какого чёрта???».

Я никогда до этого не ездила с коллегами собирать грибы. Ни-ког-да! Я вообще не люблю что-то делать хором. И вот на тебе!!!

Наш начальник обожал приказом создавать творческие группы, а потом мучительно разбирался со склоками серпентария единомышленников. Я в нашем архитектурном бюро занимала свою нишу. Поскольку ландшафтный дизайн был удовольствием хоть и новомодным, но отнюдь не дешёвым, у меня как у дипломированного специалиста и художника конкурентов не было, зато было достаточно работоспособных помощников. Хотите получить чудовищную эклектику – наймите двух дизайнеров, а лучше трёх. И вам очень повезёт, если они рассорятся на уровне проектирования, а не реализации своих взаимоисключающих идей.

И чего я вдруг «рассуропилась», откуда эта блажь, это желание поближе узнать коллектив в неформальной обстановке? Общения не хватало? Вот сиди теперь и общайся с корявым бревном и со своей ногой, которую подвернула так неудачно. Сети на этом участке трассы не было, да и звонить мне было некому.

Арендованный профсоюзом автобус должен был забрать всех только вечером, а как мне потом добираться до травмпункта и до квартиры было совершенно непонятно. Моя единственная моторизированная подруга укатила с сыном на моря. Тётка, обожаемая Симочка, развеселить, пожалуй, могла, но не в этом случае. Разволнуется, раскричится, что я совсем не берегу себя, расплачется… И придётся, чего доброго, вызывать ей скорую, и ухаживать за нею, забыв о своей ноге.

Ладно, до приёмного покоя больницы я могу доехать на такси. А там, как карта ляжет: в крайнем случае поеду к Симе, она хоть накормит и напоит.

Нет, ты скажи, дура малахольная, чего ты не знала о своих коллегах за десять лет работы? Ты их на корпоративах не видела? Ты чего-то такого о них не понимала, без чего жить не могла? Не знала, что главной непроходимой дурой считается секретарша Люся, которая всё понимает буквально? Тоже мне открытие!

Накануне Никита, водитель нашего шефа, «врун, болтун и хохотун» в одном флаконе, доверительно поведал Люсе, что в лес лучше всего идти в зелёном длинном плаще или камуфляжной накидке. Тогда, по версии Никиты, грибы не видят в тебе человека и не прячутся. Скажите, какой нормальный человек в это поверит? Только наша Люсинда! Она не только плащ зелёный надела, она тени зелёные щедро наложила на верхние веки, и ногти выкрасила в цвет газонной травки. Её бледная кожа истинной блондинки тут же приобрела нездоровый зелёный оттенок, будто она уже отравилась ещё не собранными грибами. А шнурки, которые она «познакомила с зелёнкой» в «профилактических целях»? Шутка так себе, но для Люси это просто интеллектуальный прорыв. Или у неё появилась ироничная подруга, что вряд ли.

Машины по шоссе мчались почти непрерывно. Смятая газета, подхваченная потоком ветра из-под колёс, втягивалась в невидимую воздушную воронку, поднимаясь вверх, стремясь в зенит, потом планировала какое-то время в свободном полёте и, едва коснувшись земли, опять, кружась, взмывала ввысь.

Вот так и я, подхваченная очередным мужем, взмываю на вершину семейного счастья, думая, что обрела того самого, единственного. Затем неизбежно следует разочарование и расставание. Правда, в свободном полёте я нахожусь между замужествами всё дольше и дольше. Умнею, наверное. За спиной три брака, а кроме головокружения и вспомнить нечего.

Мои сослуживцы продолжали добросовестно прочёсывать три ближайшие сопки. Но грибы два часа назад перестали быть главной целью их слаженных поисков. Причина была уважительная. Грузная главбухша с такой же корпулентной заместительницей поначалу отстали от отряда грибников, а потом и вовсе исчезли. Кто всполошился первым, история умалчивает, но наш профсоюзный лидер и в рабочее время профессиональный бездельник, Дмитрий Константинович неожиданно проявил чудеса в области организации поисков, разделив всех на три команды (по числу сопок, на которых могли оказаться наши дамы). Он подробно проинструктировал, как, по его мнению, нужно прочёсывать пересечённую местность, чтобы найти заблудившегося человека.

