Я впервые в жизни почувствовал, что не нужен своей стране

Важнейшим для страны является возрождение высокотехнологичных отраслей экономики. Это важнее всех других задач. В результате чубайсовской приватизации мы стали постиндустриальной державой очень специфическим образом. Постиндустриальной державой и информационным сообществом стали Соединенные Штаты Америки. В веке информационных технологий в 2000 г. Нобелевская премия присуждена за основы создания информационных технологий. Джеку Килби за кремниевые чипы, Вашему покорному слуге вместе с Гербертом Кремером за развитие полупроводниковых гетероструктур. Это основы сегодня всех информационных технологий – интернет, мобильная телефония, телекоммуникации на высоких орбитах – все это создано нами раньше, чем американцами. За эти 25 лет мы оказались на очереди технологического прогресса. Когда журналисты меня спрашивают, почему мы  не делаем "Айпэды" и "Айфоны", я им отвечаю, что если бы не было этих 25 лет, то делали бы. 

В феврале месяце я встретился с Владимиром Владимировичем Путиным, которого я знаю много-много лет, с 1989 г. Когда он вернулся из Дрездена, он стал помощником у Меркурьева по международным отношениям. Я с ним встретился, и сказал ему: "Владимир Владимирович, Ваш лозунг создать 25 млн рабочих мест в высокотехнологическом секторе к 2025 г. – блестящий лозунг для всей страны". Владимир Владимирович говорит: "Я это говорил для бизнеса – этого нет".

Это задача для всей страны, для науки и образования.

Российская академия наук, которая, слава богу, не разбита на 15 республик, потому что Академия наук СССР находилась вся на территории РСФСР, осталась сохранена. При всех потерях власть могла бы опираться на академию для решения этой задачи. И для этого не нужно проводить реформ, которые они предлагают. Для этого надо ставить грамотные задачи по возрождению высокотехнологичных отраслей промышленности.

В 1946-47 гг. надо было делать бомбу. Обязательно. И все силы были брошены туда, но мы понимали, что надо развивать науку. Самые большие деньги получали ученые в 1946 г. Защитив кандидатскую, становясь старшими научными сотрудниками, ученые получали 3 тыс. руб. Это был персональный оклад директора крупного завода или начальника главка.  Так что не только из большого интереса, но и из практических соображений шли в науку. Теперь мы 20 лет жили философией выживания в Академии наук. Слишком долго. Нужно было гораздо раньше объяснять руководству и власти, насколько важно переходить к философии развития.

Это было основным тезисом, когда я шел на выборы президента РАН.  Да, я проиграл, но я не думал, что проиграю с таким разрывом. Это показывает, что наше общество изменилось за эти годы. Вчера на конференции в РАН один из наших социологических институтов приводил данные опросов, и меня удивило, что 40% опрошенного населения вообще не знают, что такое Российская академия наук, но в опросе по доверию оказалось, что президенту доверяют 62%, 8,2% доверяют Академии наук и столько же доверяют церкви.  Я вспоминаю, как один из наших замечательных физиков, Лев Андреевич Арцимович, как-то сказал: "Есть в России две структуры, которые невозможно реформировать – это церковь и Академия наук".

