Детективная история San Cat

Часть 1

Детективная история приюта для бездомных животных «Натали – San Cat – Дай лапу» началась год и три месяца назад, когда в конце июня 2011 года умерла моя соседка Баба Женя…
Дом Бабы Жени в 15 метрах от моего. Она кормила животных (любви к животным у неё не было, это была для нее оплачиваемая работа). Сейчас у меня в соседях остался муж Бабы Жени - Василий.

Летом я не работаю, и живу в деревне на радость своей деревенской «семье» из собак и кошек. Выезжаю в Москву крайне редко: один-два раза в месяц за пенсией и повидать дочку. Когда первый раз (это началось только после смерти бабы Жени) без меня кто-то отстегнул ошейники у нескольких собак, я не придала этому особого значения. Но, когда это стало системой, (всякий раз в мое отсутствие собак отпускают) я недоумевала, кто это может делать и для чего? Я обратилась за помощью к участковому тогда еще милиции, он обещал приехать, но так и не доехал.
Кормить животных приходила моя приятельница Татьяна. Ей 72 года, больная женщина, сердечница, бывший врач-хирург, прошла Афганистан, где потеряла там, на войне двоих сыновей.
Татьяне нелегко было выполнять свою миссию: всякий раз отпущенные собаки с радостным лаем бежали ей навстречу, они большие, сильные, сбивали ее с ног, и продолжали прыгать на нее, мешая подняться. А в это время мой сосед Василий смотрел в окно.

Зимой это просто страшно, потому что собаки долго не давали ей встать, сбив с ног. Она промокала в сугробе, а до дома ей 3 часа ходу (в один конец) по зимнему бездорожью. Когда она проходила в дом, чтобы взять еды для животных, то ее неведомый злоумышленник на мебельный болт закроет снаружи, или проволоку засунет в замок так, чтобы она не могла открыть дверь. Я тогда работала 3 дня в неделю. Всякий раз это делали в те дни, когда я была в Москве. При мне собак никто не трогал, ничего подобного ни разу не было.

В начале декабря ко мне пришли наниматься на работу двое, оба алкоголики и воры, муж и жена. Выбора у меня не было. Я отдала им ключи и худо-бедно, они топили печь и помогали Татьяне. В конце декабря они отказались работать. А по деревне пошел слух, что у меня «одни кассеты и книги и нечего стащить»(!).

У Татьяны в то время было воспаление легких, было очень холодно. До середины февраля я оставалась в деревне, живя в долг. Собак никто не отпускал. Когда в феврале я пошла работать, собак снова стали отпускать. Я несколько раз звонила участковому, но он не реагировал.

Когда Татьяна второй раз заболела воспалением легких, я крепко задумалась, как мне жить дальше. Решила провести эксперимент: пять собак я закрыла в сарае ( площадью 20 кв. м), накормила их мясом до отвала (на кашу на мясном бульоне они даже не смотрели после этого), котов так же накормила досыта и оставила им кашу на два дня. Приезжаю – все в порядке, все живы-здоровы. За два дня дом не переохладился. С тех пор у меня теперь другой жесткий режим: понедельник-вторник, четверг-пятница – работаю в Москве, среда, суббота, воскресенье – в деревне кормлю животных и топлю печь, четыре ночи в неделю в дороге.

Зима была холодной, коты сидели дома – это и спасло их от неминуемой смерти, потому что одну из собак - Умку регулярно отпускали. Мне понятно, что это делал маньяк, зацикленный на одном и том же. Умка это пятилетняя матерая охотничья собака. Для нее любой движущийся предмет – добыча. Так продолжалось до конца мая, пока я снова не ушла в летний отпуск.

Собак все также отпускали, и я не знала, кто это делает и для чего. Мы с Татьяной думали-гадали, кто бы это мог делать? Выбор небогат: сумасшедший сосед, допившийся до белой горячки Василий, два брата курда, их дети, и их работники. Работников они берут тех, которым платить не надо, а только кормить и поить (вышедших из тюрьмы).

И еще этот маньяк загадывал мне загадки, «игрался» со мною из непонятных садистских соображений: Умкину цепь он не брал с собою, прятал где-нибудь у меня на участке. То бросит в собачью будку, то повесит на дерево. А однажды я ее нашла у себя на террасе в одном из шкафов. Последний раз я ее долго не могла обнаружить, пока не нашла в ведре с водой, в котором замочила ветки ивы, через семь дней: уже ржавую, аккуратно свернутую.

