Михаил Ходорковский: Я знаю, зачем живу

Всю минувшую неделю, пока шли слушания по второму делу экс-олигарха, «Собеседник» пытался добиться (естественно, через адвокатов), чтобы Ходорковский ответил на наши  вопросы. В конце недели мы получили ответы.

– Испытываете ли вы личную неприязнь к Путину, ведь народная молва утверждает, что причиной всех ваших бед стало то, что его разозлило ваше слишком резкое выступление на встрече с бизнесменами?
– Отношения с Владимиром Путиным у нас абсолютно взаимные. Хотя я стараюсь воспринимать его уже не как моего былого собеседника, а как историческую фигуру. Был такой президент в России. А сейчас такого президента уже нет. Хорошо или плохо он правил Россией, скажет следующее поколение.

– Были ли у вас какие-то надежды (не в связи с вашим делом, а в связи с российской политикой – как экономической, так и социальной) на президента Медведева? И насколько они оправдались?
– Я уважаю Дмитрия Медведева как легитимного президента России. Хотя его политические взгляды мне не до конца ясны. ЮКОС он точно не грабил и нас с Платоном Лебедевым опасаться не может. Остальное покажет ближайшее будущее.

– Вас отправили в СИЗО Читы для проведения следственных действий по второму делу. Такова официальная формулировка. Были ли хоть какие-то действия и действительно ли их было необходимо проводить в Чите или в таком переводе все-таки усматриваются иные причины?
– Смешной вопрос. В Чите нас просто прятали. Ведь не всякий человек доедет до конца Забайкалья. Правда, работать мне не особенно мешали, если не считать карцеров. Вообще, Чита – место очень интересное и символичное. Там многие школы основаны декабристами. Есть их музей. Люди интересные, судьи совестливые, чистый русский язык без диалекта. Бедность там только очень настоящая. Беспричинная бедность. За которую должно быть стыдно власти.

– Летом, когда вам отказали в условно-досрочном освобождении (УДО), вы сказали: «Люди, организовавшие дело ЮКОСа, боятся увидеть меня на свободе и потому сделают все, чтобы я оставался в тюрьме». Но и тогда, и позже вы как минимум трижды заявляли, что не будете пытаться вернуть себе бизнес, никому не собираетесь мстить. Почему тогда они, на ваш взгляд, все равно боятся вашего освобождения?
– Вокруг любого большого дела (как хорошего, так и – особенно – плохого) вьется куча мелкой нечисти. К рукам этой мелкой нечисти прилипли крупные суммы. Сейчас эта нечисть пытается убедить власть, что опасность грозит не самой нечисти, а российскому государству. Пока пыталась успешно, дальше – посмотрим.

– В одном интервью вы сказали, что нефтяная тема для вас в прошлом и вы не собираетесь возвращаться в нефтегазовый бизнес. А чем планируете заняться?

Ведь рано или поздно власти все равно придется выпустить вас на свободу…
– Да, зарабатывание денег само по себе мне более неинтересно.
Во-первых, я планирую заниматься альтернативной энергетикой. Которую я бы скорее назвал новой энергетикой, учитывая ее грядущее место в экономике.
Во-вторых, «левый поворот», о котором я писал еще в 2005 году (тогда меня многие за это критиковали), свершился в глобальном масштабе. Видимо, не все мои мысли ошибочны.
Наконец, без ложной скромности – я хороший антикризисный менеджер. Думаю, буду востребован и в этом качестве.

– Что бы вы посоветовали бизнесу в условиях сегодняшнего кризиса?
– Главный совет бизнесу: кризис – время для перестройки и переналадки. Время смелых решений. Думать надо не  о выживании сейчас, но о своем месте в посткризисном мире. Только так можно победить. Иначе игра не стоит свеч.

– Как повели себя ваши многочисленные друзья и знакомые, когда вас арестовали? Произошла ли у вас переоценка тех людей, с которыми вы были знакомы?
– Люди в целом оказались лучше, чем даже я думал. А я вообще очень верю людям и в людей. Но если свой родной город  Москву  я знал, понимал и не удивлен поддержке, то отношение в провинции, в тех регионах, где я работал, где побывал, просто поразительное. У нас в основном добрые, совестливые, терпеливые люди. И изуродовать их никому не удалось и, надеюсь, не удастся.

– Жалеете ли вы о каких-то своих словах или поступках, которые совершали до ареста?
– Все мы не идеальны. Точнее, почти все. И чем мы старше, тем больше критических воспоминаний, переоценок, сожалений. Я – не исключение, но могу сказать точно: моя жизнь была и остается яркой. Мне ни единой секунды не скучно жить. И я знаю, зачем живу. Завидуйте, кто понимает.

– В Ингодинском суде, где рассматривалось ходатайство о вашем УДО, стало понятно, что видеонаблюдение за вами ведется 24 часа в сутки. Это страшное напряжение для человека. Что еще для вас оказалось самым трудным в заключении?
– Самое тяжелое в тюрьме – разлука с семьей. А видеонаблюдение – я же не ребенок… Если их это развлекает – на здоровье.

– Какой сон вы чаще всего видели в заключении?
– Я не страдаю депрессией, и навязчивых снов у меня нет. Пусть мелкая нечисть пьет снотворное. Или просто пьет…

– Надеетесь ли на справедливое решение второго суда или уверены в предвзятом отношении к себе и не видите смысла в дальнейшей борьбе?
– Надеюсь ли? Всегда!
Буду ли бороться? Несомненно. Дорогу осилит идущий.