- Гертруда Павловна-а-а-а!

- Мария Львовна-а-а-а!

«Спасатели» кричали то с трёх сторон сразу, то наступала блаженная тишина, наполненная шорохом листвы и пением птиц, тишина, согретая августовским ласковым солнцем. Чистый от туч и облаков горизонт обещал хорошую погоду, что не могло не радовать в последние деньки короткого северного лета. Вот только моя нога ныла всё сильнее…

Нужно заметить, что изначально место для сбора грибов выбрали грамотно. Три сопки с одной стороны имели довольно удобный выход на дорогу, а со всех остальных сторон упирались в болотную топь и открытые окна чёрной воды. Вроде и деться некуда, но тётки никак не желали находиться. Хотя, если они оказались в низине между сопками, то крики с разных сторон только сбивали их с толку, и они могли метаться на небольшом пяточке, реагирую то на зов одного отряда, то на крики другого.

Судя по обследуемой площади, все три группы должны были встретиться в середине не сегодня. Конечно, разумнее было бы вызвать специально обученных людей, вот только связи в этом месте не было, а снарядить кого-нибудь с телефоном в сторону города наш профсоюзный тактик и стратег пока не догадался.

Солнце поднялось высоко, и мне стало припекать спину. Я сняла свитер, который надела утром под ветровку, передвинулась в тень, а ногу уложила, на импровизированный шерстяной валик, который получился из этого самого свитера. Обустроив таким образом свой «пункт ожидания», я стала хуже видеть дорогу, но зато можно было облокотится на толстый ствол старой берёзы, за которую собственно и зацепилось моё бревно-скамейка. Из рюкзачка, поставленного рядом с корзинкой, я извлекла бутылку минеральной воды и сделала небольшой глоток.  Воду следовало поберечь. Мало ли что. Я оглянулась, надеясь увидеть какие-нибудь ягоды.

Один из моих бывших мужей, страстный любитель отдыха «на зелёнке», как он называл наши вылазки в лес, научил меня утолять жажду в лесу вороникой. Потом я вычитала, что эта ягода оказывает положительное влияние на нервную систему. Собственно, поэтому я и не убила Игорёшу, хотя было за что. Но, о бывших мужьях, как о покойниках, или хорошо, или ничего. Так вот об этом любителе «зелёнки», нечего даже подумать, не то что сказать, дай Бог здоровья его печени.

Воронику я не обнаружила, зато прямо за берёзой сверкнули влажные и блестящие шляпки маслят. Целая семейка только и ждала, когда я её замечу. Вот это везуха.  Забыв про ногу, я схватилась было за нож. Попробовала подняться, но на отёкшую ногу опираться не стоило, а скакать на одной ножке среди корней деревьев и камней, прячущихся в траве, было опасно. Я сползла с бревна, встала на колени и поползла.

Рядом с первой семейкой оказалась вторая. Облазив все проплешины и кустики вокруг берёзы, я за полчаса набрала полную корзинку отборных, с крепкими бело-жёлтыми ножками масляток.  «Малюсенькие я замариную целиком и буду подавать только на самые-самые праздники, как деликатес», - мечтала я, не обращая внимание на позеленевшие на коленках джинсы и жёлтые кроссовки, ставшие жёлто-зелёными. Я бережно накрыла свою добычу цветастым ситцевым платком, закрепив его под плетёным ободком корзины, чтобы не возбуждать зависть коллег. Поставила это богатство в тенёчек на холодную землю и вытянула разболевшуюся ногу с чувством выполненного долга!

Облокотившись на берёзу, я, видимо, задремала под монотонный гул проносящихся мимо сопки машин.

- Снежана Алексеевна, - крик почти над самым ухом не только разбудил меня, но и напугал.

- А? Что? Нашли Гертруду-то?

- Гертруду Павловну пока не нашли, - укоризненным тоном поправил меня ДэКа (именно так звали в коллективе за глаза нашего лидера пассивного профсоюзного движения). – Вы же как никто должны знать, что фамильярность у нас не поощряется.