В июле как-то приходит Василий, оглядывает мою террасу, а у меня чисто, порядок – везде на окнах занавески, на стене большой плакат, символизирующий мой дом: «Котенок и щенок». На стенах картины, звучит музыка, и говорит: «Как у тебя здесь красиво».
На следующий день я уехала в Москву, приезжаю, и что же вижу: терраса изуродована так, как только было возможно, плакат – символ моего дома - разорван и выброшен, занавески оборваны и валяются на полу, даже линолеум из-под кровати выдернут.

Хроника моих попыток обратиться к Закону

30 июля 2012 года
В полицейском участке заявление не приняли, направили меня к новому участковому. Я ему все рассказала, обещал приехать, но не приехал.

15 августа
Я приехала из Москвы и обнаружила, что – одна новая занавеска подожжена, а вторая оторвана с планкой. Половина рушника валяется на полу и тут же окурок от папирос, которые кроме Василия тут никто не курит (я живу с открытой душой, для меня рушник - символ гостеприимства ). На этот раз в полиции я говорила со старшим, он обещал направить участкового, но тот, так и не приехал.

10 сентября
Я пошла в прокуратуру поселка Первомайского Тамбовской области. Мне ответили, что «этим должен заниматься полицейский участок, сейчас им позвонят, и они у меня заявление примут». Действительно, заявление приняли, и я следователю сообщила факты хулиганства на территории моего участка.

12 сентября
Умка снова была отпущена, а цепь с ошейником бесследно исчезли, и до сих пор не найдены...
Выражаю мою благодарность и уважение Татьяне Гурышкиной, которая связалась с зоозащитниками Мичуринска и Тамбова. Они откликнулись, сюда приезжали дважды: 16 сентября и 14 октября. Привезли продукты, лекарства, и подняли вопрос о заборе (тот забор, который я вынуждена была поставить 13 лет назад, когда приехали курды на нашу улицу, не спасает моих собак ни от бойцовых собак соседей, ни от недочеловеков). Зоозащитники сфотографировали все улики. В том числе, тропинку, протоптанную моим соседом от своего дома к собачьим будкам. Повесили две листовки, предупреждающие об ответственности по 245 статье за жестокое обращение с животными.

19 сентября
Я снова поехала в полицейский участок с заявлением о том, что хулиганство на участке продолжается. Заявление снова не принимали, но когда я сказала, что этим уже занимаются зоозащитники Мичуринска и Тамбова, заявление приняли. В заявлении я сказала, что листовки, которые повесили зоозащитники, были сорваны на следующий же день после того, как я уехала работать в Москву.

22 сентября
Я звоню по телефону доверия Тамбовского МВД. Вечером, невзирая на то, что это был выходной день, приехал участковый, все сфотографировал: сорванные листовки, сорванные и подожженные занавески, тропинку, ведущую от соседа к собакам, всю изуродованную террасу, и сказал, что будет вести расследование, принимать меры, обещал, что разберется…

28 сентября
Татьяну удивило, что щенки не встречают ее радостным лаем, а от страха попрятались под террасой, и нигде не было собаки Баси. Умку на этот раз не отпустили. А когда Татьяна еще только подходила к моему дому, она слышала сильный лай моих собак, и видела двух невысоких плотного сложения мужиков, которые прошли мимо нее.

29 сентября
Я приехала из Москвы и везде искала Басю. Ее нигде не было. Более того, две собаки - алабай и питбуль - несколько раз за один день на моих глазах нападали на моих щенков. На третий раз я не успела отогнать их палкой, и кто-то из нападающих собак укусил моего щенка за заднюю лапу, я рану сфотографировала. Пошла к хозяину собак, он обещал собак привязать. Питбуля привязали, а алабай еще дважды нападал на моих собак.

В 3 часа дня мне привезли мясо для собак. Вижу, как мимо проходят два невысоких плотных человека. Одного я знаю: это работник Ибрагима (того самого, кому принадлежит питбуль и алабай). Они оба пьяные, и идут за вином. Я спрашиваю одного из работников: «Это Вы съели мою собаку?» Он опускает глаза и говорит: «Мы собак не едим», - и мужики идут дальше.

