Мерида Каджи и сбоку бантик
На модерации
Отложенный
Игорь и Татьяна Рябовы
Мерида Каджи и сбоку бантик
В этом нет ничего нового,
Ибо вообще ничего нового нет.
Николай Рерих
Глава 1. Всё по …бантику!
- Мэри, ты там не заснула ненароком? – настойчиво-дробный стук костяшек пальцев по двери ванной комнаты вырвал девушку из лениво-дремотного полузабытья. – Уже скоро второй час закончится, как ты намываешься! Заканчивай блаженствовать, ужин стынет…
Звук шагов Никисии Стрикт, двоюродной бабушки Мериды, постепенно смолк, удалившись вместе с нудным поскрипыванием ступенек лестницы в сторону кухни. Девушка грустно вздохнула и, криво усмехнувшись своим невеселым мыслям, небрежным движением руки разогнала пенные сугробы на воде. И впрямь она слегка потеряла счет времени, погрузившись телом в ароматно пахнущую крапивной жгучестью воду, а чувствами окунувшись в серятину тоски. Именно она, - противная, приставучая и настырная - неотступно преследовала Мэри уже поболее месяца. Хандра властно захватила сердце с тех самых пор, как только девушка материализовалась посреди жилища дальней родственницы, выпрыгнув из портала прямиком в кабинет старушки.
Хотя какая уж там баба Ники дальняя родственница? У Мэри кроме нее да младшего двоюродного брата Гоши почитай и нет никого. Разве что мамаша-злыдня где-то обретается, пустившись во все тяжкие, после того как она окончательно раскрыла свою подлую сущность, предав семью и присоединившись к злому гению волшебного мира Вомшулду Нотби, не ко сну будь помянут. Да может быть папка еще где-то существует. В крайнем случае, девушка на это очень надеялась, так как отца-то она как раз любила. Но о его судьбе ничего не известно уже целых 12 лет. После нападения сподвижников Серого Лорда исчез и он, и родители брата, канув в безвестность, не оставив ни малейшего следа для поисков, ни одной зацепки, ни одного фактика, могущего подсказать их нынешнее местонахождение.
Впрочем,[1] эта история хоть и давняя, да видимо как раз имеющая отношение к нынешним злоключениям Мериды. Только вернее будет сказать, что она причастна к заключению девушки. Избежав стараниями Этерника Верд-Бизара, - директора международной школы обучения колдовству, - ареста в Хилкровсе по надуманному и явно сфабрикованному обвинению, теперь она уже второй месяц безвылазно торчит взаперти у бабули. Здесь конечно не камера Грэйсвана, наоборот по-домашнему уютно, но… Но все равно за порог дома ей строго-настрого запретили даже кончик носа высовывать. И чем, спрашивается, такая жизнь лучше судьбы арестанта? Да ничем! Особенно учитывая живой и шебутной характер Мэри. Но, похоже, что и он остался в прошлом, растаяв туманной дымкой посреди болота тоски и ничегонеделания.
Быстренько управившись с помывкой, девушка легким взмахом руки привела ванную комнату в относительно идеальный порядок.
- До чего же приятно быть колдуньей, забодай меня капыр! – окинув беглым взглядом помещение и оценив наведенную красоту, Мерида закуталась в теплый махровый халат, похожий из-за своей полосатости на арестантскую хламиду. – Ни забот тебе, ни хлопот. Щелкнула пальчиками – дело сделалось… Надоело!!! – она почти без перехода сменила интонацию голоса с радостно-восторженной на плаксиво-обиженную, упершись взором, слегка окантованным презрительным прищуром, в огромное зеркало, распластавшееся почти по всей стене. – Хочется и забот, и хлопот, а так же приключений-развлечений, черт возьми! Ты только глянь, девка, на кого ты стала похожа! Еще месяцок, другой, третий подобной беззаботной жизни, и так вширь разнесет, дурочка, что с трудом боком в дверь протискиваться будешь! Встряхнись, кому сказала!
Отражение приказ самым наглым образом проигнорировало, продолжая с кислым видом рассматривать из зеркальной глади свой оригинал.
Насчет изменения габаритов Мерида явно преувеличила для пущей эффектности. Она как была раньше, так и ныне оставалась стройной, гибкой, ладно сложенной. А если уж быть совсем откровенными, так вот на наш взгляд, присутствовала в точеной фигурке девушки некая едва заметная глазу хрупкость, делая ее похожей на сказочную Снегурочку. Такое впечатление даже темно-смуглой кожей настоящей мулатки невозможно изменить, хотя именно ею Мерида и была. Да и короткие волосы, едва достающие своими кончиками до середины лопаток, уже давно застыли в пепельно-студеной тональности, только подчеркивая сходство с ледяной внучкой.
Именно прическа, самовольно привыкшая наглядно отражать ее настроение, больше всего и не нравилась Мэри в собственном нынешнем облике. Да пожалуй, еще цвет глаз, в нормальном состоянии то небесно-голубой, то пронзительно-синий, жутко огорчал. В последние две недели зрачки неуклонно темнели, скатываясь с лучезарного небосвода восторженности к кареглазой приземленности. А вот сейчас она обнаружила, что и этот этап уже пройден. Взгляд почти черных глазниц сверкал лихорадочным блеском полуночного безумия.
- Спокойствие, и только спокойствие! – приказала себе Мерида, наматывая полотенце на голову подобно тюрбану. – Ничего особо страшного еще не произошло. Подумаешь, глаза потемнели! Не велика беда. Вот когда появятся желтоватые вертикальные полоски в глазюках, тогда да, вяжите меня семеро… Если сможете… Но вряд ли я окончательно озверею от скуки раньше, чем от тоски загнусь. Так что поводов для беспокойства у окружающих нет. И не предвидится!
Девушка с такой злостью закрыла за собой дверь ванной, что кот Тимофей, ошивавшийся неподалеку в коридоре, сперва испуганно подпрыгнул на месте, а затем выгнул спину крутой дугой и зашипел. И он успокоился лишь спустя пару минут, после того как смог внятно рассмотреть причину своего внезапного страха. Мелко протрусив в направлении колдуньи, обладатель шибко облезлой черной шкуры намотал вокруг нее парочку кругов нарочито небрежной походочкой. Тем не менее, котяра естественно не забыл несколько раз шаркнуться боком о ее стройные ноги, настырно напрашиваясь на ласковое поглаживание по хребту. Но так и не добившись желаемого, он разочарованно плюхнулся на тощий зад прямо перед девушкой, преградив ей путь к лестнице.
- Мэррри, - ласково промяукал всеобщий домашний любимец и разгильдяй, каких еще поискать нужно, - ты чего буянишь-то? Я даже подумал, что вот и кончилась моя счастливая кошачья жизня. Наверняка это Вомшулдовы прихвостни напали целой толпищей, и значит щас начнется развлекуха, щепки, перья полетят во все стороны, только успевай ухайдаканных в сторону оттаскивать. А это, оказывается, всего-навсего лишь ты из ванной наконец-то выбралась. Так чего на этот-то раз тебе не по нраву пришлось? Мыло в глаза попало?
Котяра ощерил ряд мелких и острых зубов в широкой улыбке. Его богатые усищи тоже не замедлили встопорщиться дыбом, призывая оскалиться в ответ. Но волшебница проигнорировала котейкино усердие в попытке развеселить, просто перешагнув через него и невнятно пожав плечами.
- Надоело мне все, Тим! Тоска зеленая! Впору оборотнем на луну завывать…
- Да брось ты, Мэри, плакаться. У тебя ж не жизнь, а малина. Ничего делать не нужно, только оттягиваться по полной программе. Это мне бы в аккурат хныкать и стонать.
Девушка только хмыкнула на разглагольствования кота, так как прекрасно понимала, куда он клонит и на что напрашивается. Но все ж она не утерпела, коротко бросив фразочку, призванную подхлестнуть Тимофея, чтоб он не ходил вокруг да около, а побыстрее приступил к главному. Все ж какое-то развлечение, хотя и предсказуемое до самой последней буквы.
- Конечно, - небрежно-утвердительно протянула девушка, - ты ж у нас, бедняжка, весь утрудился вусмерть. Ни днем, ни ночью покоя тебе нет. Все об общем благе печешься, глаз не смыкаешь…
- А вот зря ты так ехидничаешь, - Тимофей вприпрыжку обогнал колдунью на финише лестницы, развалился поперек коридорчика, ведущего к кухне, и принялся вылизывать лапу, не забывая поочередно загибать по коготку по мере перечисления перечня своих забот и хлопот. – Пока вы все ночью беззаботно дрыхните без задних лап, кто дом охраняет от непрошенных гостей? Я! Один-одинешенек, в снег и в дождь, в любую слякоть, в холодрыгу студеную, в жару несусветную, невзирая на густой туман,…
Мерида остановилась в шаге от облезлого любимца, сложив руки на груди и мерно покачивая головой в такт его подмурлыкивающему рассказу, словно безоговорочно поддерживала и одобряла каждый пункт списка. Когда он на секунду запнулся, погнавшись частыми ударами зубов за попавшей впросак блохой, девушка тихо продолжила повествование, задумчиво-сосредоточенно уставившись в потолок:
…опаляющий лучистый свет луны, - уши кота озадаченно встали торчком, - оглушительную тишь и гладь вокруг, - довольная улыбка Тимофея медленно сползла с его мордочки, - не обращая внимания на екающее от ужаса сердце из-за страшного мышиного писка, - усы возмущенно встали торчком, - гордо наплевав на подкашивающиеся лапы, ввергнутые в такое непотребство тревожным шорохом за спиной и смутными силуэтами серых вражин сбоку, так и шныряющих туда-сюда, - желто-зеленые глазищи обиженно распахнулись во всю ширь, - я осторожно крадусь в подвал к сметане, чтоб полакомиться вволю прямо из крынки, хотя меня и так уже ей накормили от пуза... Ты это хотел сказать?
Колдунья ласково улыбнулась другу и, нагнувшись, все ж потрепала его по макушке, не забыв почесать за ушами котяры. Он сперва зажмурился от удовольствия, даже попробовал заурчать насыщенным баритоном. Но через несколько секунд Тимофей, собрав всю волю в кулак, нашел в себе силы вывернуться из-под ласкающей руки. Нервно подметая хвостом пол, он медленно потрусил в направлении приоткрытой двери кухни. На полпути к ней кот замер на миг и, повернув к девушке мордочку, скорбно опущенную к полу, вяло поинтересовался, словно между прочим:
- Издеваешься, да? Прикалываешься?
- Да что ты, Тим! – наигранно-серьезно возмутилась Мерида, даже немного театрально всплеснув руками от огорчения. – И в мыслях не было ничего подобного.
- Прикалываешься, - сам себе утвердительно ответил кот, прерывисто вздохнув. Но спустя всего лишь пару-тройку раздумчивых секунд он весело поинтересовался у колдуньи: - Кстати о мышах! Слушай, Мэри, а может быть тебе поймать парочку этих серых тварей для забавы? Ну, я не знаю, пустишь их на ингредиенты для зелий каких-нибудь. Шубу из шкурок сварганишь от нечего делать к следующей зиме. В клетку посади и дрессируй, чтоб они тебе колыбельную перед сном хором пели, - хитрая улыбка широко расплылась по кошачьей морде, раскинувшись от уха до уха частоколом мелких и острых зубов. – Вот тебе и развлечение на ближайший месяц. Все лучше, чем над верными друзьями измываться. Коты-то в твоем нынешнем арестантском положении не виноваты…
- А мыши, выходит, виноваты по самое не балуйся? - с хитрецой поинтересовалась колдунья.
