Сочинитель (продолжение)

начало     http://maxpark.com/community/4707/content/2612392       

продолжение   http://maxpark.com/community/4707/content/2612408

                                                   Часть третья

«На бога не пеняй, живя убого:
Бог всем даёт. Не все берут у Бога».

                                                                1.

   Олег открыл глаза, сел на кровати, взял сигарету из пачки и закурил. Он не удивился тому, что находится в своей собственной квартире, а не в больничной палате, в которой ощущал себя ещё несколько минут назад. Он уже всё понял. Трезвый рассудок возник, словно предмет, который можно было потрогать руками. Не стало сумбурно-расплывчатых мыслей, размышления словно сфокусировались на одно точке, которая называется – истина. 
Не было никакого альпиниста, никакой расселины в скалах не было тоже. И скачков из реальности в реальность не существовало. Это было лишь воображение. Осталось разобраться сон это, сошёл он с ума или вошёл в какой-то неизвестный науке сочинительский транс, начав существовать, пересекаясь с героями повести так, будто бы они были реальными лицами. 
Повесть! А была ли повесть!?
Олег подошёл к компьютеру, открыл папку «незаконченное» и прочёл первые строчки. 
Повесть, стало быть, имела место. Уже легче. 
Значительно легче становится, когда на своём месте оказывается то, что должно на этом месте находиться. Например, разум. 

Олег снова закурил  и, сев за компьютер, напечатал ещё несколько страниц будущей повести. Сочинялось легко, предложения составлялись сами собой, но Олег знал, что именно в момент вот такого необременительного сочинительства и надо остановиться. Если остановиться именно сейчас, то и продолжать можно будет вот так же -  легко и необременительно. Легкость будет существовать в недрах организма ещё какое-то время. Иногда долго, иногда не очень долго, но она непременно будет. А если закончить писать, попав в тупик, заклинив мыслями, то и начинать придётся с тупика. 
И ещё одно правило было у Олега – никогда, никому, ни при каких условиях не давать читать ещё неоконченных вещей. Никаких читок вслух «глав из повести», никаких рассылок по интернету, никакого - «слушай, я вот тут повестенцию затеял, не хочешь взглянуть?» 
Нет, советы бывали и очень дельными и замечания справедливыми, и можно было бы последовать советам и отреагировать на замечания. Можно было бы, но тогда это была бы уже не его повесть! Иная. Чужая это была бы повесть. Инородная какая-то. Вживлённая в организм в принудительном порядке. Инъекция, а не повесть.
Были случаи, когда Олег начинал прислушиваться к советам и правил, черкал, редактировал, удалял и переделывал целые абзацы, а потом понимал, что повести уже нет. Есть несколько глав, неплохих глав, есть сюжет и небезынтересный сюжет, между прочим. Всё есть, а повести нет. Обрубок получался. Обмылок. Текст, подвергнутый кастрации. Процедура кастрации, какие бы цели она ни преследовала, ведёт к неполноценности. Даже если кастрация добровольная. Даже если она ведёт к спасению человечества или к чему она там ещё гипотетически может привести, не важно это. Это совсем неважно.
Поняв однажды, что он не в силах расстаться даже с малюсеньким словечком, если оно уже существует в тексте, Олег перестал следовать советам критикующих. Он слушал их, иногда соглашался, но делал по-своему. А если ему приходилось спорить, доказывая нужность  фраз и поворотов сюжета, то он краснел пятнами и говорить начинал фальцетом, словно его на самом деле оскопили. 

В прихожей тренькнуло, Олег сначала удивился, а потом сообразил, что это дверной звонок. Он всегда с трудом выныривал из глубин сочинительства и так же тяжело заныривал обратно. 

Подойдя к двери, Олег, не глядя в глазок, открыл её и оторопел. На пороге стоял мужчина с головой гладкой и блестящей, как яйцо страуса. Страусиных яиц Олег никогда не видел, но при первом же взгляде на голову этого человека, появилась мысль именно о страусиных яйцах. 
Мужчина достал из кармана красную книжечку и раскрыл её.  Внутри книжечка оказалась полосато-трёхцветной, там имелась фотография лысого, жирная фиолетовая печать и какой-то текст, из которого Олег успел прочесть: «капитан», «полиции» и «старший следователь».
Лысый спрятал книжечку и произнёс, вероятно, для непонятливых или потому, что обязан был это произнести:
- Старший следователь, капитан полиции Чеботарёв Вадим Сергеевич.
- Макаров Олег…тоже Сергеевич, звания нет, сочинитель, – глупо ответил Олег.
- Звягинцеву Екатерину Викторовну, соседку вашу, давно видели?

