Почему в России доля государственного бизнеса растёт, а в Казахстане сокращается

На модерации Отложенный

Фонд, который не лопнет

 

Kamran Jebreili/AP

 

В эти дни в Казахстане происходит событие из тех, что довольно редки в последнее время на пространстве бывшего Советского Союза. Пока в Пекине церемониально заседают лидеры стран БРИКС, в Астане собрались финансовые менеджеры, под управлением которых находится более $5 трлн, что в четыре раза превышает ВВП Российской Федерации, рассчитанный по текущим рыночным ценам (по данным World Economic Outlook Database, апрельl 2017 года).

 

Я имею в виду Международный форум так называемых суверенных инвестиционных фондов, который объединяет 32 финансовые организации из 31 страны, созданные их правительствами для инвестирования средств, рассматривающихся как резервные.

Появившись на Ближнем Востоке ещё в 1950 годы, суверенные фонды стали особенно популярным инструментом инвестирования в 1980-1990 годы, когда многие правительства приняли решения о создании действующих на рыночных основах корпораций, которые могли бы на долгосрочной основе вкладывать средства, получаемые страной от экспорта сырьевых ресурсов (как в Норвегии, Саудовской Аравии или ОАЭ) или промышленных товаров (в случае Китая, Кореи или Сингапура).

В России аналогами таких структур можно считать Резервный фонд и Фонд национального благосостояния, однако делать это следует с некоторыми оговорками.

Во-первых, их средства не инвестировались в инструменты фондового рынка ни в России, ни за рубежом, и, во-вторых, ни один проект, который был профинансирован из ФНБ, пока ещё не обеспечил возвратности вложенных средств.

 

 

В Казахстане до последнего времени наблюдалась отчасти схожая ситуация»: учреждённый правительством фонд «Самрук-Казына» выступал скорее холдингом, владеющим долями в крупнейших национальных компаниях, чем полноценной инвестиционной корпорацией.

Между тем проведение сессии Международного форума суверенных фондов в Астане не следует недооценивать. В организацию входят четыре из десяти крупнейших суверенных фондов в мире – Abu Dhabi Investment Authority, China Investment Corporation, Kuwait Investment Authority и Qatar Investment Authority. Один только прирост активов этой четвёрки с июня 2015 по июнь 2017 года составляет $236 млрд, что в 2,5 раза превышает суммарный размер Резервного фонда и Фонда национального благосостояния РФ по состоянию на 1 августа этого года, в то время как капитализация всеx казахстанских публичных компаний оценивается сегодня не более чем в $40-45 млрд.

 

Поэтому сам по себе финансовый форум отражает, в том числе, стремление властей республики не столько выгодно вложить собственные средства, сколько вовлечь иностранцев в реализуемые на своей территории инвестиционные проекты – что сегодня, на мой взгляд, куда более актуально для постсоветских стран.

Кроме того, мероприятие в Астане проходит на фоне серьёзной перестройки всей деятельности суверенных фондов: по итогам прошлого года отмечено рекордное снижение их активности – на 14% по числу сделок и на 16% по объёму вложений; крупнейшие государственные инвесторы пересматривают ориентиры и ищут новые рынки.

Казахстанские хозяева нынешнего саммита успели к нему подготовиться: само решение о проведении сессии Форума суверенных фондов в Астане было принято в 2015 году, вскоре после того как в «Самрук-Казыне» начали разрабатывать план реформы, ориентированной на ускоренную приватизацию казахстанских госкомпаний. Сегодня уже можно подвести некоторые итоги преобразований – и по многим направлениям они выглядят вполне обнадёживающими.

Прежде всего, реформа помогла уйти от традиционной, «министерской», системы управления.

Было создано единое казначейство, через которое проводится финансирование контролируемых фондом госкомпаний; введена единая электронная система закупок, независимая от руководителей каждой из корпораций; начат активный вывод непрофильных активов. Первая мера принесла около $175 млн., вторая – порядка $550 млн. Оптимизировав свои расходы, фонд сэкономил почти $450 млн, и всё это менее чем за два года.

По российским меркам деньги, может быть, и не гигантские, но представьте, какие выгоды могла бы принести независимая площадка по закупкам товаров и услуг для «Газпрома», Ростеха, Роснефти и РЖД. Соответственно, выросла чистая прибыль холдинга – в 2015 году на 30%, а в 2016-м – ещё на 90%.

За два с небольшим года число организаций, контролируемых «Самрук-Казыной», сократилось с более чем 600 до 360 (к концу этого года должно остаться всего около 300), а рыночная стоимость управляемых компанией активов увеличилась с $40,3 до $66,7 млрд.