- Это уж точно, как молока напиться! – подтвердил Тимофей. – Без их непосредственного участия заговор против тебя наверняка не обошелся. Поверь мне на слово. Они всегда во всем виноваты. Ты сама посуди. Шкура у них серая? Серая. А кто супротив вас с Гошей замышляет всякие пакости? Вомшулд со своими приверженцами. Их, между прочим, все обитатели волшебного мира Серыми магами кличут. Вот они, похоже, и объединились с мышами на почве приверженности этому цвету… Так поймать тебе парочку-тройку хвостатых?
В желтизне кошачьих глаз полыхнули хитроватые всполохи, и он тут же постарался их спрятать поглубже. Но разве от колдуньи укроется то, что она и так уже давно ждала? Тимофей быстро отвернулся и неспешной походочкой, обильно приправленной показательным равнодушием, с ленцой побрел дальше. Девушка мягко улыбнулась, но быстренько нацепила на лицо маску серьезности, и не менее равнодушно сказала:
- Ну поймай, раз уж тебе так хочется этого, и заняться больше нечем, кроме как невинн…
- Да уж конечно поймаю, - на радостях пропустив мимо ушей неуместное сравнение серых подлюк с беззащитными жертвами, оживленно встрепенулся кот. – Дел у меня, правда, накопилось невпроворот, - он задумчиво поскрябал лапой подбородок, впрочем, не сбавляя ходу, - но…
Тимофей резко остановился на самом пороге кухни, крутнувшись волчком, чтобы оказаться лицом к подруге. Мерида едва не споткнулась об него, но вовремя отступила назад. А кот, запрокинув голову, вперился в нее пристальным неморгающим взглядом.
- …ради тебя и нашей дружбы, брошу все. Гори они синим пламенем! Вот прямо сразу после ужина и отправлюсь на охоту. Даже отдыхать перед телевизором с тобой не стану. Обойдусь уж как-нибудь. Жалко, конечно, что сегодня сериал пропущу. Ну да ладно, ты мне потом расскажешь, что в этот раз “Солдаты” вымудрили интересненького.
Кот вздохнул жалобно и прерывисто, опустив разом опечалившийся взгляд к полу. Колдунья терпеливо ждала продолжения, ради которого Тимофей уже столько времени и разводил эту бодягу, осторожно, чисто по-кошачьи крадучись, подбираясь к интересующей его теме.
- Сериал, он – ерунда, понятно дело… Мелочи жизни… Переживу… Наверное… Здоровьишка вот только бы хватило… Эти мышары наглые стали последнее время, их обязательно нужно проучить. Вот только они молодые, резвые, как после доброй порции пургена. А я стареть начал, Мэри, - голос кота постепенно превратился в едва слышное пошептывание, наполнился до краев горечью и печалью, цепляющимися своими острыми коготками за чувствительные струнки души. - Трудно мне теперь за ними гоняться. Сердце стало пошаливать, одышка появилась. Иногда ни с того, ни с сего в глазах вдруг как потемнеет! Ненадолго, но мне даже страшно становится…
Тимофей стоял весь такой поникший, что его и впрямь можно было б пожалеть. Колдунья присела на корточки и ласково-ободряюще прошлась ладонью по спине кота, начав от макушки и закончив кончиком хвоста. Друг не замедлил прогнуться податливой дугой, вытянув шею чуть в бок и однозначно напрашиваясь на повторение процедуры. А Мериде жалко что ли? Она повторила, а потом еще, и еще. Сквозь довольное урчание до ее слуха пробилось давно ожидаемое окончание разговора:
- …с-е-р-д-ц-е… р-м-я-у…, - и быстрой скороговоркой, пока девушка расчувствовалась на волне жалости к нему, - …с тебя два пузырька валерьянки и оно точно пройдет, а я за это всех мышей в ближайшей округе переловлю к твоему удовольствию.
Уголки губ кота чуть изогнулись в легкой усмешке, а глаза невинно-часто заморгали. Девушка ответила ему точно тем же самым. Её рука еще раз прошлась по хребтине друга, вновь вернулась к его голове и на этот раз крепко ухватила Тимофея за шкирку. Приподняв его так, что кот завис над полом, вытянувшись в струнку и едва касаясь кончиками задних лап половиц, колдунья приблизила свое лицо почти вплотную к хитро-усатой морде и заговорщически прошептала, мило оскалясь:
- Тимка, ты еще сравнительно молодой, абсолютно здоровый и совершенно наглый котяра. Если еще чуточку подкормить, так на тебе смело пахать можно. Ну уж верхом-то кататься - запросто. Хотя все же одна-единственная болезнь у тебя имеется. Ты слишком много пьешь валерьянки. Вообще-то ты - хороший мальчик, да вот спиваешься на глазах. Короче, фиг тебе, а не алкоголь. Понял меня? И оставь, пожалуйста, бедных мышек в покое. Лично мне они жить не мешают.
- Поберегись, посторонись, дорогу, лыжню! - на собеседников неукротимо накатывался ворох свёртков, рулонов, кульков и банок с краской. – Так вы позволите мне пройти или нет?
Домовой Прохор на миг тормознулся, ожидая, когда Мерида с котом распластаются по стене. Другого способа протиснуться мимо них в узком коридорчике с такой охапкой стройматериала было весьма затруднительно. Ремонт перед новогодними праздниками застыл в самом зените, но после их завершения постепенно стал скатываться к завершающей стадии.
Вообще-то внешне, то бишь снаружи, дом номер 4”Ф” по улице Лебяжьей по-прежнему исправно продолжал представляться прохожим кривобокой развалюхой, готовой вот-вот рассыпаться по брёвнышкам. Заклинание «Косоглаз отводящий» надёжно скрывало истинную сущность и настоящий вид на данный момент уже трёхэтажного дома. Хотя какой уж там дом? Никисия Стрикт, по всей видимости, задалась целью превратить его как минимум в некое подобие барского терема. А как же иначе! Разве может огромная семья из двух человек, кота, говорящего холодильника, домового и прочих волшебных обитателей теснится на скромной жилплощади? А тут ещё и Мерида добавилась. Неизвестно сколько девушке придётся скрываться здесь от настойчиво разыскивающих её министерских сыщиков. Да и от гостей за последние полгода отбоя нет. И всем им нужно где-то спать, есть и пить.
Но Нижний Новгород – город не шибко большой, а уж волшебников в нём на пальцах пересчитать можно, поэтому с появлением скрывающейся Мэри с визитами пришлось временно распрощаться. Вот только на строительство это никоим образом не повлияло, даже наоборот. Прохор, освободившийся от мелких хозяйственных забот, связанных с зачастившими гостями, ударными темпами возвёл стены и наконец-то принялся за внутреннюю отделку нового этажа. Девушка со скуки попыталась было напроситься к нему в помощницы, но получила от ворот поворот. Домовой, оживлённо-радостно потирая руки, высказался с прямолинейной категоричностью: “Мне самому тут делов-то на раз-два плюнуть”. Это плевание с неспешной обстоятельностью, спорами и обсуждениями дизайна интерьера, подбором краски пола в тон обоям, а рисунка обоев под цвет глаз обитателей дома, продолжалось уже третью неделю.
Вот и пришлось Мериде с Тимофеем размазаться по стенке, освобождая путь нагруженному Прохору, провожая его удаляющуюся спину удивленно-завистливым взглядом. Насчет зависти всё понятно. А вот почему удивлённым? Волочащиеся за спиной домового большие, меховые портьеры, сшитые из разноцветных лоскутков разнообразных шкур, даже у Мэри не могли не вызвать крайнего изумления, хотя девушка отличалась широтой вкусов в восприятии прекрасного. А уж та грубая тесьма, которой эти лоскутки были соединены, и вовсе заставляла челюсть отвисать поближе к полу. Зато вот кот сильно обрадовался обновке. Будет где повисеть на досуге, и вряд ли кто расстроится, если эти занавески сравнительно быстро придут в негодность, и их придётся выкинуть.
Оправившись от шока, Мерида бережно втолкнула Тимофея в кухню, да так ласково, что он, бедный, проскользил в лёгком полуприсяде прямиком к столу.
- Да понял я, понял. Меня эти серогорбые и даром не интересуют, - а потом тихо для себя он добавил. - Нет валерьянки – нет мышей. Да и вообще я их не собирался ловить. Тоже мне занятие для кота волшебников!
Девушка в задумчивости прошествовала к столу, даже не вслушиваясь в бормотание друга. Плавно опустившись на вовремя подбежавший стул, она вяло принялась ковыряться вилкой в пустой тарелке.
- Может ты чего-нибудь себе закажешь поесть? – поинтересовалась бабуля. - А то фарфор без специй и приправ не особо вкусный.
- Могу предложить салатик из свежих огурчиков и помидор, - скатерть-самобранка немедленно стала озвучивать меню на сегодняшний вечер. – Есть также жареная рыбка, можно с овощами, а хочешь - с картофельным пюре. И ещё имеется…
- А давай рыбу без гарнира.
В появившейся на тарелке еде девушка продолжала ковыряться так же старательно и бездумно. Мысли колдуньи витали далеко-далеко, а если сказать честно, то и вовсе исчезли. И возвращаться не собирались. Чувства застыли подобно рыбьему жиру на стоявшей перед ней тарелке. А настроение окончательно свалилось под стол, постаравшись тихо и незаметно уползти под плинтус.
- Ну и какая блоха тебя укусила, Мэри? – отодвинув опустевшую тарелку в сторону, баба Ники участливо взглянула на двоюродную внучку сквозь большие стёкла очков. – О чём грусть-печаль?
- Ну сколько мне ещё здесь торчать взаперти, без движения и без дела? Тошно мне до чёртиков, бабуля! Заняться совершенно нечем. От скуки я наверно скоро свихнусь, - резким движением оттолкнув от себя так и не съеденную, а только распотрошённую рыбу, пожаловалась Мерида. Помолчав минуту, она грустно вздохнула и тихо добавила: - И за Гошу я ещё переживаю. Как он там один? Не дай бог с ним что-нибудь случится, а меня рядом нет, чтобы помочь.
- Это ты зря! Нашла о чём переживать. У Гоши там помощников и без тебя хватит, если Вомшулд попытается ему напакостить. А вот с тобой, да, проблема. Я, конечно, понимаю, что сиднем сидеть весёлого мало. Но Этерник строго-настрого приказал: покуда он не даст сигнал об окончании охоты на тебя, ты не должна никому попадаться на глаза. Второй раз министерские сыщики вряд ли сюда сунутся, но осторожность не помешает. Недаром же я всех своих гостей отсюда отвадила на время. И ты потерпи.
- Я понимаю всё прекрасно! – с нажимом буркнула девушка. – Но мне от этого не легче. Вот ещё чуть-чуть и…
Наверху, где-то в районе третьего этажа, внезапно раздался сперва громкий треск, потом послышался звук упавшего массивного предмета, заставивший обитателей кухни вздрогнуть, и сразу же за ними прокатился бурный поток не совсем цензурной, но зато многословной, трёхэтажной брани домового. Хотя конкретные слова расслышать не представлялось возможным, зато яркая эмоциональная окраска воплей Прохора восполнила этот пробел. Все находившиеся внизу зачарованно дослушали монолог до конца. Спустя пару минут после его окончания, когда наверху вновь воцарилась тишина, Никисия, в задумчивости массируя подбородок, коротко высказалась:
- Творит родимый.
- Лишь бы чего лишнего не натворил, – из-под стола встрял в разговор Тимофей, слизывая с усов остатки сметаны.
- Дорвался Прохор до развлечения. Дай ему волю, так этот шибко домовитый домовой растянул бы короткий ремонт на целую вечность, по сто раз перестраивая одно и то же. Или вообще тут царские палаты отгрохал бы не хуже, чем в Версале, - блеснула своими познаниями магловской истории Мерида, для которой просмотр телевизионных программ (единственное развлечение на данный момент) не прошел даром.