- Почему это «я, как никто» и зачем вы меня разбудили, господин хороший? – чуть охрипшим голосом спросила я.

- Вы же руководите отдельной креативной группой, а значит являетесь административной единицей.

- Во-первых, мы не на работе, а в лесу, где политесы неуместны. Во-вторых, я нахожусь в законном отпуске, а потому имею право чувствовать себя не «единицей», а вполне себе живым человеком, которого бесцеремонно разбудили зачем-то. Чего вы молчите? Была веская причина меня будить?

- Я подумал, что вы тоже потерялись.

- Ушла с вывихнутой ногой? Уползла как Маресьев, по-пластунски? В мирное-то время? Я ногу повредила, если вы заметили, а не голову, Дмитрий Константинович.

- Я хотел сказать, что на поляне, тут недалеко, женщины кашеварят, так может вам помочь дойти, проголодались небось? – существенно изменив тон, запел ДэКа, карманный «авангард движения рабочих и служащих за свои права».

- Нет. На крайний случай у меня есть шоколадка. Не стоит беспокоить ногу, она и так болит.

- Вольному воля, Снежана Сергеевна, - закивал головой и поспешил было ретироваться он, но мой вопрос догнал его, как камень из рогатки хулигана:

- Не пора ли уже вызвать МЧС, а не заниматься самодеятельностью?

- Тут же телефоны не работают. И потом, куда им деваться, найдём, сами непременно найдём наших коллег, - заученной скороговоркой ответил мой собеседник и не ушёл, а буквально убежал…

- Ну-ну, - пробормотала я, чувствуя во всей этой истории какой-то подвох.

Мне вдруг показалось, что ситуация эта, когда все подчиняются, очень уж нравилась Диме, от которого в конторе никогда ничего не зависело. О нём вспоминали перед праздниками и при получении сотрудниками редких и незначительных травм на производстве. Он вечно ко всем приставал, собирал кому-то на что-то деньги, составлял какие-то списки… «Димка-невидимка», «ДеКа», «пиво только членам профсоюза», - как только не называли этого по-бабьи суетливого перед начальством человечка, имевшего вполне себе очевидные внешние признаки самца. Тут он вдруг обрёл командирский голос, он контролировал перемещение поисковых групп, он отвечал за жизни людей и лавры победителя должны были достаться тоже ему. Впрочем, с лаврами он явно не спешил, он хотел бесконечно длить эту ситуацию, где он командир на белом коне.

Да, я могла, конечно, ошибаться, но…

Следующий час я провела в полудрёме, убаюканная шуршанием листвы и опьянённая кислородным коктейлем смешанного леса.

Бравый отряд ищущих и непременно обрящущих коллег, спаянных «одной цепью и целью» приближался к моему логову. Вялое выкрикивание имён, громкие пререкания между собой, хруст сухих веток под ногами, хихиканье и лёгкий матерок надвигались на меня волной. Но отряд протопал от меня в метре и не заметил моего присутствия.

- Нет, они так никого не найдут, - проговорила я вслух, глядя в спины отважным искателям. – Интересно, на сколько их ещё хватит?

Беленькая «Нива», притормозив, съехала на обочину. Водитель, молодой мужчина, выскочил, забыв закрыть дверцу и у ближайшего куста решился облегчить свой мочевой пузырь. Мои коллеги быстро засекли «писающего мальчика», раздалось нарочито громкое «ой» и дружный гогот, обративший бедолагу-водителя в бегство.

Резвятся ребятки, весело им. Средний возраст сотрудников был в районе сорока пяти лет, но на вольном воздухе, опьянённые отсутствием начальства и семей, они вдруг ощутили энтузиазм щенков, сорвавшихся со шлеек. Послезавтра на работе все будут охать и стонать, жаловаться на боли в ногах и пояснице, но это же будет потом, а пока час расплаты не настал и кровь, бродившая в жилах, ошибочно казалось им молодым вином.

Мне вдруг стало пронзительно грустно. Замечали, как особенно горько плачется, когда за стеной у кого-то праздник, где тебе нет места?

