К чему может привести приватизация "Башнефти"

Аресты силовиков на фоне подготовки крупнейших приватизационных сделок — показатель того, что система сдержек и противовесов в российской политике пришла в движение. В 1997 году аналогичные события стали одной из предпосылок масштабного финансового кризиса.

Игоря Сечина нередко сравнивают с Михаилом Ходорковским. По лоббистской напористости президент «Роснефти» ничем не уступает равноудаленному им же самим олигарху. Благо у Ходорковского, даже в лучшие для него времена, не было такого административного ресурса, какой имеется у Сечина.

Но главный российский госкапиталист не ограничивается повторением только одного типажа из «лихих 90-ых». Новые грани сечинского таланта раскрываются, благодаря «приватизации 2.0». А точнее – в том упорстве, с которым «Роснефть» пытается выйти за флажки, установленные для участников очередной распродажи госактивов, и побороться все-таки за контроль над «Башнефтью». Несмотря на запрет участвовать в приватизации госкомпаниям.

Примерно так же в 1997-м году поступил Владимир Потанин, когда, вопреки первоначальным договоренностям с Борисом Березовским и Владимиром Гусинским, включился в битву за блокпакет «Связьинвеста». Правда, потанинский демарш нарушал олигархические «понятия», но по факту оказывался на руку государству – появление нового претендента повышало шансы выручить больше денег за телекоммуникационный актив.

Сегодня же фискальный и институциональный выигрыш от покупки «Роснефтью» «Башнефти» не столь очевиден.  Поэтому, кстати, запрет госкомпаниям участвовать в новой приватизации выглядит гораздо логичнее, чем «пакты о ненападении», заключавшиеся олигархами чуть менее 20 лет назад. Если у госкомпаний есть «лишние» деньги – пусть лучше пополняют казну, увеличивая размер дивидендов. И не мешают частным игрокам поддержать бюджет, а за одно – минимизировать конфликты интересов, кои неизбежно возникают, когда государство выступает одновременно в роли собственника и регулятора.

Однако вместо того, чтобы сыграть роль своеобразной прививки, «приватизация 2.0» на деле рискует сама стать жертвой госкапиталистического «раздвоения личности». И это не самая большая плата, учитывая то, какие страсти разгораются вокруг «Башнефти».

Достаточно посмотреть на изменение риторики Дмитрия Пескова. «Понимание такое, что непосредственно государственные компании не могут принимать участие, действительно есть и действительно на этот счет было обсуждение, и такое понимание было зафиксировано и в правительстве, и в администрации», -- так в минувшую пятницу президентский пресс-секретарь прокомментировал информацию об указании Владимира Путина не допускать «Роснефть» к приватизации «Башнефти». А уже во вторник Песков был намного сдержаннее в оценках: «С формальной точки зрения [«Роснефть»] не является госкомпанией, это можно однозначно сказать. Но, безусловно, существуют разные точки зрения на этот счет». 

Ранее такой же плюрализм демонстрировал первый вице-премьер Игорь Шувалов: «Хорошо ли, когда государственная компания покупает частную? В целом плохо. Но если посмотреть, как это должно быть для нефтяного рынка и какое место на этом глобальном нефтяном рынке займет эта компания и как будет себя позиционировать к другим игрокам — мы должны так рассуждать. Мы не можем рассуждать просто схематично: раз государственная, то и нечего лазить, а если частная, то очень хорошо. Должны быть все обстоятельства изучены». Забавно, что к моменту этих шуваловских заявлений первый вице-премьер оказался «героем» очередного громкого «квартирного» скандала, инициированного Алексеем Навальным. -- Руководитель Фонда борьбы с коррупцией обнаружил, что под Шувалова освобождается внушительная жилплощадь в одной из «сталинских высоток». А неделю спустя, так же с подачи Навального, сетевая общественность узнала, какие суммы Ольга Шувалова тратит на перевозки семейной коллекции собак.