Вот и сегодня сразу после ужина девушка опять удобно устроилась на диване в уютной гостиной, подогнув под себя ноги и накрывшись мягким пушистым пледом, с любопытством вглядываясь в голубой экран. Попрыгав для начала с канала на канал, на которых шли бесконечной чередой абсолютно ей не интересные, всевозможные тупые и глупые реалити-шоу, колдунья наконец-то наткнулась на передачу, привлекшую внимание. Она не раз за собой замечала, глядя в телевизор, что прошлое магловского мира, особенно связанное с древним Египтом, по неведомой причине заставляет её внимательно слушать рассказ о тех временах, желательно не пропустив ни слова. Также Мэри удостаивала чести быть просмотренными ещё несколько избранных программ. Обычно в их число допускались сюжеты из жизни животных, рассказы о литературе и искусстве, некоторые художественные фильмы, чаще всего про любовь или фэнтези-сказки, над которыми она порой безудержно ржала, но иногда воспринимала едва ли не за документальные съемки. И всё же пальму первенства безоговорочно захватили мультики. Их она могла смотреть сутками напролёт.
За просмотром развлекательно-познавательного «Галилео» девушку незаметно сморило, благо устроившийся в ногах Тимофей своим умиротворённым урчанием, немало этому поспособствовал. Когда сон окончательно захватил колдунью в свой ласковый плен, кот с чувством выполненного долга легко спрыгнул с дивана и отправился на обход территории, единовластным ночным хозяином которой он считал только себя. Мыши не котируются.
Сон колдуньи оказался тягомотным и непонятным. Особое удивление у неё самой вызвал тот факт, что летала она во сне не верхом на привычной метле, а оседлав большую мягкую подушку. И ещё девушку поразило, что носилась она, пытаясь зачем-то поймать, удирающих от неё Гошу, Вомшулда и Этерника. В те редкие моменты, когда она почти настигала беглецов, лица всех троих излучали такое ехидство, словно их совместная пакость удалась на славу.
В результате рано утром Мерида, окончательно запутавшись в пледе, и свалилась с дивана, крепко сжимая в объятьях ту самую подушку. Подобные пробуждения радости и весёлости к её утренней хмурости не добавили.
Кинув бесформенной грудой на диван постельные принадлежности, девушка босоного зашлёпала прямиком на кухню. В затуманенной голове настойчиво формировалась одна-единственная мысль: «Убью за стакан холодного апельсинового сока! Иначе не проснусь».
Дом по всей вероятности ещё продолжал по-старчески предутренне дремать. Впрочем, как и его обитатели тоже. Лишь холодильник Петрусь на кухне едва слышно тарахтел компрессором, нарушая однообразное сонное спокойствие.
- Ё-моё, меня чуть кондрашка не хватила, - хитро прищурившись, поприветствовал Мэри холодильник, выглядевший как откровенный бандюк. – Ты себя в зеркало то видела?
- Нет, а что? Такая страшная? – доставая вожделённую банку с холодным апельсиновым соком, деланно-равнодушно поинтересовалась ведьмочка.
- Ну как тебе сказать, чтобы не обидеть, - Петрусь мелко затрясся от едва сдерживаемого смеха. – У меня сердце хоть и железное, но даже оно затрепетало. Я в жизни много чего повидал, но так сильно перепугался впервые.
Мерида аккуратно прикрыла дверку холодильника, отхлебнула глоточек сока и, упёршись одной рукой в бок, с вызовом спросила:
- И что ж тебя, бесстрашный ты наш, так сильно перепугало?
- Глаза, - спокойно ответил Петрусь, слегка ухмыляясь, и посчитав разговор оконченным, усердно загудел компрессором.
- Ну ладно, пойду глянусь в зеркало. Может быть не умру от страха. Хотя это не факт.
Её босоногое шлёпанье, медленно удалявшееся в направлении ванной, в скорости стихло.
Мерида с маленькой долькой злости надраила зубы. Потом зачерпнув пригоршню холодной воды, умылась, пытаясь привести себя в нормальное состояние. Это почти удалось. Затем привычно-размеренными движениями руки расчесала волосы. И лишь после этого она рискнула посмотреть на себя в зеркало.
Лучше бы, наверное, этого не делать, да время вспять не поворотишь. Столкнувшись взглядом со своим отражением в зазеркалье, девушка испуганно вздрогнула. Правда испуг тут же исчез, осталась одна только злость. Именно она неистово плескалась в глазах её двойника, настойчиво пытаясь выплеснуться наружу. Белки насквозь пропитались насыщенным красноватым цветом. Вертикальные щели зрачков изредка посвёркивали яростной желтизной. Черты лица малость заострились, приобретя излишнюю резкость и угловатость. Хорошо хоть волосы не отрасли и не сменили цвет на иссиня-черный, пока по-прежнему оставаясь тоскливо-серыми.
- Началось, - безрадостно отметила колдунья. – Только трупов нам не хватало для полного веселья. Вяжите меня семеро, пока не поздно…
После минутного размышления и пристального разглядывания своей нынешней образины, Мерида пришла к однозначному решению:
- Нет, так жить нельзя! Нужно срочно что-то предпринять. Можно конечно и в таком виде оставаться, только тогда стоит пригласить Вомшулда в гости. А уж я бы развлеклась. Но за не имением лучшего, начнём с малого.
Ведьмочка решительно взяла с полочки заколку в форме бантика, давно уже здесь пылившуюся, и быстренько прицепила её с боку на волосы, собрав несколько прядок в единое целое. После этого она ещё раз посмотрелась в зеркало и осталась довольна, увидев произошедшие изменения в облике. Теперь колдунья выглядела немного комично, что не могло не радовать.
Крадущейся походкой, можно даже сказать что на цыпочках, Мерида бочком вдоль стены пробралась к входной двери. Осторожно взявшись за ручку, она потянула её на себя. Раздался противный скрип… половиц за спиной.
- Куда это ты, милая, собралась? – вежливо-ласково спросила Никисия крайне строгим голосом.
Девушка рывком захлопнула приоткрытую дверь обратно и круто развернулась к бабуле, попытавшись испепелить её взглядом на месте. Попытка не удалась, поэтому она виновато потупилась и тихо пробурчала:
- Если я сейчас как минимум не прогуляюсь, то здесь как максимум прибавится нежити. А нам это надо?
- Никуда ты не пойдёшь, - маленькая старушка категорично помахала пальцем перед носом у Мэри, - …одна.
Взяв с вешалки шубейку, она накинула её на плечи и, быстро застёгиваясь, более подробно изложила дальнейший план действий опешившей от неожиданности ведьмочке:
- Раз уж совсем приспичило, бог с ним, пойдем, прогуляемся. Может ничего страшного и не случится за одну единственную вылазку. А мне тем более в магазин нужно сходить. У самобранки мука заканчивается, свежих яичек надо купить, сметаны этому обжоре, - коту, да и так ещё всякой мелочи тележку.
Когда они уже медленно и осторожно спускались по слегка заледеневшим ступенькам крыльца, старушка предупредила внучку:
- Если заметишь малейшую опасность, или даже она тебе просто почудится, немедленно трансгрессируйся домой. Чужие туда никак попасть не смогут. Я ещё одиннадцать лет назад, когда только купила эту “развалюху”, наложила на него заклинание «Перевёрнутого Сквозняка». Как ты понимаешь, любого сунувшегося без спроса чужака тут же перевернёт вверх тормашками и вышвырнет где-нибудь в магловском мире подальше от обитаемых мест. За эти годы заклятие ещё ни разу не активировалось, но я надеюсь, что оно до сих пор пребывает в рабочем состоянии.
- Хорошо, бабуля, - покорно улыбнулась Мэри, согласная на всё, что угодно, лишь бы иметь возможность немного прогуляться. – Если захочу вздрогнуть от испуга, то делать это буду уже дома.
Предрассветная мгла к их выходу уже истончилась до невероятной степени прозрачности под натиском наступающего дня. Лишь только вблизи стен домов, в темнеющих провалах кривых переулочков, да под сенью густо усыпанных снегом деревьев пока ещё было сумрачно. Но свежий утренний ветерок, кружа поземкой, старательно прогонял тьму восвояси, заставляя её скрыться с глаз долой до наступления следующего вечера, когда ей будет позволено вновь выползти из убежища на просторы улиц.
Колдуньи неспешной походкой направились в сторону ближайшего магазина, наслаждаясь умиротворённой тишиной, лишь изредка нарушаемой отдалённым потявкиванием какой-то шальной дворняжки. Да скрипящий снег под обувью немного нарушал покой сонного царства. Небольшие облачка пара от дыхания на лёгком морозце оседали на меховые воротники шубеек серебристой изморозью, а частично превращались в крохотные искрящиеся снежинки, мягко осыпающиеся вниз.
Короче, тишь, гладь, и божья благодать. Ничем не нарушаемая пастораль… Ну, почти ничем не нарушаемая. Вот только в полной мере насладиться ею у Мериды не получалось. Девушку терзало зыбкое и невнятное ощущение, а точнее предчувствие, что добром её прогулка не закончится. Хотя, казалось бы, поводов для беспокойства вокруг не наблюдалось. Даже наоборот, притихший Ворошиловский поселок, состоявший сплошь из частных домов и размазавшийся бесформенной кляксой посреди индустриального города, выглядел слишком уж мирно, спокойно и безобидно. Что, собственно, колдунью и беспокоило.
Возможно, ее тревога исчезла бы без следа, да вот только вряд ли Мэри, осторожно спускавшаяся по обледеневшим ступенькам крыльца и внимательно смотревшая себе под ноги, даже краем глаза успела заметить смазанную тень, быстро метнувшуюся в заросли вишнёвых деревьев у дома напротив. И уж тем более ведьмочка не могла видеть, как эта же самая тень на отдалении пристроилась им в след, рывками перемещаясь от одного надежного укрытия до другого. Следивший вплотную приближаться не рисковал, но и отставать не собирался. А в остальном, прекрасная маркиза, всё было хорошо, всё хорошо…
В поселковом магазине с утра пораньше принимали новый товар. Одна продавщица, та, что постарше, метила накладную аккуратными каракулями, придирчиво, по нескольку раз сверяя цифры на бумажке с количеством предметов, выраставших скромной горкой из ящиков, упаковок и коробок в подсобке. Вторая, более молодая, сновала между машиной и той самой подсобкой, типа контролируя разгрузку, но, по правде, так больше мешаясь слегка поддатому грузчику. Он при каждом чудом не случившемся столкновении с ретивой белобрысой бестией злобно зыркал на нее исподлобья, невнятно бормотал разнообразные ругательства себе под нос, тяжко вздыхал, мечтая побыстрее закончить и вновь приложиться к припрятанной бутылочке красненького, грозно хмурил кустистые ошметки бровей, но …таскал и таскал товар. Водитель “Газели” лениво покуривал около грузовичка, опершись локтем на теплый капот и всматриваясь в неукротимо светлеющее небо. Экспедитор нависал над первой продавщицей и старательно жужжал ей в ухо, пытаясь уговорить побольше заказывать шоколада и суля внушительные скидки. Она невнятно пожимала плечами, почти не вслушиваясь в его монотонно-вкрадчивую речь, так как подобные вопросы все одно решать не ей, а хозяину магазинчика. В общем, все были при деле, а потому на посетителей не обращали ровным счетом никакого внимания.
Никисия, обстоятельно и не торопясь, рассматривала полки, сосредоточившись на том, чтобы ничего не забыть купить. Второй раз возвращаться в магазин из-за собственной забывчивости не было ни малейшего желания. Даже в такую хорошую погоду. Где подышать свежим воздухом, она и так найдет, имелось бы желание.
Мерида, напротив, с любопытством принялась неспешно бродить по магазинчику, внимательно, но в то же время несколько рассеянно разглядывая обстановку. Интересным у маглов казалось почти все: и вещи, и образ жизни, и нормы поведения, и даже их мысли, которые она, к сожалению, читать не умела. Неведомое и таинственное всегда ведь привлекает. А маглы для девушки были загадкой еще той!