Олег с трудом сообразил, что соседка его Катерина, оказывается Звягинцева, да ещё и Викторовна.

- Давно…не знаю…а какое сегодня число? 
- Сегодня двадцать второе, но это неважно. Вы просто вспомните, сколько дней назад вы её видели. Может быть вчера или позавчера. А, может быть, на прошлой неделе?

«А когда я её на самом деле видел-то? – подумал Олег. – Нельзя же считать разговор внутри собственной головы встречей с нею».

- А я не помню, - ответил он лысому, – я писатель. Пишу. Иногда так заработаюсь, что и не помню когда себя-то видел. – Олег нервно хихикнул и снова удивился,  насколько лыс и блестящ череп следователя. 
- Ну хорошо. А может быть, вы что-то слышали? Вы когда последний раз из квартиры выходили? Возможно, вы видели других соседей или говорили с кем-то. Может быть, с собакой кто-то гулял, а вы остановились поболтать.
- Я не люблю собак. Из дома я в последний раз выходил… вчера…прогулялся до перекрёстка «Октябрьской» и «Чернышевского»…там я Катерину и видел!
- Говорили с ней? – насторожился лысый.
- Нет, не говорил. Она разговаривала с каким-то человеком, потом он упал, а она ушла, – произнёс Олег, с трудом сдерживая подкатывающую тошноту. В глазах карусельно закружились вспышки света, а в голове возник динькающий звук, так словно в черепе начала работать игрушечная шарманка с полосатыми, разноцветными боками.
- Что за человек? Куда ушла? – спросил следователь.
- Человек? Он альпинист. Его Кирилл зовут. Он потом тоже ушёл. А куда Катерина ушла, я не знаю. Ушла да и ушла. Мне почём знать куда!? Зачем мне это нужно – знать, кто и куда уходит!? – забормотал Олег растерянно, но  попытался пошутить. – Разве я пастух соседке своей?
- Да вы не волнуйтесь, - лысый пристально посмотрел на Олега, – я просто провожу поквартирный опрос. Соседка ваша пропала, есть сигнал, вот я и провожу расследование. Я уже всех опросил, вы последний остались. Кстати, все опрошенные уже поехали в отделение полиции, давайте, и мы с вами поедем, чтобы записать показания ваши. Я, грешным делом, бланки протоколов забыл. Поедемте? – Лысый простодушно улыбнулся и просительно приложил руку к груди. 
- Поехали, раз надо. Чего ж не поехать. Сейчас переоденусь и поедем.

Олег зашёл в комнату, переоделся в уличное  и подумав мимоходом: «Какой-то странный этот следователь», сунул в карман отвёртку. На всякий случай. Мало ли для чего может человеку понадобиться отвёртка. Всякие бывают жизненные ситуации. Вполне возможно предположить, что так повернётся действительность, что никуда без отвёртки-то! 

Лестницы в панельных домах времён хрущёвской оттепели настолько узки, что идти рядом никак невозможно. Идти можно только друг за другом, гуськом или строем – это уж кому какая терминология больше нравится. Олег слегка замешкался, запирая дверь в квартиру, поэтому следователь оказался впереди него. Так они и пошли. Впереди лысый, а следом Олег. Шаги их отбивали нестройную чечётку на бетонных, с вкраплениями мраморной крошки, ступенях, а голоса звучали гулко, как в бане. 

