Сто лет. Чего?

Моя жизнь поделена на две части. До 13-ти и после 14-ти. До 13-ти я был фанатичным коммунистом. Каких в моем поколении было уже совсем мало. После 14-ти стал таким же фанатичным антикоммунистом. Год между 13-ю и 14-ю ушел на преображение.

Правда, можно было бы сказать, что позднее фанатичность моего антикоммунизма закончилась: лет пятнадцать назад, дописывая "Свет жизни", я увидел коммунистическое семидесятилетие с другой, более высокой колокольни. Но и увидев историю объемной, я все равно оставался антикоммунистом: моря крови и грязи и с объемной картинки никуда не исчезли.

И всё же я благодарен началу жизни, которое дало мно почувствовать иной воздух, иную, светлую часть коммунистической ауры. (Ту самую, которая, собственна, и превращала коммунистов в антикоммунистов: они не могли простить советской власти обмана и предательства своей идеи.)

Глупейшим, хотя и совершенно естественным было (и остается) наше желание стереть из памяти эти 70 лет. Седьмое и восьмое ноября нужно было оставить праздником. Не юлить с единством, примирением и согласием.

Только дни эти нужно было сделать днями памяти. Не может быть единства палача и жертвы, вертухая и зека. Не может быть примеренения совести и подлости. И согласия между ними быть не может. Едины мы можем быть только в ненависти к подлости и в желании жить по совести. Никакого другого единства у нас быть не может. И праздновать день начала эксперимента, который закончился так плачевно, конечно, невозможно. Праздновать – нет. А вот вспоминать, осознавать и пытаться понять – совершенно необходимо.

Необходимо, но не получается. Слишком серьезна коллективная психотравма, оставленная коммунистами. Слишком сильно покалечили они народную душу. Ни помнить, ни думать, ни понимать мы не способны. Кричать, плакать – да. Хотя и плакать – немногие. Плач здесь был бы началом выздоровления. Нам же пока до этого далеко.

Поэтому и то, что я собираюсь сказать, услышано может быть только единицами. У одного из величайших в истории преступлений есть и другая сторона. И даже – другие стороны.

Первая – революция была совершенно неизбежна. Абсолютно. Так же неизбежна, как наша будущая – та, которая сметет сегодняшнюю плесень. Царские элиты были преступны в своей безответственности и в своем бездумьи. Они не чувствовали истории, а те, кто что-то слышали,  элементарно боялись.  Глупый пингвин робко прячет тело жирное в утесах. Им нравилась та жизнь, которой они жили. Им хотелось продолжения банкета.

И в то же время эта жизнь была им ненавистна. Всем. Всем хоть сколько-нибудь развитым. Эта ненависть разлилась по всей литературе времени святого царя. Но жизнь, которой жила предреволюционная Россия, была ненавистна не только культурной элите – внизу ее ненавидели еще больше.

Лубки добезцаревого времени, все эти "тёмные аллеи", все эти придуманные воспоминания, вся эта ностальгия по никогда не бывшему – всё это появится много позднее. А хроника того времени была иной: не "Темные аллеи", а "Танька" и "Деревня".

Так жить было нельзя. Это чувствовали все. Но очень мало кто делал что-то, чтобы жить не "так". И никто не знал, каким должно быть "так". Да и не очень стремился узнать.

Второе – революция, хотя и ценой потерь несоразмерных ("эффективный менеджер" был не просто великий злодей, он был неумехой и растратчиком, в разы переплатившим за исторические свершения), так вот, 70 лет российского коммунизма обеспечили огромный скачок в развитии. И прежде всего – человека.

Не видеть этого, кажется, нельзя. Но ослепленные фанатизмом, конечно, не видят. Линейное мышление не дает им видеть. Оно у них устроено так, что признание этого скачка повлекло бы за собой оправдание злодейств. Это не особенность истории, это особенность их мышления. И здесь мало что можно поделать.

И третье – русская революция была не только нашим внутренним делом, но и делом мировым. Она ответила на общемировой кризис, родив такие явления, как европейский социализм и китайский коммунизм, среди прочих. И больше – оказав сильнейшее влияние чуть ли не на все государства и во многом определив ход мировой истории в 20-м веке. Западу нужно было отвечать на русский вызов, и поиски ответа Запад преобразили. А для аутсайдеров культурно-исторического процесса это была дорога. Кто-то прямо пошел по ней, остальные же не выпускали ее из вида, пытаясь приспособить к своим реалиям те или иные коммунистические идеи.  

Почему об этом необходимо говорить? Потому что без понимания коммунизма мы слепы – мы не можем заниматься ни социальным целеполаганием, ни планированием будущего. И альтернативу путинизму мы предложить не можем. Путинизм – это же "возвратка", одно из наказаний за преступления коммунизма. А для чего нас наказывают? Чтобы мы включили голову. Увы – нам немного есть, что включать. Нравственная оценка, вполне справедливая между прочим нравственная оценка ослепляет нас. Мы закрываем ладошками глаза и кричим "Этого не было!". Имея в виду под "этим" каждый своё.

Значит, век русского коммунизма не кончился. Он кончится, когда мы поймем, ЧТО произошло. Когда сможем говорить об этом ЧТО спокойно.

Пока же мы всё еще в Союзе, всё еще в Совке. Потому что Союз-Совок всё еще в нас. Потому что мы всё еще советские люди.

И не поздравить нас со столетием просто нельзя.

Так что – с праздником, дорогие товарищи! Товарищи по несчастью.