Суд как источник правового нигилизма

Гюльнара Зиннатуллина – супруга инвалида I группы обратилась в суд с иском к исполкому Казани. Она потребовала вселения к мужу, нанимателю муниципальной двухкомнатной квартиры, а также обязания ответчика заключить с мужем договор социального найма, включив в этот договор и ее как члена семьи нанимателя. К своему иску Гюльнара приложила заявление Николая, уведомившего суд о своем решении вселить в занимаемую квартиру законную супругу (ст. 70 ЖК РФ).

Казалось бы, Гюльнара заявила вполне законные требования и, следовательно, у суда против этих требований не должно было возникнуть никаких возражений, но они возникли. В своем решении судья Кировского районного суда Татьяна Шеверина указывает на то, что «в соответствии с. ч. 2 ст. 61 ГПК РФ, обстоятельства, установленные вступившим в законную силу судебным постановлением по ранее рассмотренному делу, обязательны для суда. Эти обстоятельства не доказываются вновь и не подлежат оспариванию при рассмотрении другого дела, в котором участвуют те же лица».

Спрашивается, какие же обстоятельства, ранее установленные судом, могли бы помочь Татьяне Шевериной отказать в удовлетворении иска Зиннатуллиной? Для того чтобы читатель понимал логику г-жи Шевериной, приведу мотивировочную часть ее решения с небольшими сокращениями технического характера.

«В 2011 году решением суда иск сын умершей сожительницы Игнатьева К-ва удовлетворен частично: вместе с несовершеннолетней дочерью он вселен в квартиру Игнатьева, Зиннатуллина из этой квартиры выселена. В 2012 году решением суда в удовлетворении иска Зиннатуллиной к ИК МО г. Казани о признании права пользования жилым помещением отказано. В 2013 году решением суда признано, что К-ов не является членом семьи Игнатьева». В решении Шевериной просматривается, пожалуй, только одно обстоятельство, ранее установленное судом. А именно то, что К-ов членом семьи Игнатьева не является…

Зиннатуллина, будучи добросовестным истцом, проинформировала суд о том, что ранее ей в удовлетворении аналогичного иска было отказано на том основании, что против ее вселения к мужу возражал К-ов, голословно утверждавший, что приходится нанимателю сыном и, следовательно, членом его семьи. Теперь же возражать против вселения Зиннатуллиной К-ов не сможет, ведь суд установил, что он членом семьи нанимателя не является. И, как я думаю, никогда им не являлся. А из ст. 70 ЖК РФ следует, что нанимателю для вселения супруга в свою квартиру требуется письменное согласие не бывших, а настоящих членов семьи.

Понять смысл витиеватого возражения судьи Шевериной против иска довольно-таки не просто, поэтому приведу его в изложении: «Если принять во внимание ст. 69 ЖК РФ, то довод Зиннатуллиной о том, что К-ов возражал против ее вселения, основанием для удовлетворения ее иска быть не может». Простите, но кто сказал, что это довод? Это всего лишь пояснение причины повторного обращения в суд. Доводом же является решение нанимателя поселить у себя собственную супругу. И против этого довода суд ничего не возразил,

Судья Шеверина как бы намекает на п. 4 ст. 69 ЖК РФ. Согласно этой норме гражданин, даже перестав быть членом семьи нанимателя жилого помещения по договору социального найма, но продолжая проживать в этом помещении, сохраняет такие же права на проживание в указанном помещении, какие имеют наниматель и члены его семьи. Однако, К-ов не доказал, что когда-либо являлся членом семьи нанимателя. А ведь ЖК РФ так же, как и ЖК РСФСР, содержит исчерпывающий круг лиц, по определению являющихся членами семьи нанимателя. Это супруг нанимателя (но не сожитель), его родители и дети (но не дети сожителя). К-ов в этот круг определенно не вписывается.

Кроме того, следует отличать права членов семьи нанимателя от прав бывших членов, которыми те обладаю в том лишь случае, если продолжают проживать совместно с нанимателем. А как это следует из актов о фактическом проживании (управляющая компания составляла их с опросом соседей) и показаний свидетеля, К-ов совместно с Игнатьевым не проживает.

В п. 4 ст. 69 ЖК РФ сказано, что бывший член семьи нанимателя самостоятельно отвечает по обязательствам, вытекающим из договора социального найма. Если, конечно, он в качестве члена семьи нанимателя в этот договор вписан, а согласно п. 3 ст. 69 ЖК РФ в договор социального найма должны быть включены все члены семьи нанимателя.

