«Впервые избив зэка, я испытал облегчение». Монолог охранника тюрьмы

Видео с пытками заключенного ярославской колонии привело к задержанию шести сотрудников ФСИН. Бывший сотрудник ведомства рассказал «Снобу» о собственном опыте работы в колонии                                                                                                                                        

Фото: Natalia Kolesnikova / AFP

Я работал на всех режимах — от самого легкого до особого, 16 лет стажа. Полгода назад вышел на пенсию. Что я могу сказать? Пытки всегда были, есть и будут. Потому что зэк сам выпрашивает. Он пытается подняться в глазах других осужденных, заслужить уважение. А авторитетов очень много не нужно. Много авторитетов — это много наркотиков, много беспредела. Поэтому единственный выход в такой ситуации — такого осужденного замучить.

Сами сотрудники осужденных не пытают, редкий случай, когда это происходит. Ну, максимум, дубиной пройдешься — это называется «применить спецсредства». Если сотрудники грамотные — они пытают руками других заключенных, «расплачиваясь» за «услуги» разными поблажками — дополнительными свиданиями, передачками. Если о помощи просит, например, какой-нибудь заместитель начальника, то у заключенного может и телефон появиться.

Обычно на такую «работу» идут зэки из тех, кто на длинных сроках — 10-15 лет. Нужно кого-то избить — бьют в открытую. Со всей дури. Ведь если зэк зэка избил, то избитый не пойдет писать заявление в прокуратуру, а тому, кто избивал, дадут 30 суток ШИЗО (штрафной изолятор — Прим. ред.), максимум. Даже если избитый умрет — добавят два-три года. Им 10-15 лет сидеть, два года роли уже не играют — люди свыкаются с тем, что большую часть своей жизни проведут в тюрьме.

Когда я только пришел работать, у меня был наставник. Он действовал тупо по уставу.  Если ты знаешь устав — ты можешь заключенного тупо заколебать им так, что он поймет все, что ты хотел бы, чтобы он понял. Не повесил на себя бирку, принес из столовой пищу и так далее. Составляются акты, бумаги, либо в ШИЗО ведут. Или запись в дело, которая помешает УДО получить. Вот пока я не вызубрил устав, мой наставник меня к службе не допускал.

Когда я впервые бил зэка, я не почувствовал никаких страданий, наоборот, испытал облегчение. Такой был у меня в начале службы осужденный — он сейчас, насколько я знаю, не живой уже — он все делал против устава. Просто вынуждал. Не знаю, зачем он это делал — то ли тормозов не было, то ли в карты проигрался — такое бывает. Ну, я отходил его дубинкой, применил слезоточивый газ. И когда ему уже все отбили, он успокоился. Короче, заколебал и просто получил свое, что просил.

В этом смысле, я очень не люблю, так сказать, представителей малых народов. Тувинцы, например, или дагестанцы. Они какие-то бронироварованные. Даже те, кто по 131-й (изнасилование — Прим. ред.) сидят — тусуются с блатными. Их не сажают в колонии рядом с домом, потому что там их обязательно порежут за такие статьи. А у нас не трогают. Я за то, чтобы они сидели в своих регионах, потому что здесь с ними не справляются. И это портит климат в коллективе.

Есть, конечно, категория заключенных, которых никогда не тронут. Это воры в законе. Потому что если его тронут, то вся колония за него встанет. А иначе колония целиком просто станет опущенной — и грева (нелегальной материальной поддержки. — Прим. ред.) не будет, общак не придет. Общак — это очень крупные суммы денег с воли, которые передаются через сотрудников колонии. Решается это все на высшем уровне. Есть смотрящий за колонией, он общается с начальством. Они работают, так сказать, в интересах друг друга: греть не будете — будут проблемы в зоне, будете — и мы будем более-менее держать обстановку в руках.