На мягко хлопнувшую входную дверь никто и ухом не повел, каждый занятый своим делом. А Мэри, оказавшаяся в самом дальнем уголке магазинчика, и подавно. Её вниманием целиком и полностью завладел… Впрочем, она так и не успела понять, что же такое, изображенное на красочном рекламном плакате, ей показалось диким и несуразным, но в то же время притягивало взгляд, будто магнитом.
- Мерида Августа Беливер Вилд Каджи, - раздался за спиной чуть присвистывающий шепоток, назвавший ее полное, официальное имя с непонятной интонацией, заставившей сердце ведьмочки тоскливо сжаться от дурных предчувствий.
Вроде и вопрос проскальзывал в голосе, но Мэри в нем почудилось присутствие изрядной доли злорадного ехидства. Она быстро развернулась к говорящему, оказавшись с ним лицом к лицу, и малость надменно поинтересовалась, стараясь хотя бы внешне сохранять спокойствие:
- Мы знакомы?
- Я так не думаю, - мрачная физиономия высокого плечистого мужчины, обезображенная уродливым родимым пятном, вольготно раскинувшимся на полщеки, парочкой застарелых шрамов на подбородке и набрякшими мешками под злобными глазками, расплылась в кривой ухмылке. – Да и не горю желанием знакомиться. Но вот ваша досточтимая матушка желает…
- А мне плевать, что она там желает! – ярость жаркой нахлынувшей волной моментально затопила сердце колдуньи, а зрачки ее глаз, окончательно затвердевшие в вертикальности, полыхнули яркой желтизной. – Знать ее не знаю!..
- Но все же пойдешь со мной, - с нажимом процедил сквозь зубы шибко наглый незнакомец, выхватывая из внутреннего кармана короткую волшебную палочку, скорее похожую на огрызок настоящей.
-Черта с два! Не угадал, - Мэри тихонько хлопнула в ладоши, решив немедленно трансгрессировать в прихожую дома, сейчас уже не казавшегося тюрьмой, а напротив ставшего в этот миг до боли родным и желанным.
За секунду до того, как исчезнуть, девушка успела с немым изумлением отметить в сознании увиденную краем глаза поразительную картину. Незнакомец сумел-таки метнуть в нее какое-то заклинание, сорвавшееся с кончика палочки-обрубка акцентировано-синим бесформенным сгустком. А бабушка Ники в этот самый момент резко взмахнула суховатой рукой, шепча волшебную формулу, по всей видимости, активирующую какую-то защиту. События спрессовались в один краткий миг, а целых три разновекторных заклятия сплелись в единый клубок, избрав за центр приложения своих противоречивых сил растерявшуюся ведьмочку.
Её окутало мерцающим оранжевым сиянием с периодически прокатывавшимися средь него темно-синими всполохами. Этот светящийся кокон спеленал Мэри как новорожденного ребенка, настолько туго, что у колдуньи дыхание перехватило, не говоря уж о том, что она даже пальцем теперь не могла пошевелить. А спустя всего пару взмахов ресниц, ведьмочка вместо ожидаемой трансгрессии, когда недвусмысленно ощущаешь себя шурупом, вворачивающимся в пространство, просто-напросто провалилась в непроглядно-темную пустоту. Еще малость погодя невидимые путы спали с тела. Дышать стало легче. Затем прямо в зрачки, вбуравливаясь до самого мозга, ударил яркий солнечный свет, заставивший близоруко прищуриться. И тут же следом пятки больно приложились к земной тверди, приказав глазам все ж распахнуться во всю ширь. Приземление сопровождалось глухим, но гулким хлопком, словно невдалеке разорвался фугасный снаряд немалой мощности. У Мериды даже уши заложило. Если б только этим неприятности и ограничились…
Сравнительно толстое бревно, до этого момента спокойно возлежавшее на чьем-то плече, стремительно понеслось по кругу, разворачиваясь вместе со своим владельцем, и плашмя врезалось со всей дури одним из концов в Мэри. Точнехонько по бантику. Из глаз девушки брызнули искры вперемешку со слезами. А свет какой-то негодяй вновь выключил.
Глава 2. Хранитель Запрета.
Дэр[2] Анкл спал, широко раскинув руки в стороны и слегка похрапывая. Впрочем, он не забывал изредка прекращать на время исполнение сонных рулад, дабы после судорожного всхлипа, сопровождаемого обильным пусканием слюнявых пузырей изо рта, огласить окрестности громким скрежетом зубов. Когда магу надоедала однообразность в последовательном чередовании звуков, он дополнял их многочисленными ругательствами. Правда, произносил он, а скорее бормотал, тарабарщину из матерщины глухо и совершенно невнятно.
Утро выдалось на славу: спокойное, без суеты, надоевшей за сотни лет жизни, и без ворчливых криков вечно недовольной чем-нибудь толстухи-жены, сидящей у Анкла уже в печенках из-за своего склочного характера. Погодка тоже пока не подкачала. Короткие каштановые волосы волшебника ласкал теплый весенний ветерок, словно в задумчивости теребящий их своими пальцами. Деревья в отдалении перешептывались мягко шуршащей листвой. Трава, на которой колдун изволил прикорнуть, была свеже-зеленой, густой, и шелковистой. Пастораль. Идиллия. Почти ничем не нарушаемая.
Вот только навязчивый комар противно жужжал около самого уха, а набравшийся наглости заяц уселся в изножии и рассматривал путника поблескивающими бусинками глаз, слегка прядая ушами. Да еще вдалеке собирались хмурые гроздья туч, сверкая остро заточенными клинками молний, и слышались приглушенные раскаты грома. Но пока ничто не могло нарушить крепкого, можно даже сказать, беспробудного сна мага.
Слишком уж сильно он был пьян к тому моменту, когда по кой-то ляд очутился здесь поздней ночью. А затем Анкл, тупо обозрев хмурым взором расплывающиеся и троящиеся окрестности, отрывисто рыгнул, сплюнул тягучую слюну себе же на подбородок и отключился на лоне природы мгновенно, едва коснувшись головой мягкой травы. Попросту говоря, колдун попытался сделать шаг вперед, но со стороны его действия в темноте можно было смело принять за падение срубленного дерева. В крайнем случае, шума было столько же.
Удобно распластавшись по матушке-земле (только ушибленная щека огнем горела), волшебник все же успел попросить заплетающимся языком ближайшую сороку, трещавшую безумолку, помолчать чуток, да разбудить его на утренней зорьке. Раньше не стоит, а и медлить нельзя. Над всем их Лоскутным миром с этого самого момента нависла страшная опасность, о которой пока никто еще не подозревал. Зато дэр Анкл явственно ощущал ее неуклонно нарастающее присутствие вокруг, но особо внутри себя. Колдун мог попытаться предотвратить нежелательное развитие событий, направив их в нужное русло. А для этого ему обязательно нужно успеть вовремя возвратиться в город магов Метаф, к самому пику… Короче, завтра ему стопудово потребуется похмелиться, иначе он с больной головой, злой аки Пёс Господний, такого натворит всем в отместку, что мало им не покажется! Устроит Лоскутному миру Вторую Мегабитву Магов. И это - программа минимум, на что колдун будет способен с бодуна. С такой радостной, успокаивающей мыслью, он и почил.
Снилось Анклу, что он опять стал молодым и беззаботным юнцом, как и тысячу лет назад. И, казалось, ничто не могло нарушить всеобъемлющий восторг от первого полета. После многолетней подготовки, ему наконец-то позволили сделать шаг с крутого горного обрыва в пустоту пропасти. Упругие воздушные потоки поначалу больно хлестнули молодого мага по лицу, потом податливо прогнулись под его давящим натиском и, покорившись заранее сплетенному заклинанию, надежно упакованному в амулеты на запястьях, понесли волшебника вдаль. Туда, куда он сам хотел. Достаточно было лишь легких взмахов рук, да перемещать центр тяжести тела в нужную точку. Человек-птица. С непривычки дух захватывало от осознания широты своих чародейских возможностей, и разум малость мутился, подсовывая одну идею бредовее другой, каким образом можно использовать магическую силу.
Но внезапно одновременно со всех сторон на Анкла обрушился шквальный ураган, закрутил его тело волчком, всосав в себя безвозвратно. И лишь вдоволь наигравшись беспомощностью парня, смерч выплюнул его с невероятной скоростью прямо в зловонное болото. Еще один краткий миг, и колдун уже по локоть увяз в противной липкой жиже, нестерпимо воняющей застарелой затхлостью вперемешку с сероводородом. А трясина, обрадовавшись неожиданному десерту, упавшему с небес, радостно, с обжористым причмокиванием расхлебянила свою пасть. И юному магу ничего другого не оставалось, как погружаться в ее ненасытное чрево, продолжая все ж беспомощно барахтаться. Только он прекрасно понимал, что помощи ждать неоткуда. А его борьба с темными силами природы заранее обречена на провал, так как Анкл не мог вспомнить ни одного подходящего случаю заклинания. Да и слишком молод он был, чтобы успеть его сплести за считанные минуты. Но в самый последний момент кто-то невидимый больно ухватил мага за правое ухо и с силой потянул…
Пожилой волшебник с трудом выбрался из похмельно-сонного кошмара и уставился в близко нависшие бусинки глаз сороки. Птица, словно не веря, что Анкл на самом деле проснулся, смешно отпрыгнув вбок, опять ухватила жестким клювом мочку его уха и вновь с силой потянула на себя. А затем тотчас торопливо взмахнула крыльями и поспешила убраться прочь от греха подальше. С чародеями лучше не связываться, себе дороже выйдет! Попросит разбудить, а потом возьмет, да и перья повыщипывает, спросонок не разобравшись, что к чему. А у нее семья, птенчики еще совсем маленькие. Кто тогда о них позаботится?
Дэр Анкл в ответ лишь криво усмехнулся, словно прочитал незатейливые мысли сороки, и его веки опять сомкнулись. Просыпаться с похмелья – задачка не из легких, а уж приятной ее и вовсе не назовешь. Иногда получается очнуться только с …надцатой попытки, возвращаясь в неприветливый мир головной боли из туманного полубреда-полусна. И радостных чувств от пробуждения почему-то не возникает.
Маг вновь коротко всхрапнул, но невдалеке трудяга-дятел принялся увлеченно долбить клювом по сухостою, озабоченный поисками пропитания. Его ритмичное “стук-постук” протяжным гудением отозвалось в голове чародея, усугубив и так уже незавидное состояние Анкла, к горлу которого тихой сапой подкатила тошнотворная волна. Не открывая глаз, волшебник пошарил рукой около себя. Нащупав что-то плоское и тяжеленькое, маг без долгих раздумий запустил увесистую штуковину в сторону пичуги, ориентируясь на слух. Его чуточку замутненный взор из-под с трудом приоткрывшихся век лениво отследил полет блестящей штуковины.
Угрожающе просвистев в воздухе, она врезалась в толстый ствол дуба, умершего несколько лет назад и теперь медленно поедаемого древоточцами. Столкновение с деревом оказалось роковым для хрупкой вещицы. Она обиженно хрустнула и разочарованно рассыпалась на кучку мелких деталюшек. Дятел, по счастью избежавший прямого попадания в него гнева мага, успел благоразумно убраться вглубь чащи, не дожидаясь, когда на него сверху обрушится град обломков. А дэр Анкл резко вскинулся вверх, приведя себя в сидячее положение. Правда, он тут же звонко хлопнул себя ладонью по лбу, вложив в этот удар остатки сил. Центр тяжести в его теле сместился, и волшебник вновь опрокинулся на спину. Над тесной полянкой заколыхался волнами нервнопаралитический смех чародея, по тональности близкий к истерическим всхлипываниям. Но вскоре ему стало тесно на таком маленьком пятачке, и он умчался ввысь, разлетевшись над верхушками деревьев взрывной волной негодующего крика:
- Млин!!! Гургулово отродье! Это ж был мой мобильный перемещатель! ЛИЧНЫЙ!!!...