Академия наук, конечно же, должна меняться. Я против слова "реформа". Надо говорить о развитии Академии наук, развитии науки и технологии в стране. И власть при этом должна опираться на академию, как почти единственную сохранившуюся структуру научных учреждений в России. Про каждого выдающегося ученого можно сказать  2-3 предложения, чтобы обозначить его вклад в мировую науку. А сейчас "индекс Хирша", "индекс цитирования", "столько-то статей" – это все слова. Я говорил вчера, показывая фотографии выдающихся президентов нашей академии – Сергея Ивановича Вавилова, Александра Николаевича Несмеянова, Анатолия Петровича Александрова. О каждом из них я могу сказать, какое место они заняли в мирровой науке, охарактеризовав каждого несколькими фразами. О последующих президентах я могу говорить только то, сколько статей они опубликовали.
Группа нобелевских лауреатов послала письмо Владимиру Путину, и дубликат прислали мне. Это семь нобелевских лауреатов, выдающихся ученых планеты. Пять американцев, один француз, представитель Израиля. Они написали, что их очень волнует этот закон. Они пишут, что в первую очередь такой закон надо вносить после детального обсуждения с научными сотрудниками, когда они обсуждают, они будут поддерживать этот закон. Его нельзя принимать так резко, а изменения должны идти постепенно, и не нужно забывать, что российская научная общественность и Российская академия наук – важнейший элемент мировой науки. Они написали, что от петровских до сегодняшних времен дала миру РАН. 17 нобелевских лауреатов связаны с Российской академией наук, космос и полупроводниковая революция – заслуга РАН. И кончили они письмо словами – "Владимир Владимирович, будущее России и мировой науки зависит от Вашего решения. Принимайте решение взвешенно".

В 2000 г., когда мы получали Нобелевскую премию, профессор Джеймс Хекман, получивший Нобелевскую премию по экономике, представитель чикагской школы экономики, сказал: "Научно-технический прогресс второй половины 20 века полностью определялся соревнованием СССР и США. И очень жаль, что это соревнование закончилось". Потому что и во времена "Холодной войны" наши отношения, прежде всего, советских и американских физиков, были очень хорошими. Международное сотрудничество у нас развивалось и до войны, но атомный проект потребовал строгой секретности. Когда только Игорь Курчатов поехал в Англию, и мы снова стали развивать международное сотрудничество, мы снова стали компонентами мировой науки.

Поэтому не нужны эти реформы. Нужен закон о развитии науки и технологии в России. Если мы посмотрим на закон "О науке и государственной научно-технической политике", то увидим, что и не нужно было вносить этот закон о реформе РАН. Согласно закону "О науке и государственной научно-технической политике", даже изменения и слияния академий премьер-министр может сделать без всякого рассмотрения в думе. Он в думу закон о реформе РАН перебросил, сняв с себя ответственность.

Возмущает и сама форма внесения этого закона. Не говоря ни слова ни ведущим ученым, ни руководству академии, просто вбросить его в период летних отпусков на первое заседание – это же оскорбление научной общественности! Когда был внесен этот закон, я в первый раз в жизни почувствовал, что я не нужен своей стране.

Когда меня выбрали членом-корреспондентом в 1972 г., Петр Леонидович Капица рассказал такую историю. В 1935 г. он занимался турбодетандером для получения жидкого гелия. Ему нужны были шарикоподшипники, а у нас их тогда не было. Он написал письмо в наркомат внешней торговли с просьбой купить в такой-то британской компании такие-то шарикоподшипники. Тогда он получил такой ответ от начальника главка: "Мы получили ваше письмо. Мы изучаем, в какой стране, в какой компании дешевле и лучше купить для вас шарикоподшипники, и когда изучим этот вопрос – мы вам ответим". На этом письме Петр Леонидович написал: "Делайте, как вам говорят, или идите к такой-то матери". Я не могу повторить к какой матери, но Капица мне эту мать назвал. Начальник главка побежал к Микояну, Микоян взял письмо, положил в карман, пришел к товарищу Сталину и сказал: "Посмотрите, что академики пишут!". Сталин посмотрел и сказал: "Делайте, как он говорит, или вы все у меня все пойдете…", и он тоже назвал мать своим словом. После этого был снаряжен специальный рейс в Лондон и были куплены эти шарикоподшипники, которые были нужны Капице.

Было бы замечательно, если бы когда этот закон придет на подпись к президенту, Владимир Владимирович сказал бы: "Пусть он идет к такой-то матери".

Вице-президент РАН, депутат Госдумы, лауреат Нобелевской премии Жорес Алферов на пресс-конференции в Москве 30.08.2013г.