Нет, меня по жизни не тяготило одиночество. Скорее наоборот, оно меня умиротворяло и бодрило одновременно. Тётя Муся, утешая меня после очередного крушения бумажного кораблика семейной жизни, говорила: «Один раз замуж выходят только ленивые. Я там была пять раз, так что у тебя всё впереди!» А ещё она была уверена, что настоящая любовь приходит сразу, в одно мгновение. «Ты вдруг отчётливо понимаешь, что это твой человек», - говорила она. «Никаких розовых очков, видишь все недостатки, все несовершенства, но принимаешь как продолжение достоинств», - говорила она. Так она любила своего последнего мужа, а он её. Жаль, что недолго. Смерть ведь приходит даже к самым любимым и любящим.

 Муся считала, что только в редчайшем удачном браке женщина расцветает. Обычно лучшие наши качества после штампа в паспорте блекнут и стираются. Ну как, скажите, можно оставаться нежной и загадочной, пробежав после работы по магазинам, приперев домой полные сумки, приготовив ужин, перегладив бельё и наведя порядок в спальне и местах общего пользования? А хочется ведь и масочку сделать для волос, и ванночку для усталых ног, и смыть дневной макияж и побаловать кожу лица питательным кремом… А тут муж требует внимания и куска мяса с жареной картошкой, и твоё невинное кокетство, которое ещё вчера его умиляло, сегодня раздражает. И ты уже поняла, что твой прынц не тянет даже на пажа и что королевой рядом с таким тебе никогда не стать, потому что он отвёл тебе роль няньки и служанки, что в плане супружеского долга он просто банкрот…

Мы же когда встречаемся, старательно изображаем желаемый партнёру идеал, но, устав ежедневно напрягаться, снимаем маски, едва перешагнув порог семейной жизни, ещё в коридоре, ещё толком не начав строить эту самую семью.

И ведь в первую очередь раздражают мелочи: незакрученный тюбик зубной пасты, волоски в раковине после бритья, бряканье ложечкой о стенки чашки, грязные носки, засунутые под кресло, ежеутренний поиск ключей... Потом оказывается, что он на работе вкалывает, а я дурака валяю, что любая дура умеет сажать лютики цветочки безо всякого высшего образования…

 Помню, как в детстве я безответно влюбилась на даче в соседского мальчика. Мне он казался взрослым и невероятно красивым. И однажды меня послали с утра пораньше за молоком, а он возвращался с утренней пробежки. Мне навстречу в лучах восходящего солнца бежал золотой юный Бог. Он приближался неотвратимо, как судьба… и от него вдруг пахнуло таким ядрёным потом, что я буквально услышала звон разбитой хрустальной любви-мечты. Принц с запахом коня – это было то ещё откровение. Быр-р-р.

Нога ныла всё сильнее. Я с дуру сняла кроссовки, но скоро поняла, что надеть обувь на отёкшую ногу вряд ли смогу. Осталось поднять травмированную конечность повыше, опереться пяткой на ствол берёзы и надеяться на чудо.

Ну почему, почему я не осталась дома? Последняя неделя отпуска: гуляй, спи, окна помой, если уж такой зуд в заднице… Но поездка с коллегами, по которым ты ни разу не скучала, в сопки за грибами – это же верх идиотизма. Наверное, я не очень хороший человек. Вот, например, я не умею дружить по месту работы. Люди в коллективе как-то сходятся, врастают друг в друга взаимной симпатией… Мне это мешает, потому что вопросы начинают решаться не по принципу целесообразности, а с учётом дружеских интересов. Это объективно вредит делу. Но чем больше вредит, тем крепче дружба! Тем очевиднее её доказательства! Бред какой-то.

 А ещё я никогда не работаю с поставщиками, которые меня хоть раз подвели. Я не могу им доверять. Продолжая работать с ними, я поощряю их разгильдяйство и даю им право держать меня в состоянии стресса. Уже не они обслуживают мой проект, а я обязана создавать проекты, чтобы обеспечить их заработком. Вот эту подмену приоритетов я наблюдаю сплошь и рядом. И чем меньше человек имеет право на особое к себе отношение, тем яростнее он этого требует, тем он безапелляционнее и агрессивнее.

