Три рассказа Валерия Рыженко...

                     Р А С С К А З Ы

              НА ОБОЧИНЕ ЖИЗНИ

       Разговор тети Насти, нашей соседки, которая приходила к матери за молоком, я услышал, когда учился в 10 классе. Все это произошло совершенно случайно. Уши свои я к стене не приклеивал.

       Разговор этот долго терся у меня в голове. Не раз я пытался написать о нем, но все откладывал, потому что мне казалось, а что такого в этом разговоре? Не интересный он. Ведь большинство современных читателей навострились на интерес: где больше крови, где больше боли, где жизнь простая мелочевка… После такого интереса некоторые и говорят, что хочется на шею набросить веревку.

       Но со временем я понял, что разговор тети Насти с моей матерью хотя и не интересен, но в нем судьба женщины. И очень не простая судьба.

Эта небольшая зарисовка не для развесистых ушей и злобных языков, а для тех, кто стремиться понять женщину.

       То, что рассказала тетя Настя моей матери, редко бывает в жизни, но бывает. Еще реже бывают такие характеры, как у тети Насти.

       Сейчас тема интимности, которая все более и более приобретает характер разврата, считается, чуть ли не самой горячей. О ней говорят в печати, на радио, показывают по телевизору, да еще с такими подробностями, или, как высказываются «интеллектуалы»: пикантностями, от которых порядочного человека не то, что тошнит, а выворачивает на изнанку. Все дозволено. Развращайтесь, обогащайтесь, развлекайтесь, раскрепощайтесь… С виду это, как бы легкое течение, но очень стремное. В себя затягивает очень быстро.

       Близость мужчины и женщины, видимо, скоро станет таким же обычным и открытым, как курение, водка, которые вначале подвергались наказаниям, запретам, а потом сняли и запреты и наказания, махнули рукой, а как будет. А будет, видимо, так, что интимные отношения приобретут явление обычного домашнего чаепития. В смысле? Чай пить нигде не стыдно.

       Человечество раздевается и обнажается до гола. Нужен всего лишь последний штрих: сжечь Нагорные заповеди Христа. И их пепел развеять по ветру.

Тетя Настя была очень красивой женщиной, похожей на Аксинью из «Тихого Дона» М. Шолохова. Жила она с дядей Иваном. Был сын: Сашка.

       Разговор начался со следующего.

- Счастливая ты, Вера, - сказала тетя Настя. – Детей трое у тебя. Андрей, хоть и пьет, а мужик полноценный.

- Так ведь у тебя Иван хороший мужик.

Мать не уловила разницу между тем, что сказала тетя Настя, и что сказала она.

- У тебя Иван не пьет, - продолжала мать. - Дом, какой построил. На огороде все есть. Да за такого мужика любая баба с радостью выйдет.

       Словом мать высказалась по полной программе, что такое хороший мужик.

Сейчас в моде: сильный мужик. Боец, может держать удар…, но за всеми этими характеристиками зачастую стоит одно: сексуальный, лопатами гребет, как говорят, бабло, а вместе с баблом подгребает и все остальное….

- Выйти, то выйдет, - ответила тетя Настя. - Только потом женского счастья ей не видать. Ты вот знала его. А я?

- Да, какое же у меня счастье, - ответила мать.- Андрей только и знает, что пить и на баяне играть. Разве не мало я у тебя денег занимала, чтобы детей прокормить.

- Не понимаешь ты. Да и кто меня поймет, - вздохнула тетя Настя, - разве, что такая баба, как я. Понимаешь. Вышла замуж за Ивана я, когда мне было двадцать лет.        До свадьбы у меня с ним ничего не было. А после свадьбы закружилось все. После свадьбы мы не отставали друг от друга. А потом. Ох, - опять вздохнула тетя Настя, - стыдно мне тебе это говорить. Да мы ведь бабы. Должны же понять друг друга. Или буду я всю жизнь молчать. Нет. Выскажусь тебе. После первого месяца Иван стал импотентом. Где только не лечили. Напрасно. Помолчи, - продолжала тетя Настя, увидев, что мать что-то хотела сказать, - а то оборвусь, и смелости не хватит. Мать и отец узнали об этом. Я рассказала.    Мать сразу: беги дочка от него, беги быстрее. А я Ивана любила. Не убежала. Плакала каждую ночь. А что он мог сделать. Говорил: Настя уходи от меня. Что ж так и будешь всю жизнь с импотентом жить.