Не прошло и получаса, как Анкл с кряхтением поднялся на ноги, устав от смеха сквозь слезы. Последний раз судорожно ни то всхлипнув, ни то хохотнув, маг, сбрасывая с себя остатки приснившегося кошмара, протяжно потянулся, да так, что захрустели суставы. Реальность, похоже, нисколько не уступала по степени кошмарности сну. Да нет, она даже намного его превосходила. Одно дело во сне тонуть в трясине, и совсем другое оказаться незнамо где, зачем и почему. И ко всему прочему лишиться по собственной тупости возможности быстренько вернуться домой.
Первым делом чародей обреченно проковылял к дубу, лелея в душе наивную надежду, что магический перемещатель остался цел… Ну, или хотя бы не так уж сильно пострадал… Возможно, что его еще починить удастся, правда Анкл никогда ничем подобным не занимался за свою длинную жизнь. Над всеми этими хитромудрыми “игрушками”, от безысходности одна за другой изобретаемыми в последнее время, колдуют специально обученные, определенно свихнувшиеся на прогрессе и технической революции, волше… Хотя какие они к гургулу, волшебники! Одно название! Тьфу, на них! И растереть.
Вот в старые добрые времена чем техномаги занимались? Правильно мыслите! Амулеты заряжали, талисманы поднастраивали под личную ауру владельцев. Изредка им доверяли отремонтировать забарахливший посох, коль его уже не особо жалко. Все равно выкидывать. А так пусть маленький шанс, но все ж таки оставался, попользоваться им в будущем. Однако после ремонта гарантию именно на наличие такого будущего обычно никто давать не торопился. Кто ж его знает, как обновленный посох поведет себя в руках прежнего владельца? И какие фортели он начнет выкидывать при плетении даже самых простых формул для повседневных заклинаний - тоже неизвестно.
Еще реже технарей допускали к изучению какого-нибудь старинно-легендарного артефакта, обнаруженного где-либо у черта на куличках и обладающего непонятыми пока свойствами. Да и то лишь поглядеть пускали. Чаще всего издали, не разрешая лапать находку своими любопытствующими ручонками. Ручки-то у них ведь всегда были не только любопытными, мастеровитыми, но еще и весьма загребущими. А как может накуролесить полумаг-недоучка, у которого своей собственной волшебной силы кот над мышкой наплакал, если вдруг нежданно-негаданно обретет могущество? Пусть даже всего лишь с помощью древней, изначальной и часто чуждой магии, полученной ненадолго? Ответ напрашивается сам собой: очень даже изрядно накуролесит. Оторвется вдоль и поперек.
Надежда Анкла быстренько переместиться домой умерла при первом же беглом взгляде на россыпь обломков. Аккуратно обточенные нефритовые кнопочки телепортирующего устройства ехидно посматривали в ответ на мага значками выгравированных на них символов, частично затерявшись в траве. В бесформенной груде рядом со стволом их отсутствовала как минимум половина. Гладкий корпус из тонких мраморных пластинок тоже развалился на две части. Но самым неприятным было то, что внутренности устройства выглядели так, словно на них долго и упорно плясали все кому не лень. Особо постарались пару топнуть подкованным каблуком по самой важной (это даже Анкл понимал!) части перемещателя: спиралевидному хитросплетению хрустальных трубочек. Когда-то, еще совсем недавно, до удара о дерево, разумеется, в них бурлила магическая энергия трех стихий, готовая к применению. Хотя может и не бурлила, а лишь изредка побулькивала. По правде говоря, перемещатель давно напрашивался на подзарядку, да Анкл частенько забывал подсоединить его на ночь к домашнему подпитчику магии.
Присев на корточки над только что родившейся Проблемой, маг в задумчивости поскрябал гладко выбритый подбородок, растер кончиками пальцев переносицу с легкой горбинкой, потеребил изящные усики завзятого щеголя, а потом смачно харкнул, метя в центр остатков корпуса. Попал.
-Чтоб тебя …, - что пожелать карманному телепорту на прощание, Анкл не придумал. Да бездушному аппарату уже и так все угрозы были трын-трава. Померла, так померла.
Но вот остатки драгоценной магии забрать нужно, если конечно она еще присутствует рядом с перемещателем. Волшебник пристально прищурился, вглядываясь в исковерканные обломки. Переход на другой уровень зрения, когда становятся видны источники силы, у Анкла всегда плохо получался, требуя от мага предельной концентрации и даря в ответ сильное головокружение. Но в этот раз мучение того стоило!
Достав из внутреннего кармана длиннополого сюртука несколько “засосов”, как волшебники в шутку называли собиратели магической энергии, дэр сперва взялся за инструмент отливающий тусклым серебристым цветом, аккуратно отложив в сторону остальные. В первую очередь нужно поторопиться поймать магию воздушной стихии, пока она не улетучилась окончательно. Теперь он видел, что над обломками еще продолжает кружить крошечный вихрь из почти прозрачных нитей Силы Неба, постепенно истончаясь в своем стремлении умчаться ввысь к облакам. Отщелкнув крышечку собирателя, похожего на средних размеров зажигалку, Анкл осторожно приблизил его к исчезающим прядям магии и торопливо нажал на кнопочку активации аппарата. Засос мягко заурчал, втягивая внутрь себя остаточные проявления эманации стихии воздуха. Когда последняя нить исчезла в плоском чреве собирателя, маг вернул крышку в первоначальное положение и спрятал устройство обратно в карман. Затем он повторил точно такие же манипуляции с зеленым засосом, успешно сожравшем ростки магии земли, которой оказалось под дубом даже чуточку больше, чем первоначально предполагал волшебник. К порции, пролившейся из перемещателя, добавилась пара чахлых жгутиков, чудом оставшихся нетронутыми после гибели дерева и почему-то не растворившиеся в окружающей среде. Зато вот ярко-синей зажигалке не нашлось чем поживиться. Магия воды поблизости отсутствовала напрочь. Или она успела уже просочиться в почву, что маловероятно, или ее запасы в разбившемся телепорте давным-давно закончились. Такое предположение уже больше походило на правду.
Медленно поднявшись на ноги, дэр Анкл пригладил чуточку растрепавшиеся после сна волосы и прислушался к звукам леса, попутно пытаясь логично и доходчиво объяснить себе, какая нелегкая его сюда принесла. И еще один вопрос покоя не давал, жалобно поскуливая в голове: “А куда, собственно, сюда? Ты уже знаешь, где изволил сладко почивать, а если попросту, так дрыхнуть с перепоя, алкаш проклятый?!”. Ответа у мага для самого себя пока не нашлось, хотя веские возражения относительно степени пристрастия к спиртному имелись.
Разогнав пинками мохнатых и толстопузых лягв, отожравшихся на природе в рост по колено взрослого человека и блаженно нежившихся около обширной лужи, скорее напоминающей скромных размеров болотце, волшебник уже руками разметал тину с поверхности водоемчика. Умыться не помешает даже в походных условиях, чтобы прогнать остатки сна. Застоявшаяся вода источала такую вонь, что Анкл едва сдержался, чтобы не дополнить объем лужи содержимым своего резко взбунтовавшегося желудка. Быстренько покончив с процедурой приведения себя в относительно человеческое состояние, чародей принялся собирать свой нехитрый скарб. А он, оказывается, имелся в наличии, обнаружившись безалаберно раскиданным вокруг места ночлега. И воспоминания о том, что происходило вчера, до того момента, как он сюда выпрыгнул из портала, тоже частично нашлись в самых дальних и потаенных закоулках мозга.
Вчерашний день был, как и все предшествующие, обыкновенным, серым и скучным. Ровно до той самой минуты, пока домой к Анклу не завалился уже где-то кроху набравшийся веселья амаль[3] Теу. Дальше они уже веселились вдвоем.
Бесцеремонно задвинув в дальний угол стола колбы и реторты, над которыми колдовал-химичил Анкл, властно закрыв его уже полвека пишущийся трактат “О том, как можно быстро похудеть, прибегнув к любому из известных 3333 магических способов уплотнения телес”, главмаг шустро разложил на освободившемся пространстве немудреную закуску из ближайшей лавчонки самообслуживания и поставил в центре натюрморта вместительный жбан. То, что в нем плескался не прохладительный лимонад, даже жена Анкла догадалась, заглянув было из-за неуемного любопытства к мужу с каким-то совершенно пустяковым вопросом.
Ответом толстушке послужило недвусмысленное пожелание пойти …прогуляться к соседке и лясы там поточить часика этак три-четыре, прозвучавшее из уст амаля и сопровождаемое его милой улыбочкой, похожей из-за грозно насупившихся бровей скорее на кровожадный оскал шибко проголодавшегося хищника. А небрежный взмах руки мужа, точь-в-точь как при наложении скособочивающего заклятья, лишь придал ускорение исчезновению из дверного проема разлюбимой женушки. И вот она уже торопливо шаркает стоптанными черевичками по дорожке в саду, ведущей к дому соседки, точно такой же старой перечницы, любящей на досуге перемыть все косточки окружающим.
А досуга у этой старой грымзы было завались, так как она уже давным-давно забросила частную практику местной знахарки по причине весьма преклонного возраста. А вот по причине непреклонного, а скорее неуживчивого характера, мужа с детьми соседка тоже позабросила, послав их однажды далеко и надолго. Но еще оставались не полностью окученными ее пристальным вниманием многочисленные соседи, случайно забредшие к ней торговцы подержанными амулетами и не менее подержанные, точнее потасканные, монахи из обители “Приходящей Радости”, периодически заглядывающие к старушенции, дабы приобщить ее…
В результате отставная знахарка так рьяно их приобщала к отбытию трудовой повинности в ее запущенном хозяйстве, попутно услаждая слух добросердечных помощников меткими, но едкими высказываниями об умственных, физических, душевных и прочих качествах окружающих, что даже ангельскому терпению приходил конец. Приходил он очень быстро, скорее даже стремглав прибегал, будто специально дожидался своего часа рядом за углом дома. И уже спустя минут пятнадцать-двадцать монахи ломились в двери, передвигаясь спортивной трусцой и подобрав для удобства полы ряс повыше, на уровень колен. Вместо благочестивых помыслов в их головах крутились такие богохульные мысли относительно многочисленности способов умерщвления плоти, - а попросту, так об убийстве старой карги, - что добродушные обладатели желтых хламид сами себя боялись. И мечтали лишь об одном: поскорее очутиться в своей до боли родной и тихой обители, чтоб немедленно вознести благодарную молитву о чудесном избавлении и спасении.
Но были и исключения из правил. Как минимум одно имелось. С женой Анкла старуха вела себя вполне прилично, и они могли часами болтать ни о чем. Иногда даже смеялись.
Маги, оставшись одни, недолго горевали. А по правде сказать, так у них и мысли не возникло предаваться печали. Мимолетным взглядом приблизив к себе удобное кресло от стены, Теу устало плюхнулся в него и коротко приказал:
- Наливай! Чего сидишь, как не родной?
Анкл щедро наплескал дешевого, но забористого пойла в две большие оловянные кружки. По кабинету быстро распространился въедливый сивушный аромат, который собственно и не успел еще выветриться из помещения с предыдущей попойки, случившейся аккурат… Но вспоминать о ней дэру не хотелось. Еще слишком свежа головная боль, оставшаяся после того буйного разгула, да и память почему-то подсовывает на обозрение далеко не самые приятные моменты прошлой полуночной посиделки.