Время будто остановилось. Даже машины по трассе стали ездить реже и медленнее. Я достала бесполезный смартфон, ещё раз убедилась, что сети нет и что до приезда автобуса более пяти часов.

И чего это я, такая умная, позволила руководить собой боли в ноге и Димке-невидимке? Почему вдруг поплыла по течению? Это же совсем не мой вид спорта!

Хватит сидеть. Пора отсюда выбираться, вызывать спасателей, и давно уже пора найти этих двух куриц, заблудившихся в трёх соснах или сопках. А что? Доползу на коленках до дороги. Кто-нибудь точно ведь остановится! Ну хоть кто-нибудь!

 Кто-нибудь? Нет, кто-нибудь не вариант: извращенцев и психов разного рода в последнее время всё больше. Перспектива быть убитой и изнасилованной вонючими ублюдками мне совсем не улыбалась. Да, мне уже за тридцать, и я таки не девочка. Но одно дело по взаимной симпатии в человеческих условиях и с тем, кого сама выбрала, и совсем другое… Фу, даже думать гадко, ну просто до тошноты…

Голоса опять стали приближаться:

- Гертрудапална-а-а-а-а-а…

- Марильвовна-а-а-а-а-а..

Вот интересно, когда начнётся бунт на корабле? Когда мои дорогие коллеги поймут, что ДеКа, оседлав командирского конька-горбунка, не слезет с него до прихода автобуса, а то ещё и останется с добровольцами до утра!

- Сидите? - раздалось за спиной. – Чего это вы, Снежана Алексеевна, ногу так задрали?

- Угадайте с трёх раз, Дмитрий Константинович! И, пользуясь случаем, я вас официально предупреждаю, что, если с моей ногой что-то случится из-за несвоевременно оказанной медицинской помощи, если, не дай Бог, не найдутся наши бухгалтера, я подам на вас в суд. Свидетелей у меня будет до самого причинного места, так что не отвертитесь. А ну стоять! Я вас не отпускала! Вы сейчас же отправитесь к дороге, остановите машину с водителем-женщиной, запишите её данные, номер машины и отправите меня в травмпукт. Вам всё понятно?

- Снежана Алексеевна, голубушка, да вам, как видно, голову напекло. Если бы у вас был перелом или хоть какой-то вывих, вы бы давно орали как резанная.

- А вы что, врач? Или у вас рентген в глаз вмонтирован? Или степень повреждения вы умеете определять по долготе и громкости крика?  Ну так я сейчас крикну специально для вас, эскулап хренов.

Я набрала побольше воздуха и закричала во всю силу своих лёгких. Я орала так, что у меня самой заложило уши. От сопки напротив к нам вернулось громкое эхо, разбилось на несколько отголосков и побежало, затихая, между сопками.

Визг тормозов на дороге вывел ДеКа из ступора, и он торопливо стал спускаться к остановившейся машине, которую я видеть не могла из-за своей дурацкой позы.

- Эй. мужик, кто у вас тут кричал?

- Да тут женщина, это самое, ну вы понимаете… Проезжайте, мы сами всё утрясём… это она, так сказать, из вредности. Погорячилась, значит. Может, я, конечно, это самое…

- Пойдём глянем, Док. Кира, придержи этого болтуна и расспроси с пристрастием. Не нравится он мне, - голос был низким, его можно было бы назвать бархатным, когда бы не начальственные нотки, отдававшие отрезвляющим металлом.

Я вдруг отчётливо поняла, какой должны быть дорожки на территории загородного дома моего последнего заказчика. Он настаивал на граните с металлической окантовкой камней. Видел где-то и ему понравилось. Мы так и сделаем, но между плиток оставим полоски для бархатного тёмно-зелёного мха. Это будет бомба!

Между тем ко мне приближались двое. Один светловолосый здоровяк (то ли спортсмен, то ли бандит), а другой смуглый, темноволосый и худой, в интеллигентных тонких очках.

- Ну и как нас зовут? – поинтересовался, блеснув очками, худой. Он присел рядом со мной на корточки и очень серьёзно посмотрел в глаза.