- Так вы говорите, видели соседку вашу вчера? – переспросил следователь.
- Видел, но не говорил с ней. 
- Да ладно, бог с ней, с соседкой, найдётся, - как-то уж чересчур равнодушно сказал следователь и продолжил, - а вы что сейчас пишите?
- Повесть пишу. 
- А о чём повесть, если не секрет?
- Да так, о всяком. О писателе, альпинисте, о тёмных сторонах сознания человеческого.
- Это как? О каких таких тёмных сторонах?
- Да о всяких. Ну вот вам хотелось бы иметь миллион долларов.
- Конечно, - улыбнулся следователь, - кому же миллиона не хочется.
- Но вы никогда не заработаете его честным трудом?
- Никогда. Честным трудом можно заработать только горб и грыжу.
- А если украсть? 
- Как это украсть, я следователь всё же.
- То есть, нет? А если украсть так, что никто и никогда не узнает? Ну предположим, что вы украдёте миллион у очень богатого человека, у которого их ещё очень много, настолько много, что он даже и не заметит пропажи жалкого миллиончика. И вы будете точно знать, что никто и никогда об этом не узнает, украдёте?
- Странно вы рассуждаете.
- Что ж странного? Вы женаты?
- Да.
- У жены есть хорошенькая подруга?
- Имеется.
- Хотите с ней переспать?
- Да ну! Как же это можно!?
- А в мыслях. Только в мыслях, хотели хоть однажды? А если это останется тайной навсегда, переспали бы? 
- Ну не знаю. Нет, наверное.
- Лжёте вы, господин следователь. Лжёте. И украли бы и даже, возможно, убили бы, если бы наверняка знали, что вас никогда не раскроют!

Лестница, совершив очередной поворот, упёрлась в тамбур, за двойными дверями тамбура находилась улица, а справа имелась ещё одна дверь – вход в подвальное помещение, в котором у каждого жильца имелась каморка, для хранения «очень нужного» хлама. Хлам копился годами, складывался в пирамиды, в ровные стопки и просто сваливался в кучу, чтобы в нужный момент можно было найти необходимую вещь, умилившись собственной предусмотрительности. Да только вот момент отыскания нужной вещи наступал крайне редко или не наступал вовсе.

Олег внимательно посмотрел на затылок лысого, вынул из кармана отвёртку и воткнул ему её туда где заканчивается череп и начинается шея. Между шейными позвонками воткнул. Удар получился сильным, и отвёртка прошла насквозь, пробив кадык. Лысый на секунду ошеломлённо застыл и упал, захрипев. Олег открыл дверь в подвал, столкнул лысого вниз, спустился сам и затащил тело в каморку жильцов из пятой квартиры, каморка у них не запиралась и сами они, по слухам, не то переехали, не то собрались переезжать или в Йошкар-Олу или на Гоа. 
«Странный какой-то следователь, - ещё раз подумал Олег, выходя на улицу, - и протоколов у него нет, и в отделение очень уж настойчиво приглашал».

Дверь, наподдав его по коленке, с грохотом захлопнулась, отсекая происшедшее. И не отсекая даже, а словно разделяя жизнь на две действительности. 

«Катерину-то, выходит, я и взаправду убил и расчленил, - продолжал думать Олег, - зачем я это сделал – бог весть, но отбывать пожизненное неохота, поэтому пусть следователь полежит там, где я его положил. Зачем же я Катерину убил? Сумасшествие? А может человек понимать, что он сумасшедший? Или не может? Чёрт, я ведь совершенно не помню, как убивал Катерину! Не мог же я это забыть совсем, до мельчайших деталей забыть. Забыть так, будто стёрто это из памяти. Ведь должно остаться хоть что-то, хоть проблески воспоминания. Ну нож какой-то должен же быть. Пятна крови. Одежда её, наконец! Впрочем, одежду я, видимо, выбросил вместе с частями тела, но кровь! Кровь-то должна где-то быть!..а следователь пусть полежит, это я всё правильно сделал, это верно, пусть… альпинист этот существует или нет? Следователя зовут Вадим Сергеич, лысого, который Кирилла сопровождал, тоже зовут Вадим, следователь лысый, если следователь и тот Вадим одно и то же лицо, то и альпинист, по имени Кирилл,  должен где-то существовать…или не должен?

Итак, я очень хорошо понимаю, кто я. Соседка Катерина у меня была, я её убил, но совершенно этого не помню, а сказала об убийстве  сама Катерина, привидевшись мне в бреду. Альпинист Кирилл личность непрояснённая и маловразумительная, может его  совсем и не было. Лысого следователя я десять минут назад убил отвёрткой и спрятал в подвале. Я сумасшедший…я сумасшедший?»