- И что же, - заикнулась мать.

- Знаю, что ты хочешь сказать. Не было у меня никакого другого мужика. Ни к кому не бегала. А возможность ведь была. Да и Иван разрешал. Иди, Настя. Как не легко было это слышать. Лучше бы он мне говорил: не смей, а то ведь говорил честно. Иди. Он этим словом меня, как на каторгу посылал. В душе все рвалось от этого слова. Вот и думаю сейчас. Может, действительно нужно было бежать, бежать. Или к кому-то другому ходить и пристать. Ну, пошла бы, а после, как бы я Ивану в глаза смотрела. Чтобы я ему говорила. Да я бы его измучила этим. Он один раз даже хотел повеситься, да я во время его с веревки сдернула. Топором рубанула по веревке. Не знаю, Вера. Знаю одно, что несмотря ни на что, я его любила.

- Да разве можно так любить? – спросила мать.

- Можно. Но ты этого не поймешь. Думаю. Правильно я поступила или нет. Любит меня Иван. Такой любви у здорового мужика не найти. Иной раз, кажется, что правильно, а иной раз, что оказалась я на обочине жизни. Ну, была бы я монашкой, как твоя сестра Феня. А то ведь замужняя женщина. И жили мы с ним, и живем сейчас, как сестра с братом. Да, - вздохнула тетя Настя, - давай по рюмочке и споем: «На обочине дороги расцвели ромашки…»

       Казалось бы, не хитрая и не увлекательная история, но в этой не хитрой и не увлекательной истории судьба женщины. А каждая судьба: интересная она или не интересная – жизнь человека.

Редко, кто старается проникнуть в глубинные течения нашей жизни. В основном, пляшем на поверхности…..

                             *****************

ПОПРОБУЙ - ПОЙМИ

После окончания школы я уехал из поселка в город Луганск. Устроился на работу на один из заводов. Кем только не работал. Учеником токаря, слесарем, фрезеровщиком. Приходилось и заводской двор подметать. Деньги ведь нужно было зарабатывать. А не тянуть из родителей. Да и чем они мне могли помочь. 
            Отец часто выпивал. Дома мы редко видели полную зарплату. А жили в основном тем, что мать держала корову и продавала молоко. Самой дорогой вещью, которая была у нас в доме, являлся баян. 
           Отец батька, дед Митька, купил его ему за 500 рублей. По тем времена деньги огромные. А так как отец часто ходил на свадьбы, крестины…и там выпивал, бывало, выпивши, спал под забором, и мне приходилось его часто искать, то дед Митька нашел цепочку и прикрепил ее к баяну. Если отец уходил на свадьбу, то он, взяв баян, прикреплял к нему цепочку, навешивал на цепочку замок, а ключ выбрасывал. Не открыв замок, невозможно было снять цепочку, чтобы украсть баян. Замки приходилось часто покупать, но баян ведь был дороже.
             Когда я работал на заводе, ко мне, как-то подошел мастер и сказал: начальник цеха вызывает. Разговор с начальником цеха оказался коротким.
- Я слышал, что ты окончил музыкальную школу по классу баяна и аккордеона. В школе эстрадные оркестры создавал. Даже стихи сочинял, и песни к ним писал.
           Это было не совсем так. Стихи писала сестра, а я сочинял музыку.
- Нам нужно организовать эстрадный оркестр. Вон там баян. Бери его. И вперед. 
            Я не отказался. Наоборот, был рад. Доверили, а то, что я смогу – это сделать: не сомневался.
           Жил я тогда в частном доме. В комнатушке. Хозяйкой была Дарья Ивановна. Ее сын находился в тюрьме, но скоро должен был выйти. Посади его за воровство. Он ходил по городу. И если видел лежачего пьяного, ложился рядом с ним, обшаривал его карманы, забирал, что было, и уходил.
           Стихи я написал сам. Придумал музыку. Все было готово, но нужно было ждать до понедельника. Подошла суббота. А в субботу и воскресенье я ездил в поселок.  Проведать отца и мать. Помочь. Наестся. Взять кое-какие продукты. Денег у меня в городе не хватало. Частенько приходилось голодать. Не раз думал пойти по стопам сына Дарьи Ивановны, но держался.
           Когда я в воскресенье вернулся к Дарье Ивановне, она встретила меня со слезами.
- Что случилось, Дарья Ивановна?
           Ответ меня чуть не сбил с ног.