Вот на кой, спрашивается, ляд им всем троим, то есть Анклу, Теу и Брэну, приспичило полакомиться запеченной на углях картошкой?! Чудом обошлось без пожара, но ковер в гостиной прожгли насквозь точнехонько посредине, словно специально вымеряли расстояние от углов комнаты. Деревянный пол из толстенных дубовых досок тоже слегка пострадал. Прогорел вплоть до подвала на месте кострища. И сейчас там зияет дырища диаметром в пару локтей, пугая своей темнотой и тем, что придется заниматься ремонтом. Можно было б, конечно, и наплевать на внезапно объявившуюся заботушку, да вот что-то не хотелось как-нибудь по пьяне или забывчивости испробовать на собственной драгоценной шкуре скоростной спуск к банкам и кадушкам с запасами всевозможных закусок. Картошки, кстати, маги так и не отведали: то, что от нее осталось, не сгорев в пламени, (потому как дожидаться образования кучи углей оказалось скучно и утомительно) улетело во тьму подвала вместе с желанием жевать скукожившиеся горелки.
Обычная, совсем не магическая брага, пенилась и шипела в кружках, недвусмысленно призывая поскорее их опорожнить. Её вкуса маг не разобрал, хотя и цедил жидкость медленно, сквозь зубы, чтобы не наесться и закуски из нерастворившихся кусочков дрожжей. Но вот крепость спиртного он успел быстро оценить. Не прошло и минуты после того, как Анкл протолкнул в себя последнюю каплю, а несъедобное дополнение сплюнул на пол, и в голове уже зашумело, зашипело, зашкворчало. Мысли забегали с шустростью зайцев, спасающихся от борзых. Но идиллия продолжалась недолго. Блаженство закончилось в тот памятный момент, когда амаль, проглотивший брагу одним непрерывным глотком и потом с хитрым прищуром наблюдавший за собутыльником, тихо произнес:
- Пусть посмертие Брэна окажется лучшей долей, чем его жизнь в этом мире.
Дэр Анкл, тут же поперхнувшийся своей слюной, долго и натужно откашливался, жадно хватал ртом непослушный, ускользающий воздух, страшно выпучивал глазищи. А Теу, невнятно пожавший плечами, по-хозяйски вновь наполнил кружки до краев. Даже переборщил слегка, пролив брагу на стол. Подсунув пойло под нос собутыльнику, главмаг небрежно похлопал его по сгорбленной спине, помогая вернуться в нормальное состояние. И не дожидаясь обязательного града вопросов, коротко бросил фразочку несколько грубоватым тоном:
- Пей, Анкл! Помер твой дружбан, - отхлебнув изрядный глоток, амаль зло плюхнулся обратно в кресло и добавил после минутного раздумья: - Или убили его…
- …
- А я почем знаю, кто это сделал и зачем?! – взъярился Теу на вопрошающий взгляд дэра.
Пенистая жидкость стремительно исчезла из кружки в его чреве. Кадык главмага в последний раз дернулся поршнем, и в кабинете повисла густая, осязаемая тишина. Висела она секунд пять, а затем Анкл не то коротко заскулил, не то жалобно завыл. Но тут же оборвав себя на полувсхлипе, он жадно припал к кружке. Его зубы отстучали тревожную морзянку по металлу, а в мозг долбилась дятлом одна единственная мысль: “Убийство мага – неслыханное дело!”.
Да такого не было уже …наверное, с самой последней Войны Чародеев? Впрочем, и единственной тоже. А приключилось сиё непотребство с массовым уничтожением инакомыслящих и неправоколдующих, если короче, так просто друг друга, много-много веков назад. И большинство теперешних проблем из тех времен проистекают, поди. Корешки-то глубоко сидят, вот и вершки буйно всколосились. Но те седые, смутные века отстоят настолько далеко от нынешних дней, что уже слишком многим обитателям Лоскутного мира представляются не более чем легендами, мифами, сказками. И потому, по мнению современников Анкла, осмысливание произошедшего в древности не заслуживает драгоценных минут их жизни. Чего ее попусту-то растрачивать?
А ведь и впрямь быльем все поросло! Дэр – не последний человек среди волшебников, а и то мало что знает о междоусобице, расколовшей жизнь магов на “до” и “после”. Да и родился Анкл спустя многие десятилетия после Последней Битвы между Отрицающими и Признающими. А по правде, так его появление на свет божий тогда еще даже не планировалось будущими родителями. Да чего уж там говорить, они и сами-то в те беспокойные времена деревянными игрушками забавлялись, беззаботно полеживая в колыбельках.
И вот на тебе! Убили мага…
- А Вокс пропал, - довольно-таки ехидно высказался амаль Теу, вновь наполняя кружки согласно глубоко укоренившейся традиции, ведь всем жителям Лоскутного мира прекрасно известно, что чем круче и старше маг, тем короче промежутки его относительной трезвости. - За день до гибели Брэна. Тебе не кажется такое совпадение несколько странным? Брэн и Вокс - Хранители… Ты тоже… Третий и последний. А точнее, так сейчас - единственный.
О, да! Конечно, Анклу показалось странным такое поведение коллег: один – внезапно помер, другой – бесследно исчез. Странным было так же то, что, пока они рассуждали о непонятках, творящихся с магами, мальчишке-побегушнику[4] довелось только еще два раза сбегать с пустым жбаном за добавочной порцией в близлежащую круглосуточную таверну с символическим названием “Непросыхающий ручей”, а не больше. Впрочем, для долгого, путанного и бестолкового обсуждения произошедшего и такого количества выпивки на двоих вполне хватило. Единственной умной фразой посреди пьяных умозаключений волшебников оказалось прощальное высказывание амаля:
- Кто-то начал охоту на Запрет. Нужно проверить…, - на этом мудрость закончилась, и прощание тоже подошло к концу.
Теу глупо улыбнулся, медленно-величаво смежил веки и незамедлительно уткнулся лбом в столешницу, громко всхрапнув напоследок. Большая глиняная миска с квашеной капустой, куда он ненароком угодил головой, вполне могла сойти за мягкую подушку, так что Анклу не стоило волноваться о госте. Он и не стал. Зато маг умудрился с трудом подняться из кресла, шатаясь из стороны в сторону подобно хилой березке посреди эпицентра урагана. С пьяной решимостью он сделал шаг вперед, намериваясь…
Вот на этом шаге и так смутные воспоминания дэра оборвались окончательно. Но, видать, чего намеривался, то и заполучил. Наверняка ведь захотел проверить, как поживает его подопечный Запретный Артефакт. Так чего тогда удивляться тому, что стоит он сейчас рядом с лесом, так сказать, на лоне природы? И разбросанные вокруг него походные вещички только подтверждают достоверность мысли об уже начавшейся еще ночью проверке…
Посохи он никогда не любил, хотя изредка приходилось и ими пользоваться. Слишком уж они тяжелые да громоздкие. Анкл, как человек не лишенный чувства прекрасного, предпочитал иметь более изящные предметы экипировки. Боевая тросточка из особой породы клена, выращиваемой в запретных лесах магов, с крупным смарагдом, вживленным в окончание вместо набалдашника. Сама трость тоненькая, легкая и красивая, но обладает необычайной твердостью, не теряя при этом своей гибкости. А в умелых руках опытного волшебника она представляет собой нешуточную угрозу для непрошенных гостей не только как средство для битья по головам и прочим не особо умным частям тела. И хотя трость с легкостью[5] выдержит удар остро заточенного клинка, да и сама сможет пробить аккуратную дырочку в доспехах из отборной стали, все ж не это качество главное в ее достоинствах. В ней сосредоточена мудрость многих поколений чародеев. И с помощью трости можно наложить такие заклятья, что от осознания собственного могущества порой становится страшно самому себе.
Ну, ладно, ладно… В крайнем случае, раньше-то точно можно было наложить такое, что все вокруг тоже наложут… Или накладут? А-а, вспомнил! Наложат. Впрочем, эффективность заклинания не зависит от правильности произнесения слов или идеального построения фразы, потому как трость, да и всё остальное в Лоскутном мире, уже не та, что прежде. Умирает магия постепенно, потихоньку, помаленьку.
Еще среди обнаруженной на полянке экипировки присутствовала походная сума с набором всевозможных мелочей, которые могут понадобиться в пути. Вот только почему-то вся эта мелочь рассыпалась из торбы. Да не простой кучей вывалилась, а было очень похоже, что вещички специально расшвыривали по сторонам, словно сеятель впопыхах постарался. Но старался он не зря, потому как Анкл потратил не меньше получаса, ползая на коленях и собирая свои магические прибамбасы.
Нашелся и ярко-зеленый плащ-накидка с капюшоном. Эта одежда цены не имела. Зачем цена тому, что, сказать честно, не каждый старьевщик купит? Хотя если он разбирается в магических рунах, которые красовались по краям хламиды, украшая ее затейливой вышивкой с присутствием вкраплений из мелкого бисера…
Плащ тоже был не совсем обычный. Удобный. Теплый. И дорог дэру, как память о первой, самой любимой жене, покойся ее душа с миром среди сиянья звёзд. Мастерица и рукодельница была еще та! Минутки спокойно не посидит без дела. И всё-то ей легко давалось, с шуточками да прибауточками, словно не хозяйством занимается, а развлекается напропалую. Давно минули те счастливые дни и ночи, а Анкл до сих пор частенько вспоминает свою ненаглядную красавицу Иляну Гайлу и видит ее во снах, после чего полдня ходит погрустневший. Вот и плащ, сотканный и вышитый ею, хранит. Не сказать, что бережно, а скорее наоборот, но все же…
Вот и сейчас походная одёжка выглядит далеко не лучшим образом: потрепанное и запылившееся нечто. Про помятость, будто плащ долго пытался верблюд разжевать, да, устав бестолку двигать челюстями, выплюнул, - лучше и не упоминать. А магическая составляющая плаща? Да её отродясь не было! Просто одежда. С чего это вы решили, будто с его помощью можно легко стать невидимым, надо только знать, как правильно это сделать? А-а, так он еще вдобавок к невидимости умеет летать не хуже ковра-самолета, правда уступает тому в грузоподъемности? И двоих осилит запросто? Ну, дела! А дэр и не догадывался о таких чудесных свойствах накидки…
Когда со сборами было покончено, Анкл, закинув суму за спину и отряхнув полы сюртука от прилипших травинок, небрежно оперся на тросточку и, слегка прищурившись, посмотрел в клубящиеся вдалеке зловещие грозовые тучи. Лучше уж на них таращиться, чем уныло глядеть на покрытые свежими зелеными разводами брюки. Особенно сильно досталось коленкам. Тихий ужас! Правда, вид туч магу тоже не совсем нравился, и он, постепенно прибавляя шаг, почти уверенно нырнул под сень деревьев, углубляясь все дальше и дальше в чащобу. Местность оказалась знакомой. Невероятно, но факт: даже пьяным он умудрился попасть почти точно к месту назначения. До Заповедного Озера с этой полянки, где он, как помнится, не раз шашлычками баловался в гордом одиночестве[6] не так уж и далеко, рукой подать. Всего-то несколько часов по зарослям, оврагам и буеракам.
Природа в этой части Лоскутного мира красивая, величавая, благодатная и неиспоганенная людьми и прочими человекообразными любителями все под себя переделывать. А уж тишина-то какая вокруг! Век бы стоял и слушал ее чуть напряженный звон. Даже каждого комарика, нудящего около уха, прекрасно слыхать. Правда их несколько сложновато каждого по отдельности различать, когда этих летучих тварей-кровососов вокруг тебя целый рой вьется. И не просто ведь вьется, а с умыслом. Как пить дать, место для посадки на твоей неприкрытой тканью шее присматривает. И самое обидное, что никакое колдовство не способно отпугнуть мелких, но приставучих паразитов. Короче, лесная пастораль, таежная романтика, идиллия, мать её, в самом чистом виде. Тем более что в этих нетронутых развитой цивилизацией краях не только человека или эльфа, а даже изгнанного из стада тролля и то вряд ли встретишь. Слишком неудобные для жизни места. Да и остаточные проявления духа древнего зла еще продолжают незримо витать вокруг, отпугивая всё разумно-живое. Только не Анкла.