Нестерпимо захотелось курить, и Олег сообразил, что не взял с собой сигарет.
- Закурить не найдётся?! – окликнул он прохожего.
Прохожий остановился и протянул Олегу измятую пачку «Примы». 
Олег закурил, угостившись и спичкой. Ощущение повторяемости происходящего возникло так неожиданно, будто его легонько стукнули в лоб, причем стукнули изнутри, с изнаночной стороны лба, из черепной коробки стукнули. И мужика и «Приму» его мятую он уже будто бы где-то видел. Или не видел? Или придумал он его, мужика этого?

Но мужик начал казаться событием вполне рядовым, по сравнению с дальнейшим.
Из-за угла дома показалась Звягинцева Екатерина Викторовна, собственной персоной. В руках у неё были две клетчатые сумки.

«Она сама себя убила, расчленила и в этих сумках теперь несёт, – глупо подумал Олег».
Захотелось потерять сознание. Не грохнуться в обморок, не лишиться чувств, а именно потерять сознание. Чтобы не осознавать, не думать, не иметь способности соображать и делать выводы.

                                                                 2.
 
- Привет, Олежка, - поздоровалась Катерина, подойдя.
- Привет, - ответил Олег шершавым языком. 
Он ответил не гортанью, не голосовыми связками, а именно языком, поскольку звука никакого не произвёл, а только попытался его произвести.
- Уморилась, - сообщила Катерина и села на лавочку у подъезда. 
- Отчего уморилась? – спросил Олег, обретя способность к вербальному общению.
- Да к бабке в деревню ездила. Представляешь, дура эта старая написала заявление в милицию, что я пропала.

Главное, я к ней поехала уже, а она заявление написала! Приезжаю, а меня участковый разыскивает! И участковый тоже дурак! Нет сначала всё выяснить, а он уже в город позвонил, наверное, меня уже и тут ищут. 
- Не ищут уже, - пробормотал Олег.
- Да ищут, как не ищут! Заявление было, значит ищут! – возразила Катерина и продолжила, - пойдём ко мне, я от бабки вон две сумки продуктов притащила, покормлю.

Олег почувствовал, что очень голоден, взял сумки и пошёл вслед за Катериной, пытаясь обрести душевное равновесие.
Не убивал он Катерины-то! Не убивал! И на куски её не резал. А может и следователя не убивал, а может, и не было никакого следователя? 

Пройдя через подъездный тамбур, Олег посмотрел на дверь в подвал. Дверь была закрыта, но, возможно, это он её и закрыл. Или не он? Или вообще он к этой двери не подходил? Да конечно не подходил! И следователя не было! Привиделось это всё ему, Катерина-то вон живая, а значит, ничего и не было. Ни альпиниста, ни следователя. Вообще ничего.
Олег испытал такое облегчение, какое испытывал только в детстве. Представьте, что снится вам сон, будто вы описались прямо в постели, вы просыпаетесь, в страхе трогаете простыню и понимаете, что это был всего лишь сон и такое подступает счастье, словно кончилась война, и наши победили. 
Жизнь налаживалась! Всё оказалось не так уж и плохо. 

Иногда стоит только подождать, и жизнь налаживается сама собой, без явных внешних причин. 
Часто думается, что нужно что-то предпринимать, бежать куда-то, звонить, договариваться, писать письма, а иногда и кляузы, но оказывается, что ничего этого и не нужно. Совсем. А надо было просто подождать. Без излишних телодвижений. 
Бывает, что и переменяется всё само собою. Удивительным образом переменяется. Так, что идёт перед вами вверх по лестнице, якобы убитая вами же соседка. Идёт вихляя бёдрами и рассказывая историю о том, что у бабки, оказывается, корова отелилась. Телёнка назвали Прошкою, лоб у него кучерявый, а бегать он пока не может, падает всё время, но ходит хорошо, не падает.

Олег поднимался вслед за Катериной, слушал её глупости и наслаждался. Странная есть особенность у женских глупостей, иногда они раздражают, а иногда приводят в умиление. 

