Приморские партизаны как проявление кризиса российского этатизма

Прецедент «приморских партизан» не может считаться частным явлением, в общественной жизни России - это  явление системного характера, что доказывается широким резонансом и во многом общероссийской общественной поддержкой их действий.

Это очень тревожный факт  Если такое действие получило значительную общественную поддержку, то этот факт говорит о  духовно-нравственном кризисе социума, и о наступающей катастрофе всей российской государственной системы.

Руководство РФ часто обвиняют в «проедании советского наследства». Одним из проявлений такого «проедания» является эксплуатация современной российской властью доставшегося ей в наследство кредита общественного доверия. Этатизм, стремление к главенствующей роли государства во всех сторонах общественной жизни, является традиционной чертой российского общественного сознания. Насаждаемые в России либеральные идейно-политические антиэтатистские воззрения, предусматривающие миниминизацию роли государства в социально-экономической жизни, не принимаются и отторгаются российским общественным сознанием.

При этом государство, в общественном представлении, должно быть гарантом соблюдения в обществе морально-этических норм и служить  идее справедливости.

Государство для граждан России - есть ценность по определению. Доверие по отношению государству, но при этом требовательность к нему, является одним из базовых составляющих русского менталитета. Эта черта русского национального сознания сохраняется и она особенно ненавистна представителям либерального лагеря, в том числе в госаппарате..

Но когда государство перестает быть в глазах граждан достойным исполнителем делегируемых ему патерналистских функций, то он чувствует себя обманутым и протестует. А когда ранее обожествляемая «власть» окончательно делегитимизируется, а его статусные представители приобретают осознаваемый статус врагов, тогда «мир рушится», наступает «духовный Рагнарек», «крах мироздания», «вселенская катастрофа».

И тогда речь уже не идет не просто о протесте — речь идет уже о суициде, в широком понимании термина, проявляющемуся в разных формах, общим для которых является стремление не конструктивному изменению ситуации, а к ликвидации фрустрирующего фактора любыми средствами, вплоть до социального или реального самоубийства. Другого выхода индивид уже не видит, ибо надежды на бытийственный позитив у него уже нет. К подобному «протесту отчаяния» можно отнести и деятельность «приморских партизан», и даже массовый расстрел людей милицейским майором Евсюковым (то же явление, но с обратным знаком).

В последнее двадцатилетие в России наблюдалось резкое снижение средней продолжительности жизни. Наблюдается эпидемия ранних смертей мужчин в возрасте 58 — 59 лет. При этом уходят внешне вполне благополучные, социально состоявшиеся люди. Ранние смерти в этом случае являются следствием не низкого уровня жизни, а постоянного негативного психологического тонуса и скрытого стресса, что тоже можно считать своеобразным протестом против окружающей действительности. Явлением «духовной смерти» являются многочисленные случаи алкоголизма госчиновников и «придворных» журналистов. Для многих людей, у которых еще существует совесть и внутренний нравственный кодекс, само участие в работе государственного аппарата современной России является фрустрирующим фактором, приводящим к личностной деструкции.

В резком снижении продолжительности жизни в России повинны, помимо прочего, и ценностная дезориентация, разрушение нравственно-аксиоматических структур, смыслового поля, системы духовных координат, отсутствие духовного наполнения индивидуального и общественного бытия.

 Девальвация в обществе нравственных ценностей приводит к резкому нарастанию различных агрессивных проявлений. Недостаток духовных ценностей является одним примеров дефиницитарной мотивации агрессии, обуславливаемой трудностями или даже невозможностью индивида интеллектуально решать личные конкретные проблемы экзистенциального плана.

Как отмечал еще Бердяев, у русских особые запросы к экзистенции, они в отличии от западного обывателя, в моральных оценках апеллируют не к социально-правовой системе своего государства, а к высшему, надгосударственному, надмирному, — с определенными оговорками, — божественному вечному миропорядку, дающему человеку и обществу нравственно-моральный кодекс. То есть понятие государства для русского сознания в той или иной мере является формой священного. Десакрализация государства автоматически сакрализирует борьбу против него.

В прежние времена понятия «Отчизна», «Родина» были ценностно значимы и неразрывно связаны с понятиями «государство», «справедливость», «закон».