Поэтому «смотрины» в Астане выглядят своевременными: согласно планам властей, уже к 2020 году доля государства в управляемых фондом компаниях должна снизиться с 51-100% до 15-20%.

В программу приватизации на 2018-2020 годы включены «КазМунайГаз», Air Astana, «Казпочта», «Казтелеком» «Казатомпром», и даже Казахстанские железные дороги («Казакстан Темiр Жолы»).

Стремясь не отгораживаться от «враждебного» мира, а интегрироваться в глобальную экономику, казахстанский инвестиционный фонд стал одним из главных агентов по привлечению в страну иностранных менеджеров, которыми должны быть усилены советы директоров всех подконтрольных компаний. При этом советы усиливаются не «единственными и незаменимыми» партнёрами типа господина Шрёдера, а профессионалами: в совет директоров «Казакстан Темiр Жолы» пришел бывший глава Fraport немец В.Бендер; в «Самрук-Энерго» – А.Стёрзель, экс-руководитель подразделения германского энергетического гиганта RWE на Ближнем Востоке, и Х.Велез бывший глава операций испанской ENDESA в Латинской Америке.

Пусть и с некоторой натяжкой, но можно сказать, что за четыре года в Казахстане прошли значительную часть того пути, который, например, у малазийского суверенного фонда Khazanah и сингапурского Temasek занял пару десятилетий.

Всё это влияет и на отношение к «Самрук-Казыне» (по итогам прошлого года Форум суверенных фондов оценил его высшим баллом по прозрачности: 10 из 10 возможных), и к Казахстану в целом (за последние два года республика поднялась с 51-го на 35-е место среди 190 стран в рейтинге Всемирного банка по легкости ведения бизнеса).

На мой взгляд, именно политика правительства Казахстана в сфере приватизации и привлечения в страну иностранного бизнеса выгодно оттеняет нашего южного соседа от большинства стран бывшего СССР.

Несмотря на сложную ситуацию, которая складывается сейчас на развивающихся рынках, казахстанская экономика представляется удачным местом для инвестиций.

Хотя она остаётся пока преимущественно сырьевой, но отличается заметным динамизмом: с 1990 по 2016 годы добыча цветных металлов выросла в 2,4 раза, газа – в 3,1 ра-за, нефти – в 3,2 раза, а, например, урана – в 15 раз (в России эти показатели за прошедшие годы практически не изменились).

Достигнуть таких результатов помогли именно частные и иностранные инвесторы: если в России доля государственного бизнеса растёт, то в Казахстане сокращается – по состоянию на конец 2015 года частные компании с международным участием обеспечивают более 60% добычи нефти и более 50% добычи урановых руд.

Казахстанская экономика во многом похожа на российскую по своей структуре, но она всё более серьёзно отличается по характеру своей организации и устанавливаемым правительством ориентирам.

В отличие от России, Казахстан умело выстраивает стратегию крупной, но региональной державы.

За последние годы он подписал новое Соглашение о расширенном партнёрстве и сотрудничестве с ЕС взамен СПС 1995 года; активно строит транзитные пути из Китая на Кавказ через Достык и Актау и даже изучает вместе с японскими инвесторами возможность сооружения моста через Каспий (в России в это время грезят о «скоростном железнодорожном коридоре» Китай-Европа); работает с инвесторами из исламских стран и позиционирует себя как часть тюркоязычного мира.

Поэтому столь логично появление в Астане представителей суверенных инвестфондов из Китая, Кореи, Малайзии и Сингапура, с одной стороны, и Азербайджана, Турции, Ирана, Кувейта, Катара, ОАЭ и Омана с другой. В новых геополитических условиях, когда Афганистан и Пакистан остаются нестабильными странами, а Россия практически ничего не предпринимает для совершенствования своей инфраструктуры, уникальное положение Казахстана позволяет ему стать своего рода «мостом» между Китаем, с одной стороной и Кавказом, Ближним Востоком и Южной Европой, с другой.

Страна, которую в Москве привыкли считать неискоренимо советской, постепенно находит своё собственное место в современном мире.

Мне казалось и кажется, что нам следует внимательнее относиться к казахстанскому опыту – как в сфере приватизации и трансформации государственных компаний, повышения их экономической эффективности, так и в более широком смысле с точки зрения поиска новых партнёров и более активной интеграции в глобальную экономику. В последнее время наши соседи не прикрываются ни «несвоевременностью» приватизации в условиях низких цен на сырьё, ни геополитическими рисками – они последовательно встраивают свою страну в меняющийся мир, понимая, что этому тренду в XXI веке нет привлекательной альтернативы.