Дойдя до площадки их этажа, Катерина отворила дверь, вошла внутрь и свернула в сторону кухни, приговаривая:
- Олежка, ты заходи, заходи. Я сейчас сумки разберу и готовить начну.

Олег перешагнул порог  квартиры и вышел…на дебаркадер. Да, это точно был дебаркадер. Двухпалубное сооружение слегка покачивалось на волнах, широкий трап с перилами вёл на берег, кричали чайки, ветер был влажным и тёплым. 
Человек в серых штанах и тельняшке мыл палубу, прервавшись, он оглянулся, увидел Олега и закричал:
- Аааа! Сочинитель!! Это ты!! Привет, привет!! Прошу к нашему шалашу…то есть дебаркадеру, в данном случае!
Человек оказался альпинистом Кириллом или уж кто он там был – альпинист, спелеолог или сам дьявол, поди разбери!
-  Привет, - ответил Олег и, почувствовав слабость в ногах, присел на кучу какого-то брезента, не то это были ненужные паруса, не то просто полог для укрывания.
Кирилл сел рядом и спросил:
- Ну как? Как успехи на ниве литературы?
- Да пока никаких успехов, какие тут успехи когда, то следователь приходит, то теперь вот на дебаркадере я очутился…что за река? Где мы?
- А чёрт её знает! – весело ответил Кирилл, - я сам тут недавно. Смотрю грязновато на палубе, решил порядок навести. Порядок он, знаешь ли, прежде всего. Представь, пойдет какой-нибудь человек и поскользнется или запнётся обо что-нибудь. А это что!? А это травматизм! А если в мыслях непорядок – это вообще катастрофа. 
- Хорошо бы прибраться в мыслях. Да только как?
- Да вон швабра лежит, бери да прибирайся.
- Смешно…но не очень. Иногда не получается одному справиться.  Бывает так, что существует человек в ограниченном пространстве. И народу вокруг вдоволь и трава и деревья, а он один. Пространство это не безвоздушное, а просто душное, имеющее не бесконечный запас воздуха и жизненной энергии. Словно в банке находится человек. А банка эта свободно плавает в ароматном бульоне, по имени жизнь. Бульон бурлит, клокочет и пахнет специями. У бульона приятный запах и, возможно, вкус, но только человек в банке не может его попробовать. Раньше мог, а теперь нет. И бог весть, как он в банку эту попал. Неизвестно это. 
Плывёт по течению человек в банке и ни с кем не соприкасается, нет у него такой возможности. Ограждён человек стенками банки, видеть он может и чувствовать запахи тоже может, а прикоснуться нет. Но интересная особенность у этой банки имеется. Очень интересная. Ароматный, пряный, бурлящий бульон, существующий вокруг, не проникает сквозь банку и даже не нагревает её стенки, а всякое дерьмо, которое время от времени попадается в этом бульоне, совершенно свободно сквозь стенки проходит. Не странно ли?
- Это в физике называется осмос, если я не ошибаюсь. Похоже, во всяком случае.
- О как! Выходит я совершенно самостоятельно, без практических опытов и специальных знаний, открыл вторично принцип Ле Шателье — Брауна!! 
-  Ну в общем да. При этом, если рассмотреть вышеприведенный бульон с точки зрения осмоса, то концентрация дерьма и в банке и вокруг нее одинакова. Отсюда вывод: ограничивая себя в радостях жизни, от дерьма не избавишься, наоборот, будешь иметь только дерьмо. 
- Не согласен. Количество дерьма может и является константой, но концентрация его различна, в силу того что банка имеет меньший объём, чем вся кастрюля, в которой эта банка собственно и плавает. 
- Нет, как раз концентрация-то и есть константа. То есть, немного не так. Количество дерьма во всей кастрюле в целом, включая все банки - константа, а в отдельно взятой банке получается так: когда банка появляется в кастрюле, концентрация дерьма в ней равна нулю, а далее она, согласно законам осмоса, начинает постепенно выравниваться с окружающей. Причем дерьмо в данной теории играет роль растворителя (по определению осмоса). Естественная реакция человека, сидящего в своей банке - зачерпнуть бульончика со специями снаружи, чтоб скрасить жизнь. Тут уж кто во что горазд - кто ложкой, кто поварешкой. Концентрация дерьма в банке временно снижается, но тут опять вступают в силу законы осмоса и концентрация выравнивается. И так далее.