Вот скоро исполнится уже шестьсот лет как он стал Смотрителем Заповедного Озера и Хранителем Запрета, сменив на этом важном посту своего учителя дэра Стама, успевшего подготовить себе замену и ушедшего в Звездные Покои почти сразу после окончания обучения Анкла. Волшебники тоже не вечны, хотя по мнению обычных людей - бессмертны.
Под ноги магу попался корень разлапистой ели, корявым бугром вылезший прямо посреди едва приметной тропинки, и дэр едва не улетел в колючие заросли. Все-таки сохранив равновесие, он грустно покачал головой и тихо сам себе сказал с укором:
- Пора бы и тебе подумать об ученике. Не ровен час, скоро тоже придет время отправиться на отдых в первозданную тьму… Или хотя бы с пьянками стоит завязать… Ну-у, …или ограничить себя с их количеством… И качеством…
Выровняв дыхание, волшебник продолжил путь, теперь более внимательно смотря под ноги. А чем еще заниматься, когда бредешь в одиночестве, как ни размышлять? Вот и его мысли вновь свернули на наезженную колею. Такая коллизия с Анклом происходила каждый раз, едва маг оказывался вблизи от Заповедного Озера.
Веселость, бесшабашность и прочие приятные черты характера стремительно улетучивались из него. А на смену им в душе росла глухая, ворчливая тревога. Мысли приобретали четкую направленность к философским рассуждениям, уверенно прокладывая себе дорожку посреди окружающего их чертополоха серьезности. И ничего хорошего такие перемены не предвещали. Маг просто-напросто начинал каждой клеточкой своего тела предчувствовать приближение неминуемой Беды. Пока все обходилось, но…
Анкл не знал, откуда она придет и что принесет с собой в подарок народам, населяющим Лоскутный мир. Но в том, что Беда вот-вот грянет, как снег на голову посреди знойного лета, маг нисколько не сомневался. Он, пусть не явно, а скорее интуитивно, но чувствовал ее уверенное, неспешное и неотвратимое приближение. А совершенствованию в искусстве туманных предвидений и скользких предсказаний дэр посвятил не один десяток лет своей жизни, особо это не афишируя среди коллег. Не очень-то они жаловали сию “науку”, частенько называя ее шарлатанством. И ехидно посмеивались при этом. А потому-то никто среди знакомых Анклу волшебников не достиг в изучении магических предчувствий таких высот как он.
Предчувствие приближающейся Беды и грядущих кардинальных перемен в Лоскутном мире были одной из главных причин, из-за которых стоило поспешить с выбором ученика. По правде сказать, так его нужно было бы найти еще пару десятков лет назад. Да вот только что-то не попадалось пока достойной кандидатуры на шибко придирчивый взгляд дэра. Когда дело касалось его работы, он в корне менялся, превращаясь из вечно поддатого раздолбая в скрупулезно следующего традициям зануду. Слишком уж велика ответственность и опасность. Чтобы стать Хранителем, по мнению Анкла, нужно было иметь такую гремучую смесь положительных и отрицательных качеств, какая редко у кого встречается среди людей. Про прочие расы он даже как-то и не задумывался, не воспринимая их кандидатуры всерьез. Право, ведь смешно звучит: гном Такой-То-Там-Рассякой-Кривой-И-Неумытый – Смотритель Заповедного Озера. Это при его-то росте и умении плавать чуть лучше утюга? А услышав титул: князь вампиров Бла-Бла-Бла-Бля – Хранитель Запрета, и вовсе кондрашка хватит. С таким же успехом можно запросто шнырять по базарному многолюдью, цеплять всех подряд за рукава и тихо-жарким шепотом предлагать: “Слышь, Запрет не нужен? По дешевке отдаю…” И то он, наверное, в этом случае надежнее будет спрятан и защищен. Нет, тут нужен человек, а точнее - именно маг, готовый посвятить охране неприкосновенной реликвии всю свою жизнь без остатка. И не гоняющийся за славой с почестями, так как таковых не предвидится по причине огромадной секретности охраняемой вещицы. Да и не помешает кандидату в Смотрители быть готовым при надобности пожертвовать самой этой жизнью, если наступит однажды такой момент, что по-другому невозможно будет охранить тайну от чужого лапанья за её покровы.
Слава высшим силам, что за время смотрительства Анкла не случилось посягательств на ее раскрытие, не считая мелких неприятностей, когда обычные люди совершенно случайно неведомо как оказывались на пороге входа в Неизменное. Но тогда все заканчивалось для них весьма печально. Одни сошли с ума. И их без опаски отпустили обратно в селения. Одним своим присутствием там бедолаги добавили мистического ужаса перед этими местами, отбивая охоту у остальных даже близко приближаться к Запретному озеру. Другие заболели странной болезнью и рассыпались в прах буквально за несколько дней. Нашелся всего лишь один чужак настолько необычайно крепкий физически и душевно, что его пришлось убить, случайно застав его на месте преступления, то бишь на берегу. И не спасла пришельца защита из какой-то неведомой серебристой брони со слегка выпуклым прозрачным забралом, сквозь которое он нагло ухмылялся, с хитрым прищуром поглядывая на приближающегося к нему Анкла. А чужак этот одной ногой, окунувшейся по щиколотку в воду, уже ступил за порог тайны, что было непозволительно. Вот и пришлось дэру взять грех на душу.
Несмотря на размеренный шаг, волшебник запыхался. Он остановился и, прислонившись спиной к шершавой коре необхватной лиственницы, удрученно посмотрел на темнеющее среди ветвей предгрозовое небо. Силы были уже не те, что раньше, так что без ученика и помощника дальше точно не обойтись. Хотя по внешнему виду Анклу можно было дать на первый беглый взгляд лет этак сорок с небольшим. Вот только чтобы приблизить это число к настоящему возрасту волшебника, требовалось сперва добавить еще один нолик, а потом еще и на три помножить. Возраст начинал давать о себе знать. Пока не часто, но все еще впереди. Поэтому дэр твердо решил, что в этот раз по возвращении в Метаф, согласится с первой же кандидатурой, предложенной Архатом магов, даже если это будет годовалый младенец. Здесь он весело рассмеялся, представив себя не столько учителем, сколько отцом. Хоть будет с кем словом перемолвиться в пути.
Твердо решив, что пора заканчивать затворничество и стоит начать делиться накопленным опытом с подрастающим поколением, Анкл повеселел. И хорошее настроение опять вернулось к нему, придав сил для дальнейшего пути. Он даже ускорил шаг, небрежно-игриво помахивая тросточкой в такт движению. Но какая-то малюсенькая и совсем невнятная тревога все равно угнездилась в самом дальнем уголке его души и никак не хотела оттуда уходить.
Примерно через час он раздвинул буйные побеги колючего кустарника и облегченно вздохнул. Конец пути, цель достигнута. Чуть ниже, сразу за пологим каменистым спуском рассыпался золотистый песок берега. А еще чуть дальше за ним расстилалась темно-синяя гладь обширного озера. Лишь изредка по ней пробегала легкая рябь от бездельника-ветра, и тогда мягко накатывающие волны принимались мягко облизывать золото песка.
Дэр, удовлетворенно хмыкнув, выбрался из зарослей на простор и встал на самом краю мелкого обрывчика. Он задрал голову вверх, блаженно зажмурившись и подставив лицо навстречу ласкающим прикосновениям ветерка. Тот не замедлил воспользоваться случаем, едва уловимо пробежавшись по волосам волшебника.
Неожиданно Анкл протяжно и призывно завыл по-волчьи, вытянув губы в узкую трубочку. Завывание стремительно пронеслось над поверхностью озера и, ударившись на противоположном берегу об отвесный каменный утес, рассыпалось на множество мелких призывов, разлетевшись во все стороны осколками. Колдун постоял с минуту, напряженно прислушиваясь. Он даже приложил к уху ладонь. Но ответило ему только далекое, постепенно затухающее эхо. Тогда дэр еще раз повторил попытку, но результат оказался прежним.
Лицо Анкла постепенно вытянулось книзу, самую чуточку, но этого вполне хватило, чтобы наглядно отобразить недоумение, охватившее мага.
Его левая бровь, изогнувшись домиком, вскинулась вверх, а вот глаз справа наоборот почти закрылся в недовольном прищуре. На высоком лбу четко прорезались глубокие бороздки морщин. А и без того тонкие губы, плотно сжавшись, казалось, превратились в единое целое, словно у него вообще отсутствовал рот.
Поспешно спустившись, словно снежная лавина с горы, волшебник присел на корточки и принялся внимательно рассматривать песок перед собой. Он даже не поленился зачерпнуть небольшую горсточку в ладонь, чтобы понюхать. Потом дэр медленно встал, выпрямившись в полный рост, и развеял песчинки по ветру.
Случилось то, чего ему не могло присниться и в самом худшем из кошмаров. Около озера не нашлось ни одного следа. И даже запаха от него не осталось. Такое произошло впервые за всю историю хранения Тайны. Стража просто-напросто исчезла, как будто ее и не существовало вовсе. И только сейчас Анкл отчетливо понял, что же его так глухо, смутно и неясно терзало и беспокоило, пока он шел по Запретному лесу. В этот раз он ощущался не просто как Запретный, а воспринимался скорее как Мертвый. Не слышалось в нем ни звука, ни шороха крыльев, ни даже отдаленного воя. Сейчас ему вспомнилось, что чем ближе он приближался к цели, тем все более и более пустынно становилось вокруг. Казалось, даже муравьи и прочая мелочь покинули лес навсегда. Но мучаясь с похмелья и размышляя о необходимости обзавестись учеником, маг не обратил внимания на глухо ворчащие чувства. А зря!
Ведь система охраны Запрета и отпугивания любопытных чужаков была отлажена давным-давно и никогда не давала сбоев. Одно только внезапное уханье громадной совы-сторожа прямо над ухом любителей шляться незнамо где обычно приводило большинство из них в панический ужас, заставляя бежать сломя голову прочь из леса. Да постоянное, преследующее каждый твой шаг шуршание чего-то неведомого в опасной близости за спиной, от которого душа уходит в пятки и постоянно хочется оглянуться. Но обернуться и взглянуть на источник звуков почему-то всегда кажется еще страшнее, чем оставаться в неведении относительно существ, их производящих. А это всего-то навсего стайка летучих мышей-вампирчиков. Зачарованных, конечно. Потому им все равно когда летать, неотступно преследуя жертву и терпеливо поджидая момент, когда он приляжет отдохнуть и заснет. Вот тогда-то…
Но если путник попался из резвых, неотдыхающих да бесстрашных, тогда и много чего еще у Анкла имеется про запас, чтобы попытаться образумить безмозглого кретина, решившего по грибы-ягоды гульнуть. Вот когда услышишь совсем недалеко многоголосый голодный вой, от которого кровь в жилах застывает, словно лед, то тут, по обыкновению, даже самые безбашенные храбрецы так резво стартуют в обратном направлении, что их скорости любая скаковая лошадь позавидует.
Так вот, раньше эти звуки присутствовали в чащобе всегда, а теперь их, оказывается, нет.