- Пошла на базар, двери забыла закрыть. Украли твой баян.
Это была беда. Чем отдавать? Деньгами. А сколько бы мне пришлось работать?. Отдавать отцовским баяном. Я бы на это не пошел. Это было самое дорогое у отца. Да ведь баян был еще подарком деда Митьки.
- Пойду в милицию, - сказал я.
- Они тебе ни чем сынок не помогут. Запишут, а искать не будут. Ищи сам.
           В милицию я пошел, но, как сказала Дарья Ивановна, так и получилось. Записали и ответили: будем искать.
           В понедельник меня вызвал начальник цеха.
- Знаю, что у тебя все готово. Приходи завтра с баяном, будем слушать.
           Что оставалось делать. Только врать. Не готово, нужна еще неделька, это не так просто. На что я рассчитывал и сам не понимал. Найти вора за неделю.
- Ну, ладно, - сказал начальник цеха, - недельку подождем не более. Хреново тебя учили в музыкальной школе, если ты все так долго делаешь.
           Вернулся я домой чуть живой.
- Ну, что на заводе тебе сказали,- спросила Дарья Ивановна.
- Ничего хорошего. Через неделю я должен быть там с баянном.
           Я заплакал.
- А где я его найду. Или куплю. Денег у меня нет. У отца и матери тоже. Корову продавать, а на что отец, мать и сестра будут жить.
           Дарья Ивановна заплакала со мной, а потом пошла в погреб. Что было дальше – помню и до сих пор. Я остолбенел. Все слезы прошли. Дарья Ивановна несла в руках заводской баян.
- Вы что вора нашли? – спросил я.
- Нет, сынок. 
           Она посмотрела на меня, погладила рукой баян и вздохнула.
- Это я его украла. У меня же сын скоро выходит из тюрьмы, я вот и думала ему подарок сделать. Может быть, он научился бы играть и не воровал бы больше. А то боюсь, что за старое примется.
- Ну, а меня, куда бы дели? – спросил я. - Я бы был тут, а он что? На этом баяне учился бы играть.
- Тебя я бы, сынок, выгнала, - просто ответила Дарья Ивановна. – Сын – то ведь дороже.
           Что я мог ответить. Заявление из милиции я забрал, а когда вернулся сын Дарьи Ивановны, я научил его немного играть на баяне.
           Взяв в руки баян, он часто говорил мне.
- Знаешь, а на баяне лучше играть, чем воровать.
           Через год меня забрали в армию. Больше я его не видел. Не знаю. Может купил он баян и играет на нем, а может ворует. Чаще всего думаю, что играет на баяне. Ведь это музыка. К ней ничего не прибавишь и ничего из нее не убавишь.
           Во время Великого Поста тетя Феня (монашка) запрещала мне играть. А я закрывал все двери, брал баян, залазил под кровать и, лежа на спине, играл….

                         ***********************************

 ВОЙКА

Не выходит у меня из головы этот случай, хотя уже и прошло более полувека. Не могу  забыть Войку, потому что он был самым моим лучшим другом в детстве.