-  Получается, что дерьмо случается при любом раскладе. Хоть ты в банке, хоть вне неё. Просто при нахождении в банке, в силу ограниченности пространства, кажется, что дерьма изобилие, тогда как, для находящихся вне банки, малая концентрация дерьма - это иллюзия.
Вывод: если ты находишься в банке или тебе кажется, что ты находишься в ней, то это ты сам себя туда и поместил.
- Ну конечно. Это как при кодировании звука в mp3: предположим, есть некая запись, содержащая игру на рояле на взлетном поле аэродрома при старте самолета. Когда мы эту запись делали, микрофон уловил и звук рояля, и звук двигателя самолета. Но "умный" кодировщик "знает", что человеческое ухо все равно рояля не услышит на этой записи, а потому смело выкидывает этот самый рояль. И когда нам кажется, что дерьма нет - это иллюзия, его просто временно не слышно. Но вот самолет улетел, рев смолк и пожалуйста, милости просим обратно в дерьмо. Самолет здесь - сильная положительная эмоция, а звук рояля (ну или пение птичек - неважно) - постоянный природный эмоциональный фон.
- Всё это, вероятнее всего, верно, да только очень уж грустно.
- Нет, не грустно. Просто логично. Просто иначе не может быть. 
- Я не понимаю в чём тут логика, и вообще существует ли она – логика. В последнее время вокруг меня происходят события, которые логикой не объяснить. 
- Какие, например?
- Ну вот например, мне доподлинно известно, что я убил свою соседку и вынес её по частям из дома. А сегодня я её встретил, оказывается она в деревню к бабке ездила. Продуктов привезла. Выходит, не убивал я её?
- А откуда ты знаешь, что убил?
- Она сама мне об этом сказала.
- То есть ты считаешь нормальным, когда убитый сам сообщает о своём убийстве, причём своему же убийце и сообщает? 
- Нет, не считаю я это нормальным. Да, в конце концов, что вообще можно считать нормальным?! Вот мы сидим с тобой на дебаркадере, а я-то входил в квартиру, вслед за Катериной. Откуда дебаркадер? А ты откуда? Ты вообще кто?!
- Я то?
- Ты то!!
- Ну я…как бы тебе доходчивей объяснить…я полупроводник. 
- Да уж, доходчивей некуда. Транзистор ты что ли? 
- Нет, к электронике я не имею никакого отношения. Я проводник, но в одну строну, то есть полупроводник и получается.
- В какую сторону? В сторону чего? 
- В сторону сознания, в сторону реальности. Если, допустим, человек слишком сильно погружается в мир иллюзий и пытается заступить за грань, то появляюсь я и стараюсь  проводить его обратно. 
- Сказки мне не рассказывай! Полупроводник хренов! Я же сам тебя придумал, ты персонаж моей повести!
- Конечно. А ты бы предпочёл встретиться с инопланетянином или говорящей собакой? Да, ты меня придумал, поэтому и не боишься меня и способен разговаривать, слушать, воспринимать информацию и делать выводы. 
- Получается, что разговаривая с тобой, я разговариваю с собой?
- Получается что так. Но не совсем. Разговоры с самим собой до добра не доводят, как правило. А тут собеседник – я. 
- То есть это именно ты, по собственному желания, возвращаешь меня к реальности, если я слишком глубоко погружаюсь в фантазии?
- Нет, возвращаешь ты себя сам, но с моей помощью. Меня-то вроде бы нет, не забыл? Я, придуманный тобой персонаж. 
- Я могу тебя потрогать?
- Ты ещё ущипнуть себя попроси! Не смеши, сочинитель! То, что сейчас происходит вполне осязаемо. Слышишь, чайки кричат?  Чувствуешь, вода пахнет? 
- Как это может быть осязаемо, если я тебя сам придумал и всё, что касается тебя, тоже должно быть вымыслом?
- Ну хорошо, - рассмеялся Кирилл, - когда мы встретимся в другой раз, ты мне попытаешься объяснить разницу между вымыслом и реальностью.
- А когда я могу возвращаться в реальность?
- Да когда захочешь. Хоть сейчас.
- А что для этого нужно? 
- Твоё желание.