- Как зовут вас, не имею понятия, а меня – Снежана Алексеевна. Мы тут всей конторой за грибами приехали, - поспешила добавить я, чтобы эти бандиты понимали: в случае чего, свидетели будут.

Здоровяк хмыкнул, словно прочёл мои мысли, и они его позабавили. Он был опасен, поэтому я старалась на него не смотреть.

- А что у нас с ногой? – продолжал задавать свои вопросы худой, потирая, словно согревая, крупные и ухоженные кисти рук.

- Попала ногой между двух камней и неловко как-то повернула, вот теперь стопа отекла и ноет.

- Ну-ка, ну-ка? – он стремительно поднялся, бесцеремонно снял и бросил мой носок, подвернул брючину, в результате чего моя раздутая и синеющая конечность предстала во всём своём безобразии.

- Витя, чемоданчик мой принеси, - крикнул Док обернувшись. Затем он перевёл взгляд на здоровяка. – Значит, мы сделаем так: ты, Плюшевый, садись на бревно и бери Алексеевну на руки, чтобы у неё была опора для спины, а нога пусть так и будет высоко.

Меня легко подняли, и после твёрдого, корявого бревна я очутилась в тёплом и уютном живом «кресле», в котором совершенно не могла пошевелится, да и, честно говоря, не хотела.

- Хорошо зафиксированный больной в анестезии не нуждается? – грустно пошутила я, хотя была твёрдо уверена, что больно мне не сделают.

- Ты слышал? Алексеевна у нас тут Андрея Кнышева цитирует, причём абсолютно к месту. Присмотрись…

Договорить ему помешал ещё один здоровяк, притащивший синий саквояж с логотипом спортивного клуба «Атлант». Славился этот клуб в нашем городе крутыми качалками, финской баней и бесплатными спортивными секциями для детей.  

Значит, эти ребята не бандиты, что меня, безусловно, радовало.

- Василич, я здесь нужен?

- Да, мой юный друг, девушку придется перенести в машину и собрать все её вещи.

Надо понимать, в этом клубе отчества были предпочтительней имён. Нарочито «колхозная» манера обращения меня почему-то не раздражала. Или всё-таки раздражала? Я не успела ещё проанализировать свои ощущения, как на мою ногу плеснули из ампулы чем-то холодным, и Док лёгким привычным движением размазал «это» по всей открытой поверхности ноги.

- Холодно, - поделилась я своими впечатлениями.

- Заморозка, - интимным полушёпотом сообщило мне в ухо живое кресло.

Док тем временем ощупал лодыжку, потерявшую чувствительность к боли. Потом он сделал укол в область сустава и ловко наложил фиксирующую повязку.

- А вы доктор? – задала я самый дурацкий из возможных вопросов. На самом деле я хотела узнать, умеет ли он так же легко и быстро принимать роды, но вовремя одумалась.

- Да, Алексеевна, снайперское попадание! Приз в студию! - заржал Док.

- Не обижайся, он шутит, - пророкотало живое кресло.

- Значит так, барышня, - совсем другим, официальным тоном продолжил мой спаситель, - перелома точно нет, разрыва связок, думаю, тоже, а вот серьёзное растяжение налицо. Поэтому сегодня и завтра ноге нужен максимальный покой, ну и ещё три дня я бы не рекомендовал вам беспокоить голеностоп. Дома есть кому ухаживать?

- Я могу попросить тётю, правда она старенькая, но шустрая.

- Понятно. Сегодня мы вас до кровати доставим, а утром я загляну и посмотрю суставчик подробнее, когда спадёт отёк. Ну вот. Можно нести пациента в машину. Устрой её там, Плюшевый, на маты, но так, чтобы она не скатывалась на поворотах.

- Корзинка и свитер твои? – спросило моё тёплое кресло, бесцеремонно переходя на «ты».

- Мои. А ещё рюкзачок,  кроссовки… и доктор куда-то бросил мой носок.

- Слышал, Витя, собирай давай вещички и тащи в автобус.

Меня так же легко и бережно подняли сильные руки, прижали к широкой груди, обтянутой белой футболкой.

