СОВРЕМЕННЫЕ МИСТИЧЕСКИЕ ИСТОРИИ

СОВРЕМЕННЫЕ МИСТИЧЕСКИЕ ИСТОРИИ

   Тёплое майское утро. Ну, если утро тёплое, да ещё майское заглянем - ка мы к Ивану Ивановичу Базарному. Известному в посёлке бузотёру.

   Он сидит на кухне перед объёмной  чаркой полынного  самогона и думает, как же лучше выпить? А лучше выпить - это выбить молчание в душе, чтоб она похвально заговорила о великой пользе горячительных напитков и телепатически запустить её к соседу Фёдор Фёдоровичу, у которого в погребе в куче зерна спрятан молочный бидон, наполненный до краев живительным сливовым «эликсиром».  

   Так как же быть? Половина гамлетовского вопроса. После школы он думал дотянуть до полного вопроса принца, но застрял в депо и бусугарне.

   Можно, например, поступить так. Махнуть половину чарки и солидно закусить или дёрнуть зараз всю чарку и фундаментально загрузиться  с пылу и жару борщом вприкуску с чесночком, лучком, горьким перцем и прочим острым и жгучим, и основное с увесистым шматом сала с прожаренной корочкой и с добротной мясной прослойкой. Да  так чтоб в животе запарилось, как в бане, а в голове  хмель колокольным звоном пошёл.

   Ну, и задачка. В животе уже начинает крепко бурчать. И Иван Иванович не выдерживает,  закрывает глаза, разводит руки в стороны, выставляет указательные пальцы и начинает их медленно сводить. Не промахнулись. Сошлись точь в точь. А почему? Глаза – то Иван Иванович как бы закрыл, но оставил шелку в левом, которым и руководил движение. Никаких больше загадок. Хоп, полилось, зажурчало, и чарка ведь полная была, а через пару секунд  пустая. Каково? За один мах полулитру взять и не надорваться.

- Нужно сходить к куму Фёдор Федоровичу самому, телепатия не сработала, вредная штука, телепартируешь на одно, а она во, - недовольно буркнул Иван Иванович, разглядывая с большим вниманием огромаднейшую дулю под носом, как будто в первый раз видит её. – Я его целую вечность не видел.

   Целая вечность – это с вечера прошедшего дня. Словом, ночку не зрел своего лепшего кореша.

   Понятно, что дело не в кореше, а в том, чтобы, как следует, основательно  продолжить хорошее дело.

   А как идти? Че врез свои ворота, а потом через ворота Фёдоровича. Да это же какой крюк. А через забор – так это по - прямой. Толкнул ногой забор, он завалился и перед носом дверь на кухню.   И всё было бы хорошо, да испортилось его настроение от громкого плача Марии (жены Фёдоровича) и её        слов.

- Ой, Божечки, ой Божечки, - голосила Мария. - Да что же это такое? А? Невидимое и неслыханное. Возвратись, Фёдорович.

   Странные загадки голосит Мария. Дружок что расходится с ней и уходит, а она просит его возвратиться? А причём тогда невидимое и неслыханное?

   Иван Иванович рывком открывает дверь. Мария на табуретке. Слезами заливается. Да такими ручьями, что пол лужами покрывается. Мария слезиться может. Иногда такой водопад из глаз хлынет, что Ивана Ивановича со двора выносит.  А где же лепший друг?

- Мария, - чарка так сильно укрепила голос Ивана Ивановича, что в кухне стёкла задрожали. – Куда дела Фёдоровича?

- Да никуда я его не дела, - полоснула Мария покрепче соседа.

   Иван Иванович внимательно оглядывается по сторонам – дружка не видно.

- А где Федька? – снова спрашивает он.

- Тут он. Ой, Боженька, – наращивает Мария. – Шестьдесят лет, как на свиту живу, но такого не бачила и не чула.

- Говори, куда Федьку дела, - срывается Иван Иванович.

- Да здесь я, - плачущий голос Фёдоровича.

   Иван Иванович ещё раз внимательно оглядывается по сторонам. Чудно. Голос слышен, а Фёдоровича нет. Спрятался. А куда прятаться: стол, диван, три табуретки. Икона в углу. За икону спрятался? Уменьшился? А как и почему уменьшился? Не то. На глаза попадаются и лужи, утонул? Такие беспокойные мысли   от загадочной обстановки.

- А почему я тебя не вижу? – спрашивает Иван Иванович.

- В этом и дело, - дребезжащий голос соседа. А откуда. Непонятно. -  Я сам себя не вижу. Вот пощупай меня. Я рядом.

   Иван Иванович протягивает руку, щупает. Дружок не брешет. Его железнодорожный китель с огромной латкой на спине.

- Китель  твой, - констатирует он. -  А ты где?

- В кителе, мать твою.

   Иван Иванович вытирает лицо от брызг. Пробует на язык. Горькие. Значит, слёзы. Не плюнул.

- А почему я тебя не бачу.

- Мария виновата, - всхлипнул Фёдорович.

- Так я ж не знала, - заколотилась жена.

- Что она не знала?

-Попросил я её Ваня вечерком сходить за водкой. Пошла. До магазина не дошла, а встретила поселкового  барыгу Борьку Бутковского с сумкой водки.

- Это того, который всё у нас переворошил и задумал жизнь новую строить?