Разумеется, слишком поспешно было бы увязывать антишуваловские расследования Навального исключительно с баталиями вокруг «Башнефти» и той ролью, которую первый вице-премьер в них играет, будучи правительственным куратором нынешней приватизации.  Но редкому разоблачителю дано предугадать, как его слово отзовется. 

Как бы в итоге  собаки и квартиры Шувалова не сыграли ту же роль, которую осенью 1997-го сыграли многотысячные гонорары, полученные Анатолием Чубайсом и его сподвижниками за еще не написанную книгу «История российской приватизации».

 Тем более, что это «дело писателей» раскручивали СМИ Гусинского и Березовского, обиженных на чубайсовцев за фиаско со «Связьинвестом».

В наши дни интернет позволяет быстро и без особых финансовых хлопот добиваться таких результатов, которые не снились ни одному самому эффективному и щедрому олигархическому медиа-холдингу 20-летней давности. Однако темпы развития госинститутов намного скромнее. «Вертикаль власти» заменила «семибанкирщину», а олигархические войны остались в далеком ельцинском прошлом. Но из этого вовсе не следует, что теперь перераспределение госсобственности не может стать для системы очередным и очень серьезным тестом на прочность. Хотя бы потому что ее (системы) стабильность в немалой степени зависит от таких игроков, как Сечин, чье влияние в результате полноценной приватизации должно как раз ослабнуть.

Иными словами, выбор не богат и неутешителен. Первый вариант предполагает отказ от «схематичных» (в терминах Шувалова) подходов и позволит «Роснефти» осуществить свои давние замыслы в отношении «Башнефти». Его плюсы – продвижение сечинской госкомпании вверх в глобальной нефтяной табели о рангах, повышение ее собственной капитализации и, как следствие, увеличение доходов государства от так же планируемой продажи 19% «Роснефти». Минусы – дальнейшая монополизация национального топливного рынка с весьма вероятным увеличением внутренних цен на нефтепродукты, бесперспективность любых попыток увеличения налогов для «нефтянки» (поскольку лозунг «что хорошо для «Роснефти» -- хорошо для России» станет аксиомой) и, в конечном счете, расширение практики латания бюджетных дыр за счет населения.

Второй вариант – неуклонное следование букве и духу правил «приватизации 2.0»  — экономически менее обременителен. Благо претендентов на «Башнефть» хватает и помимо «Роснефти». Но это фактически означает — с поправкой на все «но», определяемые путинской госкапиталистической моделью, — повторение коллизии со «Связьинвестом». Когда интересы государства пересеклись с интересами крупнейшей и системообразующей для этого государства группы влияния. А разгоревшийся конфликт настолько расколол правящую элиту, что она оказалась не в состоянии адекватно реагировать на новые вызовы, и в итоге 1998 год обернулся для страны полномасштабной экономической и политической катастрофой.

Вовсе не очевидно, что Сечин последует примеру Гусинского и Березовского и вступит в открытое противостояние со своими оппонентами – правительственными и, что немаловажно, кремлевскими. Но в современной России с ее добротно упрятанной под коврами аппаратной жизнью достаточно двух-трех точечных ударов, чтобы «те, кто в танке», уловили месседж и поняли, что «началось».

В этом плане очень любопытно «самоочищение» силовиков, проходящее при помощи ФСБ на фоне подготовки крупнейших приватизационных сделок. Скорее всего, прямой связи между этими событиями нет. Но сам факт, что даже такие ведомства, как Следственный комитет и Федеральная таможенная служба, перестали быть неприкасаемыми, несмотря на близость их руководителей к главе государства, говорит о многом. Система пришла в движение. Противоречия между различными ее элементами обостряются, не позволяя найти компромисс или обойтись малой кровью.

А вот уже предпосылкой для такого «сотрясания основ» как раз и могла стать «приватизация 2.0». Ведь взаимозависимость отечественного госкапитализма и силовой олигархии сложно опровергнуть.