- Обними меня за шею и не ёрзай, а то мне спуск плохо видно, - приказал Плюшевый.

Я обхватила его руками за мощную шею и почувствовала травянистый запах мыла, запах хорошего дезодоранта, который почему-то не заметила в самом начале, но главным был запах чистого здорового тела. Это сочетание оказалось для меня совершенно , и я потеряла дар речи.

- От тебя так пахнет, - сказал вдруг он, горячо выдыхая в мою макушку. От затылка по спине и ниже побежали мурашки.  Моё естество капитулировало, не начав сопротивляться, и было согласно на любое вмешательство в личную жизнь. Но чем от меня могло пахнуть? Я вдруг запаниковала. Не обнюхивать же в такой момент собственные подмышки? А вдруг он издевается?

- Любишь запах пота и грибов? – решила я пойти ва-банк и расставить  все точки над и.

- От тебя пахнет мылом и моей женщиной.

- В смысле?

- В том смысле, что, если у тебя в активе завалялся недоразведённый муж или какой воздыхатель, самое время от него избавиться.

- Шутник. Сам, небось, женат и дома семеро по лавкам? - я затаила дыхание, боясь положительного ответа, как конца света.

- Не угадала. Полгода как разведён. Детей нет. Но от тебя точно будут, потому что я старомоден и верю в любовь с первого взгляда.

- Или с первого запаха, - почему-то выпалила я и смутилась.

- Я ж говорю: моя женщина.

- Плюшевый – это фамилия? – решила я сменить тему разговора.

- Нет. Меня Мишкой зовут. И я добрый. Для своих.

После каждой короткой фразы и даже после каждого слова он ставил жирные точки. Мужская основательность и сила ощущались в этой манере говорить настолько, что я окончательно и бесповоротно пропала.

Мы оказались у микроавтобуса, где Док, как мальчишку, отчитывал ДеКа. Мне определённо нравилась эта мизансцена.

Нога больше не болела, меня держал в своих надёжных объятиях хорошо пахнущий мужчина и это впервые было так волнительно, что я готова была расплакаться от счастья.

- Кстати, как зовут женщин, которых вы так долго и бестолково ищете? - поинтересовался водитель микроавтобуса.

- Гертруда, эта самая, Падловна, ну то есть, Павловна, конечно, - лепетал наш Дима, - и Мария, как её там, Львовна…

- ГэПэ и эМ, эЛ. Что-то похожее я совсем недавно видел. Витя, сгоняй вон к тем берёзкам и прочитай, что там на асфальте написано поперёк дороги.

ДеКа как-то ссутулился, скукожился на глазах, словно мяч, из которого стравили воздух. Повисла тишина.

Я продолжала вдыхать пьянящий запах, исходивший от Плюшевого Мишки и мысленно перебирала всё, что у меня есть в холодильнике для приготовления романтического ужина. В том, что такой ужин будет, сомнений никаких не возникало. Миша незаметно для других нежно прикладывался губами к моему виску, к шее, и даже коснулся кончиком языка мочки уха, от чего кровь побежала у меня по жилам быстро и горячо, а голова закружилась, как от бокала хорошего шампанского.

Виктор, как мне показалось, вернулся очень быстро и нисколько при этом не запыхался.

- Мужики, там куском красного кирпича крупно написано: «Мы уехали в город на попутке». И стоят точно те инициалы. Вот, я даже сфоткал

ДеКа так низко опустил голову и так покраснел, что мы поняли, он всё знал, он читал эту «записку» на асфальте, но как же велико было искушение воспользоваться ситуацией и покомандывать всласть людьми, которые так долго его не замечали и не ценили.

Все мгновенно всё поняли.  И тут до нас стали отчётливо доноситься голоса людей, которые уже несколько часов напрасно утюжили сопку и выкрикивали имена «потеряшек».

Хохот накрыл меня, как цунами накрывает маленький островок в океане. Миша вторил мне раскатистым басом. Сквозь слёзы я видела, как согнулся пополам длинный и худой Док, как закинув головы ржут Кира и Витя. Одному Димке-невидимке было совсем невесело, наверное, он уже мысленно писал заявление об уходе по собственному желанию.