Такое ощущение, что сейчас начальство зэков слушается. И чувствуют они себя лучше, чем мы. На сотрудников всем наплевать

Финансовые отношения между сотрудниками и заключенными существуют повсеместно. Пронести телефон — около 2 тысяч рублей, алкоголь — 600-700 рублей. Ну и посерьезнее вещи делают. Однажды в колонию, где я служил, приехал очень серьезный человек. Только он заехал — и уже через неделю к нему приехала, девушка. Ну такая, очень хорошая девушка. Она ему не родственница, никто, понятное дело. И она у него отдыхала где-то неделю. Все было организовано по высшему разряду, естественно — неофициально. Думаю, даже Москва до сих пор об этом не знает. А там много чего знают, собирают досье на всех и каждого. Все в этой системе друг на друга стучат, на всех уровнях. В колонии за счет этого можно контролировать и зэков, и сотрудников. Я человек правдолюбивый и мне приходилось непросто, но быть стукачом я бы не смог. В юности я общался с людьми, которые, так сказать, по понятиям жили, и они объяснили мне, что это западло. В общем, в таких условиях, где все друг на друга стучат, приходится забивать на все и просто делать свою работу. Потому что я знаю, зачем я пришел сюда — заработать денег.

А почему еще люди идут на такую работу? Зарплата стабильная и пенсию можно быстро получить. Вот в ЛИУшке (лечебно-исправительное учреждение — Прим. ред.), где одни туберкулезники, — кто там вообще захочет добровольно работать? Но через 9,5 лет можно выйти на пенсию — вот и идут. Держатся за эту работу. У нас жизнь такая со сталинских времен. Люди хотят все получить легко и быстро. У нас менталитет такой, бесполезно лечить. Может быть, надо начальство менять, с Москвы начинать. Реймер (бывший директор ФСИН — Прим. ред.) — сидит. Зам его, Коршунов — сидит. Другой зам, Криволапов, тоже. О чем это говорит? Все — воры. Я сколько работал по графику сутки-двое, а мне всегда платили как за сутки-трое. У меня рабочий день до шести, а я уезжал домой в 11 часов вечера. Вроде как я средний начсостав, а для полковника — просто быдло. Потому что он приказал работать — я должен работать и всё.

Такое ощущение, что сейчас начальство зэков слушается, жопу им целует. И чувствуют они себя лучше, чем мы. На сотрудников всем наплевать. Нас можно опускать как хочешь. Мы держимся за свою работу — у всех ипотеки, кредиты. Где еще стабильную работу найти?

Конечно, отсюда злость берется, каждый по-своему с ней разбирается. Бухают — без этого в нашей системе человеку очень тяжело. Так расслабляются. Один мой товарищ ходит драться на подпольные бои, за деньги — но не ради призовых, а просто чтобы агрессию куда-то деть. Еще один с парашютом прыгает. Сутки отработаешь и не знаешь, как стресс снять. Начальство тебя прессует, а зэки — просто дебилы. Особенно на легком режиме, где первоходы сидят. Строят из себя блатных, а сами понятий не знают. Раньше-то их сажали с людьми со сроками, чтобы они поняли, как правильно жить, а теперь первоходов сажают с первоходами. И на второй-третий раз этот «блатной» заезжает — и его опускают. Он думал, что жил по-блатному, а на самом деле даже не знал, как это. На строгаче и на особом зэки поумнее, там служить гораздо лучше. Но вообще, если бы я мог выбирать сейчас свою жизнь заново, я бы не пошел работать в колонию. Я бы, наверное, стал полицейским, пошел бы в отдел по борьбе с наркотиками. Очень негативно отношусь к наркоте.

Сейчас я просто отдыхаю. Подрабатываю таксистом, когда хочу, и вообще не заморачиваюсь. Тупо радуюсь тому, что в шесть утра больше не приходит смска «тревога», не надо никуда бежать. Я когда вышел на пенсию — целый месяц лежал дома на диване и тупо кайфовал. Взял тур по Золотому кольцу, в Москву съездил. Теперь буду детей растить. Я еще молодой, а у меня уже пенсия — 25 тысяч. Для нашей местности это, в общем-то, приличные деньги.

Подготовил Игорь Залюбовин