Надо полагать, что исполком Казани, которого инвалид воспринимает в качестве одного из своих оппонентов, это понимает. Уж не по этой ли причине он в нарушение ст. 60 – 63 ЖК РФ отказывается заключить договор социального найма с Игнатьевым, игнорируя при этом просьбы, как самого Николая, так и автора этих строк, пока еще не освободившегося от хлебной должности председателем Общественного совета по вопросам развития городского хозяйства при исполкоме Казани.

Нарушение указанных норм проигнорировала и прокуратура, которую Игнатьев так же считает своим оппонентом. Во всяком случае, она никак не отреагировала на то, что исполком, отказывая Игнатьеву в оформлении договора, нарушает права и его, и его супруги. Однако нет худа без добра и, коль скоро договор социального найма с Игнатьевым не оформлен, нет никаких оснований говорить и о том, что в этот договор включен К-ов. Из этого, в свою очередь, следует, что законных оснований считать К-ва приобретшим право пользования жилым помещением не существует.

И едва ли такие основания появятся в будущем. Все дело в том, что К-ву, коль уж скоро он претендует на муниципальное жилье, в соответствии со ст. 49 ЖК РФ предстоит пройти административную комиссию. А она, приняв во внимание, что у К-ва есть собственное жилье, в праве пользования муниципальным жильем ему, скорее всего, откажет.

Игнатьев и не скрывает, что некоторое время он позволял жить в своей квартире и сожительнице, и ее малолетнему сыну. Но когда в 1994 году сожительница умерла, а Николай привел в дом Гюльнару, установив с ней брачные отношения, пребывание в его квартире сына сожительницы, в сущности, совершенно постороннего ему человека стало совершенно неуместным.

Тем не менее, в 1995 году К-ву неведомо каким образом удалось получить постоянную регистрацию по адресу Николая, которую, как я считаю, органам УФМС следует ликвидировать как безосновательную, так как К-ов мог вселиться к Николаю только в качестве члена его семьи, каковым он никогда не был.

Впрочем, сама по себе регистрация по адресу того или иного жилого помещения никаких прав и обязанностей у гражданина, зарегистрированного по этому адресу не создает.

В 2011 году К-ов, так и не доказав свое право на проживание в квартире Игнатьева, по адресу этой квартиры (а не собственного дома, где он фактически проживает совместно со своей сожительницей) зарегистрировал свою новорожденную дочь. Как указывает в своем решении его благодетель – судья Эдуард Каминский, «имея намерение вселить ее в спорную квартиру». Как видим, Каминский вошел в положение К-ова, зарегистрировавшего дочь в нарушение ст. 19.15 КоАП РФ.

Что же касается Зиннатуллиной, то она, поселившись в квартире Игнатьева в связи с установлением брачных отношений с нанимателем (спустя пару лет эти отношения были зарегистрированы органами ЗАГС), как это следует из устного договора с Николаем (совершен путем вселения – со стороны Гюльнары как супруги – члена семьи нанимателя, и не препятствованием этому вселению – с его стороны, то есть путем конклюдентных действий) приобрела права, равные с правами своего мужа.

Рассмотрение иска Зиннатуллиной судья Шеверина назначила на 19 августа 2013 г. И, казалось бы, по результатам этого рассмотрения именем РФ должна была принять свое решение. Оно в соответствии со ст. 195 ГПК РФ должно было быть не только законным, то есть соответствующим закону, но и обоснованным. Однако Шеверина, отклоняя законное требование Гюльнары о вселении к своему мужу, какой-либо нормой закона это не обосновала. Проигнорировала она и п. 4 ст. 198 ГПК РФ, в соответствии с которым, в мотивировочной части своего решения Шевериной следовало указать установленные судом обстоятельства и доказательства.

На мой субъективный взгляд, Татьяна Шеверина провела не судебное заседание, а его инсценировку. В пользу этого суждения говорят факты. Например, что свое решение Шевернина сформировала до начала заседания, так и не дав оценку представленным сторонами доказательствам и тем самым превратив судебное заседание в фарс. Впрочем, ввиду своего отсутствия каких-либо доказательств ответчик суду не представил.