                                               

                                                 3.

  Олег посмотрел в зеркало, висящее в прихожей и узрил в нём себя. Вполне рядовое, между прочим, событие. Ничего особенного. Посмотрел и увидел. Никаких чертей, говорящих представителей фауны или сверкающих молний на потолке. Вполне обыкновенное овальное зеркало в прихожей  квартиры, в которой он был много раз. 

- Олег, ты идёшь? – позвала Катерина.

Итак, она просто позвала. Никакой обеспокоенности его долгим отсутствием.  Значит, он не отсутствовал или отсутствовал весьма незначительное время, не более минуты.

- Кирилл, ты здесь? – окликнул Олег негромко, но никто не отозвался.

Ну конечно, как он может отозваться, если остался на дебаркадере…на дебаркадере? На каком ещё, к чертям собачьим, дебаркадере!? Да нет никакого дебаркадера и Кирилла никакого нет! 
Ну, помилуй Бог, не сумасшедший же он на самом деле! 

- Олег! – ещё раз позвала Катерина, и он почувствовал явственное, почти непреодолимое желание убить её. Убить, разделить тело по суставам и развезти в разные части города, упаковав останки в клетчатые сумки. 

Олег тихонько подошёл к входной двери, стараясь не шуметь, открыл замок и вышел на площадку. Тут же появилась мысль подняться на крышу и бросится вниз, чтобы уж сразу всё и закончилось. Чтобы прикончить самого себя, но чтобы уж и все персонажи сгинули. Все до единого и не важно где они существуют – в реальности или в фантазиях. Но не обладая ни склонностью к самоубийству, ни мужеством для его совершения, Олег пошёл вниз по лестнице. 
У двери в подвал он на секунду остановился, но внутрь не пошёл. Не захотел. Просто подумал, что пусть всё пока идёт, как идёт. Катерина жива, вокруг пока всё привычно и знакомо, значит можно считать, что и следователя никакого вовсе и не было. А если не было, значит, никого он и не убивал. 
Не давал покоя полупроводник этот – Кирилл, пусть даже он существовал только в воображении. Немного пугала мысль, что воображение столь сильно, что и крик чаек и волны, на которых покачивался дебаркадер, были физически ощутимы, но теперь-то не было никакого дебаркадера, никаких чаек, а значит, можно было немного передохнуть. Не физически передохнуть, а мысленно. Бывают такие моменты, когда усталость нравственная намного превосходит физическую и преодолеть ей неизмеримо сложнее, ибо нельзя просто лечь и отдохнуть. 

Олег вышел на улицу и побежал. Ему некуда было торопиться, он побежал не куда-то, а откуда. Он побежал от себя. Он бежал быстро, очень быстро, пока сердце не начало стучать в гортань, пока не возникла тошнота от невыносимой усталости, пока не стало невозможным дышать. 
Олег сел прямо на тротуар, прислонившись к стене дома в розоватой штукатурке. 
Вокруг жил город, в котором он родился и вырос. Город существовал самой обыкновенной жизнью, какою и должны существовать города, но Олег уже начал сомневаться в реальности даже и города. А может быть и он сам (Олег) не существует? Может быть, он один из персонажей книги, которую никак не напишет некий сочинитель. Сочинитель, обладающий правом помещать на страницы книги живых людей. Имеющий право перемешивать их между собой так, что они перестают различать реальность и вымысел. 
Или это он сам этот сочинитель? Или это ему дано такое право? 
Олегу стало так плохо, как бывает плохо маленькому ребёнку, когда не пришла мама, хотя и обещала. Так плохо, будто выяснилось, что мама не виновата в том, что она не пришла, потому что она умерла. 

Олег заплакал, некрасиво морща лицо. Слёзы потекли сами собой, остановить их было нельзя. Олег судорожно всхлипывал, ожидая облегчения, которое обычно приносят слёзы, но облегчения не было.

- Эй, братан! Ты чего? Плачешь что ли? Что случилось-то? На, покури, помогает иногда.

Олег поднял голову и увидел человека, который протягивал ему измятую пачку «Примы».