30 сентября
Утром, открываю дверь и вижу – стоит Бася, вначале я не поняла, что с ней , стоит-шатается, когда она пошла стало видно, что координация нарушена, впечатление такое, что все внутри отбито.

Я занесла ее на террасу, попоила водой, она пролежала на террасе до вечера. Было понятно, что помочь ей уже нельзя. В 5 часов вечера, пошатываясь, она едва добрела до шиповника, легла и в 6 часов на моих глазах умерла. Бася была без ошейника и без цепи.

7 октября
Невзирая на то, что было воскресенье, приехал участковый и сказал, что меня приглашает к себе его начальник 8 ноября с утра. Я приехала. Он снова с моих слов записал все факты. Я привезла много фотографий. Он сказал, что сам займется этим делом.

Внимание!!!
В понедельник вечером приехала большая полицейская машина, в ней находились 8 -10 полицейских. Полицейский по фамилии Моисеев попросил меня дать письменное заверение в том, что я больше не буду обращаться по телефону доверия, так как все равно разбираться придется им. С этим они и уехали.

И вот - финал детективного романа – мне на московский адрес пришла официальная бумага, которая меня вначале привела в шок.

Вот, что там было: «…Из объяснений Топинского Василия (это мой сосед) установлено, что к дачному дому Хорошевой Натальи Борисовны, никто не подходит, так как у нее возле дома много злых собак, которые, к дому никого не подпускают».
У меня просто нет слов…

Три разных человека в разное время сказали мне одну и ту же фразу «если на них сверху не надавить, они работать не будут» - эти три человека: присяжный заседатель, адвокат, работник МВД. Последний мне посоветовал найти на сайте прокуратуру и МВД Москвы и Тамбова и сообщить им о безответственной работе полицейских поселка Первомайский. Я еще этого не сделала.
Сосед Василий - хронический алкоголик. После смерти бабы Жени у него началось нечто вроде белой горячки (он сразу после ее смерти сказал, что «это я убила его жену, потому что у меня живет черный кот»). На следующий день он не помнит ничего из того делал и говорил. Мотивация отпускать Умку есть только у него. Он ненавидит моих котов, и знает, что Умка гоняется за ними.
А вот собаку избить до смерти могли только работники Ибрагима. Вот и все подозреваемые.

Для чего я все это пишу. Сейчас фактически я осталась одна. На той неделе из-за болезни Татьяна не могла прийти. Котам я оставляю столько еды, что им спокойно хватает на два дня, а вот собаки, которые на улице, оказываются незащищенными, куски мяса, которые я им оставляю, сжирают собаки соседей, потому что нет достаточного забора. Моя идея - сделать по моему забору еще один забор из горбылей двухметровой высоты. Рабица бесполезна, не поможет, нужен глухой, сплошной забор вокруг всего участка, а рабицу использовать только, как внутренний вольер для собак. Такой забор будет защищать собачьи будки и от снега зимой, их не будет так засыпать. Сейчас с помощью зоозащитников начались работы по лёгкому забору.

Часть 2

У меня есть документы (заявления, фото, постановления об отказе возбуждения уголовного дела последние и 4-хлетней давности).

31 октября, сразу же после приезда из Москвы, я пошла в полицейский участок пос. Первомайский Тамбовской области к Моисееву Сергею Николаевичу, который меня заверил, что лично сам будет разбираться в моем деле. Он меня принял очень любезно.
Я сказала, что основанием для отказов в возбуждении уголовного дела в постановлении приведены лживые слова моих соседей, единственно которых я подозреваю.
Какое же расследование по моим заявлениям провели Капитан Литвинский, и
капитан Щиров? «У меня пять собак алабаев, которые сидят на цепи», - сообщил Ибрагим полицейскому, проводящему «расследование».

- Щиров 22 сентября фотографировал мою изуродованную террасу, на которой обрывки листовок, сорванных руками человека, подожженная сорванная занавеска.
- Почему Литвинский не упомянул о зверски убитой 29 сентября собаке Басе, которая 30сентября умерла у меня на глазах, о снятом ошейнике и цепи? Расследования, как такового, не было, и тот, и другой просто отписались.

В этот же день (31 октября) я отдала Моисееву четвертое свое заявление, в котором писала, что, исходя из вышеизложенного, для меня самой очевидно, что обращаться в моем случае в полицейский участок не имеет смысла. «Давить сверху», обжаловать в вышестоящие инстанции – это значит не уважать себя. Если человек на своей работе так безответственен, то кому нужна такая работа.
Моисеев заявление взял, сказал, что разберется, и даже пообещал, что вместе с участковым заедет ко мне 3, 4или 5 ноября и через участкового передаст мне цепь (свою личную, которая ему не нужна). На выходных они не приехали.