           Когда начинались летние каникулы, мы – поселковые ребята – уходил работать в колхоз. Время было не легкое. 1954 годы. Мы старались помочь родителям. А помощь заключалась в том, что нам за работу платили. Это были небольшие деньги, но родители были рады и таким. Иногда мы воровали: помидоры, огурцы, капусту… Словом, что попадалось под руку. Конечно, немного. Много за пазухой мимо колхозного сторожа не пронесешь. Кажется, что он спит, а сам так и зыркает, кого бы подловить и всыпать. Если кого-то ловили, то потом на работу не принимали.
           А работа была разная. Стоять возле канавы, в которой пробегала вода для полива, и бросать в нее дуст. Самая низко оплачиваемая, но зато самая легкая. Стой и работай лопатой, а то и сядь и тоже бросай.
           Мы стремились не к легкой работе. А к тяжелой. Таскали мешки с дустом. Ящики с помидорами, огурцами, капустой… Больше всего платили за вспахивание грядок с огурцами, помидорами, капустой.... Запряжешь лошадь, станешь за полильник и целый день за ним. До тошноты. Под конец рабочего дня ног не чувствуешь. Зато, как радовались наши родители копейкам, которые мы приносили домой. Нам и в голову не приходило: накупить конфет или пряников. Хлеб покупали.
           А вечером, когда нужно было отгонять лошадей на конюшню, мы становились вольными казаками. Садились на лошадей и устраивали скачки на берегу речки Луганки. Мы сражались как настоящие рыцари. Только вместо копий и мечей у нас были простые палки. Лошади сталкивались грудями, каждый старался стащить своего противника с лошади. После таких схваток подолгу купались, а потом отгоняли лошадей на конюшню.
Детство. Нет ничего прекрасней его, и не будет. Вспомнишь иной раз, и такая тоска охватывает: вернуться бы, но вернуться невозможно.
           Однажды, после купания мы собрались отгонять лошадей на конюшню. Здесь тоже начинались скачки. Главное было: достичь конюшни первым. Первому была награда. Прокатиться на самом быстром жеребце Стрелок.
           В этот раз, как обычно, каждый перекинул постромки: правый на левый, а левый на правый. Сделал из них самодельные стремена. В виде петли.
           Рядом находилась гора деревянных ящиков, куда собирали помидоры, огурцы. Я уже всунул ногу в стремя и хотел усесться на лошадь. Звали ее Галка. В это время подошел Войка.
- Валер, дай я отгоню ее на конюшню. Давно не ездил на ней. Быстрая она. А ты садись на моего Орла.
           Жадничать я не стал. Не в наших привычках это было. Мы делились и ворованными огурцами, помидорами… и лошадьми.
- Садись, - сказал я, - но она очень пугливая. Шарахается от любого звука.
           Войка засунул ногу в самодельное стремя. В это время гора ящиков началась валиться. Сама ли по себе или кто-то ненароком толкнул ее. Нога Войки была уже в стремени. Галка взвилась на дыбы и помчалась. Петля захлестнула ногу Войки.
- Ребята, - закричал я, - на перехват.
           Я как взлетел на Орла и погнал его. А Галка мчалась все быстрее и быстрее и тащила за собой Войку, нога которого была захвачена петлей постромкой. Я достал булавку из кармана, которой застегивал брюки и всадил в лошадь. Догнал я Галку почти у самой конюшни. Я подбежал к Войке, но что от него осталось. Последние его слова были:
- Валер, там мои огурцы и помидоры, которые я сегодня наворовал, на бережку остались.        Отдай отцу и матери. 
            Часто я вспоминаю этот случай. И не знаю, кто прав, кто виноват, но знаю одно, как часто бывает, что, то ли жизнь, то ли судьба, то ли еще что – то так жестоки к человеку. Не щадят. Или, может быть, дело не в этом. Не в моральной стороне, а в том, что в жизни все предопределенно. И что должно случиться, то и случается. Не по воле случая, а по воле необходимости. Страшно становится от этого, потому что не знает человек, где и когда он споткнется на всегда. Беззаботно шагает по жизни. Увлекается пустяками и мелкими страстями. Мало кто способен к большому делу. Все по мелочам, да по мелочам: деньги, конкуренция на работе, так называемые «сватки» политиков. И прочее, что вообще не достойно человека. И кажется нам, что долго будем жить, что не скоро оборвется она. А ведь все, видимо, не так: оборваться может в любой момент. Даже не успеешь подумать, а зачем я пришел в этот мир? Что я сделал доброго, хорошего? Кому помог? Или прокатился по жизни, как перекати – поле по степи.
             А жизнь ведь одна. Это мое мнение. И прожив один раз мы уходим, скажем так, в кошмар вечности. Страшно становится и от того, когда я задумываюсь. А сколько же времени Вселенная была без меня? Сколько времени прошло до того момента, когда я родился. Вечность. И сколько времени пройдет с того времени, когда мне придется уйти туда, откуда возврата нет.

Тоже вечность….

                           *************************************