- Ну, да. Борька и сказал ей, а не хочешь ли водочки для мужа милого купить. В магазине дорого, да и нет её там, пустой, а у меня дёшево. Она и пожадничала. Купила водку в сумке и спросила, а как она называется? Он сказал, что это самая лучшая водка в мире.  Американская. И называется «Стелс». Прилетела. Радостная. Ну, я и замочил американку стелс. Через час глянул в зеркало и что?

Зеркало есть, а меня в нём нет. Я бегом к Марии. Она голос мой слышит, щупает, а меня не видно. Не знаю, что и делать. В больницу идти?

- Как будто ты раньше не ходил.

- Ходил.

- И что?

- До сих пор лечат.

- А что у тебя за болезнь?

- Врачи и сами не знают, Говорят, что только большими грошами можно вылечить, а сейчас у меня их нет.

- Как будто они у тебя раньше были.  Нет, Федя, с невидимостью не ходи. Она ещё больше грошей потребует, экспериментировать с твоими карманами начнут. Случай – то небывалый. Мария, как водка называется? Забыл я. Где бутылка?

- Я её в дворовой туалет выбросила.

- А ты подумала, мать твою, - приложился Фёдор Фёдорович, - что туалет может стать невидимым. Там же капли остались.

-Туалетом в случае невидимости поделюсь, - бросил Иван Иванович. – Революционный лозунг. Конкретизирую в небольшом стишке. Пора делить, страну спасать. И олигархов, тут я пропускаю одно словечко, оно становится понятным от последнего: спускать, а куда спускать – ясно. Мария. Говори только точно название водки.

- Стелс - технология. Шоб она пропала, проклятая. Через чёрточку пишется

- Так. Говоришь через чёрточку.

   Не сказав больше ни слова, Иван Иванович выметнулся из кухни,  через полчаса вернулся с бутылью самогона.

- Фёдорович. А, ну -  ка махни стакан. Мы эту вражескую водку щас добивать начнём.

   Фёдорович махнул.

   Поразительно.

   Показались босые ноги чрезмерного  размера. Остальное не проявилось.

- Марья. Это его ноги.

- Его, его, Иванушка, - затараторила Мария. - Мне ли не знать, какие у него ноги.

- Хорошо. Фёдорович, махни ещё.

   Фёдорович махнул.

    Удивительно.

    Показались трусы. Чуток мокроватые с «лица». Зато цветастые.

- Марья. Его трусы?

- А чьи же ещё, Иванушка. Мне ли не знать, какие у него трусы.

- Дело идёт на поправку. Фёдорович. Махни ещё.

   Фёдорович махнул.

   Свет пополз выше по блестящим пуговицам кителя и застрял возле небритого   подбородка.

   Мария открыла рот, чтобы ответить на вопрос Ивана Ивановича, чей подбородок, но тот бросил.

- Этот подбородок я знаю Шею из ворота кителя бачу, а голову нет.

- А ты, Иванушка, шею потяни. Может она и вылупится.

- Нет. Если свет не одолел, то я тем более.- Прицельно бьём в голову. Фёдорович, махни ещё.

   Фёдорович махнул и раз, и два.

   А свет никак голову не берёт.

- Где ты взял такую , - рассердился Иван Иванович. – У других голова, как голова. И свет принимает, и свет отражает. А у тебя ни то, ни сё. Свет никак не может с ней справиться. Видно, придётся тебе, дружок, таким и остаться.

- Это что ж. Всё будет видно, а голову нет?

   Иван Иванович  развёл руками.

- Как же я на людях буду показываться? Голову свою я же не вижу. И люди не будут видеть её.

- Ну, и что. Я вижу свою голову, и люди видят, а толк, какой? Никакой.

- Так я же всех посельчан перепугаю.

- Ну, и что. Сначала перепугаются, а потом привыкнут.

- Так могут и плюх навешать за безголовый вид.

- Ну, и что. Как будто тебе раньше не навещали, когда ты с видимой головой был.

- А как же я буду пенсию получать. Скажут мы безголовым не даём. Пусть справку принесёт, что безголовым можно давать.

- Ой, Федя. Как будто ты раньше справки не брал, когда тебя по непонятным причинам посчитали за мёртвого, а ты оказался живой. Я тебя в цирк устрою. Такие деньги загребать будем.

- Так я в цирке ничего не могу делать.

- Ой, Федя. Как будто ты раньше что – то умел делать. Смастерим рекламу: говорящая, но невидимая голова.

- А как же я самогон буду пить, если руку свою не вижу. Сейчас ты мне помогаешь, а без тебя?

-- Ой, Федя. Ну что ты пристал. Как будто раньше ты что – то кроме посёлка, депо и бусарни видел.  И хватит, а как же, а как же. Да, - протянул Иван Иванович. - Видать стелс крепко твою голову затемнил, но ты не отчаивайся, Федя. Может быть, и пройдёт, а, может быть, и нет. Голова штука тонкая.

   На этом можно было бы и закончить эту удивительную  историю, но через день в посёлке случилась другая история.

   Кузьмич, сосед Ивана Ивановича. тоже водкой заправился от барыги Борьки Бутковского, которая  называлась «Гипер – звуковая». Тоже через чёрточку было написано. Мотался месяц по посёлку с такой скоростью, что поймать не могли. Выловили, когда сетку железную для забора на него набросили. Он и запутался.

   Такие вот дела. Что же делается, дорогие граждане? Мы не понимаем. Мистика так и прёт. Может быть, вы подскажите?