Правовой эксперт Общественной палаты РФ – в прошлом судья Борис Пантелеев, пояснил, что у судьи есть право на подготовку проекта решения. Но ведь для того, чтобы сесть за компьютер и вбить в этот проект необходимый текст, судье Шевериной потребовалось бы минут 5 или 10. А она, зайдя в совещательную комнату как бы для принятия решения и не задержавшись там даже на несколько секунд, вышла и с заранее напечатанного листа прочитала резолютивную часть своей филькиной грамоты: назвать этот листок судебным актом не поворачивается язык.

Если бы судья Шеверина проводила не инсценировку, а настоящее судебное заседание, она, наверное, разрешила бы вопрос о возможности проведения этого заседания в отсутствие ответчика. По закону, который судья Шеверина грубо попрала, дискредитируя РФ, она должна была либо отложить разбирательства дела, либо рассмотреть дело в отсутствие ответчика (ч. 4 ст. 167 ГПК РФ), приняв решение о заочном производстве.

Судопроизводство в РФ, как это следует из ч. 3 ст. 123 Конституции РФ, осуществляется на основе состязательности и равноправия сторон, когда заинтересованные лица самостоятельно защищают свои права и законные интересы, а материал, необходимый для справедливого разрешения дела, формируется всеми участниками процесса. Суд же ограничивается оценкой собранных доказательств и применением соответствующих правовых норм (ст. 50 ГПК). Правда, я не могу взять в толк, как может быть достигнута состязательность в условиях, когда в суд не явилась одна из сторон.

Как я думаю, соседям Игнатьева несказанно повезло: его дело активизировало исполнение принятого много лет назад решения о расселении ветхого, но, заметим, не аварийного, дома, в котором расположена квартира Николая. Расселение барака это, конечно, неплохо. Хуже то, что исполком Казани решил заселить инвалида в одну квартиру с его врагом – К-вым, не допустив вселения в эту квартиру его законной супруги, осуществляющей за ним постоянный внешний уход. Нет сомнений в том, что поселившись в благоустроенной квартире (за счет муниципального образования), К-ов вселит в нее сожительницу, которая вот вот должна подарить ему еще одного ребенка. А своим домом распорядится так, как он сам посчитает нужным.

Итак, подведем итоги этого журналистского расследования. Как я думаю, у судьи Каминского не было законных оснований ни на вселение К-вых, ни на отселение Зиннатуллиной. Тем не менее, он, заварив всю эту кашу, скорее всего, выйдет сухим из воды, ведь, как показывает практика, никакой ответственности за свои косяки судьи не несут. Однако шансы на пересмотр решений Каминского все же существуют. Потребовать от суда пересмотра этих решений можно, основываясь на вновь открывшемся (для суда) обстоятельстве: в 2013 году, как установила судья Гульчак Хамитова, К-ов членом семьи Игнатьева все же не является.

Почему же судья Каминский принял такие – дурно пахнущие решения? Как я думаю, К-ов мог ввести его в заблуждение. Ну, или каким-либо иным способом склонить к принятию решений в свою пользу. Последнее, на мой взгляд, наиболее вероятно, поскольку опытный и безусловно умный судья едва ли мог накосячить непреднамеренно. Тем более что он, наверное, был убежден в том, что в случае, если инвалид начнет трепыхаться, старшие товарищи из республиканского Верховного суда, проявив цеховую солидарность, окажут поддержку ему, а не инвалиду. И он таки оказался прав.

Не ясно, правда, как на историю Игнатьева посмотрит республиканский кабмин, которому соответствующее поручение дал Аппарат президента РФ. Надеюсь, что он все же организует проверку фактов, содержащихся в настоящей публикации, и с этой целью даст соответствующие поручения заинтересованным министерствам и ведомствам суверенной Татарии.

В заключение хотел бы обратить внимание на посыл государственных чиновников, утверждающих, что правозащитники только вредят государству. Они, конечно же, не хотели бы, чтобы общественность контролировала их деятельность. Но ведь устои государства расшатывают вовсе не правозащитники. Государство расшатывается ввиду безнаказанности разлагающегося чиновничества. Воспрепятствовать этому может транспарентность или, проще говоря, публичность, ради которой я, собственно, и взялся за эту статью. И если не наладить общественный контроль над государством в целом и над отдельными его институтами, включая судебную систему, окончательное растление российского общества – это всего лишь вопрос времени.