Крах коммунизма как «катастрофа универсума» воспринимался в 1991 году сравнительно немногими. Большая часть населения России, несмотря на все ужасы начала 90-х, жила надеждой на создание «новой России» и восстановление «нормальной жизни». К концу 90-х эти надежды практически исчезли, но кризис ельцинской России был частично компенсирован определенными позитивными тенденциями начального периода путинского президентства.

Путин в начале своего правления воспринимался чуть ли не как «мессия-спаситель», но придание ему мессианского статуса было жестом общественного отчаяния. Но в последние годы, надежды на «мессию» из общественного сознания исчезают и, похоже, уже навсегда. Харизматический лидер, каким в начале был Путин (а мог быть и генерал Лебедь), уже вряд ли появится. В целом надежды на возрождение также почти исчезли, девальвируется и исчезает само ценностное наполнение понятия «государство Россия».

Эти процессы, как результат тотального экономико-социально-политического кризиса, являются также и следствием целенаправленной идеологической политики властей, сознательно уничтожавшего идейно-ценностное наполнение общественной жизни и стремящихся искусственно создать вместо русских «нацию россиян»:

Но новый российский обыватель, «россиянцем» не стал. Он стал «социальным кадавром»: озлобленным пессимистичным субъектом без ценностей и идеалов, в том числе и без «искусственно-оптимистических» идеалов западного «общества потребления».

Курс современных российских властей на опошление, примитивизацию и формализацию, можно даже сказать, гламуризацию всех идейно-этических аспектов общественной жизни России, привел только к дальнейшей аксиоматической дезориентации населения и к разрастанию самых различных социально-фрустрационных явлений. Своей идеологической политикой власть хоронит сама себя.

Сейчас уже можно наблюдать, как для многих, очень и очень многих «россиянцев» традиционный царистско-советский «высший» этатистско-аксиоматический миропорядок не только исчезает, но и меняет знак на обратный. Россия и «цивилизованный мир» в целом становятся «царством Антихриста», примерно тем, чем для старообрядцев начала 18-го века была Россия Петра I. Ощущение, тотальной катастрофы, «конца света», Апокалипсиса в современной России становится уже обыденным социально-психологическим явлением. И если старообрядцы протестовали против «царства антихриста» путем самосожжения, то «приморские партизаны» выбрали путь вооруженной борьбы.

Православная религия и определяемые ею этико-поведенческие нормы дают возможность иметь «смысловые якоря», позволяющие стабилизировать и ориентировать индивидуальное и групповое смысловое поле.

Однако РПЦ, получив, во многом невольно, кредит морального доверия общества, главным аксиоматическим авторитетом в духовной жизни России так и не стала. Свалившейся на нее «с неба» ролью она, по большому счету, даже тяготится. Стать реальной духовной силой общества за все последние годы о Церковь так и не смогла, да и, по сути, не пыталась. И огромный кредит доверия российского общества данный после 1991 года Церкви, по многим признакам, начинает снижаться. Роль РПЦ в обществе все более воспринимается как формально-ритуальная, или, более того, как государственническо-функциональная. Не случайно владивостокский епископ выступил с резким осуждением деятельности «приморских партизан», но его критика не касалась всего того, что довело «партизан» до вооруженного протеста.

Феномен «приморских партизан», а особенно симпатия к ним в общественном сознании России, показали, что происходящее в последнее двадцатилетие комплексное многоплановое насилие над глубинными смысловыми и ценностными архетипами на определенном этапе неизбежно перерастает в активный протест, проявляющийся в разных формах — как организационно-групповых, так и индивидуально-аффективных.

Паразитирование на традиционном доверии и авторитете государства должно рано или поздно закончиться: это, как и нефть, не бесконечный ресурс. По мере того, как для все большего количества граждан России власть потеряет моральную легитимность и начнет приобретать враждебный статус, будет шириться общественный протест, будет расти многообразие форм проявления этого протеста. А для все большего числа россиян, как для первых христиан, будет вставать индивидуальная дилемма: смириться и стать частью системы, то есть стать соучастником насилия над законами божескими и человеческими, над нравственными законами всего Универсума, или сохранить свою совесть, «нравственный закон внутри себя», но при этом выйти на путь протеста и борьбы со Злом.