6 ноября я получила еще два послания из МВД пос. Первомайский. Первое гласит (причем заметьте: фактами варьируют, как хотят): «Частный предприниматель … оценил пятиметровую цепь в 350 р.», - и НА ЭТОМ ОСНОВАНИИ, оказывается, что я понесла материальный ущерб, недостаточный для возбуждения уголовного дела, а достаточный начинается с 1000р.

Теперь факты – цепь украдена вместе с ошейником, баранчиком и вертушком, 500р – весь комплект. Я уже давно покупаю цепи по 500р. И за последнее время у меня украли как раз две цепи по 500р., сняли цепь с Умки и Баси.

Еще я ему сказала, что на нашу улицу «чужие» не ходят, здесь только «свои». И я подозреваю, что собаку избили работники Ибрагима, которые к 15-00 совершенно пьяные и невменяемые.
(Недавно встречаю Ибрагима, и говорю ему открытым текстом, что я подозреваю его работников. Ибрагим: «На этот раз, цепей твоих у меня нет, а своего работника я закодировал в Мичуринске»).

С попустительства местных властей владельцы алабаев настолько обнаглели, что теперь собаки, те самые питбуль и алабай, которые 28 сентября напали на моего щенка, теперь напали на меня, я их фотографировала. Я его фотографирую, а он за мной бежит. Тот алабай, что раньше просто подходил к моему забору и наблюдал, что происходит, теперь ощеривается на меня.

3 ноября со стороны дома Ибрагима прибежала еще одна собака Сара, которая неоднократно нападала на моих собак. И со стороны второго брата Анатолия бегают два алабая, обе суки, моя собака Багира потенциальная жертва.
По нашей улице уже никто не ходит, даже почтальон отказалась сюда приходить. Теперь мы с Татьяной – две пенсионерки 60-ти и 72-х лет - оказались заложниками бездействия полиции.

Я потрясена мужеством Татьяны, которая для меня просто герой.

Дорогие мои сообщники, все мои слова могут подтвердить зоозащитники Тамбова. Они ко мне на машинах три раза приезжали. И все три раза они видели отпущенных собак.

4 ноября (на собранные зоозащитниками Тамбова деньги ) привезли столбы для забора и их установили. Теперь осталось собрать деньги на собственно забор.
Обнаглевшие соседи и их собаки подходят к моей террасе и «хозяйничают» там. Когда я бываю дома, я собак отгоняю палкой, а когда меня нет, все мои собаки, сидящие на цепи, на улице – потенциальные смертники. И каждый раз, когда я приезжаю из Москвы, я не знаю, кто останется в живых.
Невзирая на жесткий режим работы San Cat, за 13 лет, у меня от голода и холода не умер никто. Зоозащитники убедились, что все животные здоровы, откормлены и в тепле. И умирают они только от насилия со стороны нелюдей.

Невзирая на то, что я – бельмо на глазу у соседей-курдов, я отсюда не уеду. Я никогда не бросала своих животных, и не брошу их, буду кормить тех, кто останется в живых.

Я вижу, что моим соседям местная власть - не указ. Но, если бы полицейский хоть один раз сфотографировал отпущенного алабая, и зафиксировал, что собака не привязана (или принял бы к сведению те фотографии, которые я представляла, у меня есть такие) и оштрафовал бы Ибрагима хотя бы один раз, то у меня появилась бы какая-то слабая надежда, что впредь его собаки будут привязаны. Амои собаки не будут от страха прятаться под террасой, а я буду ходить спокойно.

Я говорю Анатолию (брату Ибрагима): «Привяжи своих собак, они нападают на меня и Татьяну». А он отвечает: «Пишите куда хотите, у меня лиса таскает кур, собаки будут отвязаны».
У многих жителей нашей деревни курдские алабаи загрызли собак. Они неоднократно нападали и на людей. Собака алабай загнала маленького ребенка на дерево. 40 минут малыш мерз на дереве, боялся спуститься, собака его поджидала. Деревенские боятся обращаться к властям за помощью. Я раньше, до приезда курдов, гуляла со своими собаками, теперь – нет.