Их отсутствие, как тихого и ненавязчивого фона к вялотекущим мыслям, и показалось малость странным. Ведь Анкла тоже всегда встречали, только, конечно, не так, как всех прочих. Его-то охранники-зверюги знали и любили. Ну, а кто не любил, так те хотя бы уважали. Или сами побаивались. Естественно, что тональность всех лесных звуков была совершенно иной, чем при вторжении чужака. Но она имелась в наличии, эта самая тональность! В этот же раз в воздухе висела звенящая и зловещая тишина…
Анкл торопливо скинул с плеча свою суму и, развязав плохо слушающимися от волнения пальцами тесьму, недолго порылся в ней. На свет появилась небольшая шкатулочка из потемневшего от старости дерева, когда-то красиво расписанная узорами. Но красота осталась в далеком прошлом: витиеватая роспись уже поистерлась, краски поблекли, а местами и вовсе зияли проплешины голого дерева. Внутри шкатулочки теснились одна к другой крохотные пробирки, наполненные… Короче, много там в них разных наполнителей имелось. О свойствах некоторых Анкл уже так крепко успел подзабыть, что применять их без чтения пространной и подробной инструкции, не рискнул бы, даже находясь в безвыходной ситуации вблизи от смертельной опасности.
После минутного замешательства, сопровождаемого неуверенным покачиванием головой, активным перемещением бровей на различные участки лба, напряженным тереблением мочки уха и еще более злым подергиванием оной, под тихие и мелодичные звуки всевозможных заковыристых ругательств, Анкл все же решился и выдернул одну крохотную пробирочку из гнезда.
- Кажись, эта…
Маг высыпал ее содержимое себе в ладонь и, крепко сжав кулак, направился к воде. Подойдя вплотную к неспешно накатывающим волнам, он присел на корточки и замер на некоторое время, напряженно размышляя. Потом дэр, приняв решение, прерывисто вздохнул, разжал кулак и сдул лилово-серебристую пыльцу в направлении озера. Она сперва закрутилась маленьким вихрем под напором ветра, но затем плавно осыпалась в волны.
Анклу несказанно повезло, что на такой непредвиденный случай у него заранее было припасено сплетенное заклинание, до поры до времени мирно дремавшее в порошке. А то бы пришлось сейчас с больной-то головой сосредоточиться на довольно-таки нудной процедуре отлова магических нитей. Так потом еще требуется отловленную пряжу стихий сплести в нужное кружево конкретного заклинания, завязать узелки в базовых точках, заштопать потревоженное вмешательством Пространство, намотать нить Времени вокруг готового продукта, задав параметры действия “от” и “до”, запрограммировать каждую отдельную составляющую формулы заклинания и синхронизировать их совместное исполнение. И еще…
Короче, сбрендишь раньше, чем закончишь приготовления. Так вот маг и подумал, что ему повезло, коль у него всё уже заранее готовым оказалось. Осталось лишь активировать чары, введя ключ-пароль.
Когда последняя крупинка порошка упала на поверхность воды, Анкл с обреченным выражением на лице выпрямился и, коснувшись озера кончиком трости, громко произнес:
- Инвокатио озирф!
А затем дэр стал просто ждать. Несмотря на свой многолетний опыт волшебника, ему в первый раз пришлось применить именно это заклятие, и Анкл не был уверен, что все сделал правильно, когда упаковывал чары в порошок. Одно дело колдовать у себя в лаборатории, то и дело сверяясь с потрепанной книжкой “Теория, практика и механика процесса приготовления редких заклинаний в домашних условиях с последующим их программированием”, и совсем другое …ждать. Сработает, как требуется? Взорвется все вокруг к чертям собачьим? Монстрюга страшенный вылезет из преисподней? Или просто ничего не произойдет?
Произошло. Через пару минут после произнесения кода, рябь на озере замедлила своё колыхание. А еще спустя мгновение и совсем остановилась. Волны, до этого мягко целовавшие берег, замерли. Казалось, даже ветерок, игравший с ними, испугался и убежал подальше к черно-синим тучам, уже полностью обложившим горизонт.
Волшебник сначала осторожно ступил на воду, а затем все увереннее пошел по ней, сверяясь с приметами, которые были крепко-накрепко вбиты ему в память несколько столетий назад еще во время обучения. Губы Анкла беззвучно шевелились, отсчитывая количество пройденных шагов. Поверхность под ногами ощущалась как каменная мостовая, но издавала легкое поскрипывание, словно он поднимался по шаткому трапу на борт парусника.
Пройдя две трети пути до противоположного берега озера, колдун остановился и поставил перед собой трость. Кряхтя, дэр опустился на одно колено и взглянул через вделанный в неё смарагд на вершину утеса, возвышавшегося в отдалении. Результат мага не совсем удовлетворил. И он сделал в сторону каменной вершины еще несколько шагов, останавливаясь после каждого и опять прицеливаясь сквозь тросточку. Наконец после недолгих поисков чародей нашел то, что хотел.
Губы Анкла побелели и слегка подрагивали от волнения. Он воздел руку с крепко зажатой в ней тростью к грозному небу с плывущими по нему темными клубками туч. Набрав в легкие побольше воздуха, маг громко выкрикнул, вложив в одно единственное слово всю свою злость:
- Диворсо! …мля!…
Вопль отразился от утеса и вернулся обратно к нему многократно усиленным эхом. И тогда дэр со всей дури ударил кончиком трости о твердь воды у себя под ногами. Она отскочила с металлическим лязгом. Анклу этот звук напомнил о рыцарском турнире, на котором он однажды побывал зрителем по приглашению одного мелкопоместного дворянчика, возомнившего из себя невесть что. Будто он каких-то там королевских кровей, и прочая лабуда… Так вот на том турнире мечи из булатной стали с таким же лязгом сталкивались.
А вот трость от удара едва из руки не вырвалась, норовя улететь подальше. Из смарагда посыпался разноцветный сноп искр. Они закружились в танце, постепенно ускоряя свое движение и закручиваясь в скромных размеров вихрь. Когда его скорость достигла предела, он взорвался с сухим треском, словно кто-то рядом разломил пополам огромное бревно. Искры тут же стремительно разлетелись по сторонам и пропали.
В этот самый миг Анкл и провалился вниз.
Он летел сквозь воду к дну с такой скоростью, будто им выстрелили из туго натянутого лука. Волшебник даже не успел как следует намокнуть, а уже оказался внизу, чувствительно ударившись пятками об опутанный водорослями здоровенный валун. Даже толстая подошва ботинок, по заказу изготовленная из искусно выделанной кожи огнедышащей горгоны, не смягчила боли, моментально пронизавшей все тело от пяток до самой макушки.
Совсем рядом с Анклом возвышался внушительный обломок скалы с зияющим по центру темным провалом входа, обрамленного неровными, рваными краями. Около него кружилась маленькая стайка пугливых рыбок пестрой расцветки. И стоило дэру сделать один шаг, как вся живность разом сорвалась с места и стремительно унеслась в темноту озера, отчаянно размахивая желто-красными полосатыми хвостами.
Маг с трудом протиснулся в узкий лаз и, перебирая руками по осклизлым стенкам, двинулся навстречу неизвестности по извилистому проходу. Когда воздух в легких оказался уже почти на исходе, а голова из-за отсутствия кислорода чудилась распухшей до размеров перезревшей тыквы, впереди после очередного поворота забрезжил свет. И еще через минуту, наполненную стремительной резкостью поступательных движений, Анкл вынырнул в просторном гроте. Он жадно хватал ртом воздух, горько сожалея, что так и не научился отращивать настоящие жабры.
Над головой мага возвышался полукругом свод потолка, расписанный странными символами. Значения их удалось расшифровать, а вот смысл сказанного так и остался до конца не понятым местными волшебниками, сколько они не ломали над ним голову, после того как[7] совершенно случайно нашли это древнейшее хранилище с артефактом. А спустя примерно десятилетие обнаружилось еще одно. Следующие тайники уже искали целенаправленно по всему Лоскутному миру. Отыскали-таки, упрямцы, но, похоже, что самое последнее.
Споры о предназначении артефактов велись долго и, можно сказать, что с маниакальным упорством. Попутно пытались с находками поэкспериментировать. Ничего путного из этого не вышло, окромя некоторого сокращения поголовья колдунов. Да вникнуть в смысл фразы постарались, однообразно присутствующей в надписях на потолках и стенах в каждом из трех тайников, во всем прочем кардинально друг от друга отличающихся. А она гласила, если конечно правильно расшифровали символы, следующее:
Смертью рожденная жизнь вдохнет,
Соединив три четвертых отрицанья,
Изменчивых меняя мир,
И воцарится малое из сильных,
На свет и тьму единое не разделяя.
Боже, что тут началось! Впрочем, не стоит о печальном, потому как закончилось всё приснопамятной Последней Битвой между Отрицающими и Признающими.
Большинство магов так и не пришло к единому мнению относительно предназначения артефактов и правильного толкования надписей, их сопровождающих. Но зато это самое большинство с честью полегло на полях битв; скопытилось от хитроналоженных заклинаний; загнулось от ядов; наткнулось ненароком на различной длины ножички в темноте тесных улочек; пропало без вести, отлучившись из дома, например, ненадолго в ближайшую лавчонку за хлебом, чернилами и прочей мелочевкой; попадало с мостов в бурные речки, предварительно самостоятельно надежно опутавшись веревками; сверзилось с крутых скал, подскользнувшись на банановой кожуре; или истребилось другими, порой очень экстравагантными способами.
Меньшинство выжило и долго ломало свои мудрые головы, придумывая, как поступить с артефактами. В ходе войны ненароком выяснилось, что они обладают таким могуществом, что просто взять и уничтожить их нельзя. Не получится, да и жалко. Вот и решили их обратно спрятать с глаз долой, авось со временем забудется их местонахождение. Мысль подтвердилась: забыли сравнительно быстро. Но на всякий случай, чтоб все ж не искали, приставили к ним Хранителей Запрета, обязав безжалостно изничтожать любыми доступными способами соискателей силушки неумеренной. Всех без исключения, без разницы кто ты: высокопоставленный член Архата магов, простой волшебник или обычный человек, эльф, гном и прочая живность.
А чтобы Хранитель сам не захотел воспользоваться вещичкой, тоже позаботились. Первыми назначили самых честных, нечестолюбивых и …связали их клятвой, нарушить которую врагу не пожелаешь. Дальше уж они сами себе замену искали на старости лет, опять же не первого встречного, а близкого по духу. И клятва тоже переходила по наследству. Правда, оповещали ученика о ее наличии обычно уже после того, как он простодушно соглашался на обучение. Некоторые готовы были все волосы себе вырвать, причем не только на бестолковой голове, да было уже поздно метаться. Как говорится, издержки профессии.
Но этого показалось маловато, и внутрь поместили еще кое-кого, толком не объяснив даже название диковинных монстров, но ненавязчиво посоветовав Хранителям без крайней нужды внутрь помещений не соваться. Достаточно лишь самому следить за тем, чтобы строго соблюдалась неприкосновенность тайны. И только в исключительных случаях Смотритель мог зайти к своему Запрету, чтоб проверить его наличие в хранилище. А вот выйдет ли он оттуда потом, так об этом как-то не упоминалось даже мельком.
Исключительный случай настал.
Анкл выбрался из воды и устало огляделся вокруг. Неширокие гранитные ступени вели вверх, освещаемые самозажигающимися факелами, стоило только кому-нибудь оказаться поблизости. Сейчас большинство из них не горело, и окончание лестницы терялось в темноте.
Неторопливо, без суеты волшебник двинулся вперед. Факелы и на самом деле зажигались один за другим по мере приближения к ним дэра. А его осторожные шаги все равно производили нежелательный шум, который под тесными сводами метался отраженным эхом, вполне оглушающим посреди безмолвной тишины.
Маг глубоко вздохнул, покрепче сжал трость в руке, выставив ее острый кончик подобно шпаге далеко впереди себя, и стремительно преодолел последние ступени, почти готовый к любым неожиданностям. Внутренние Стражи Запрета наверняка не шибко жалуют посетителей, и потому от них можно ожидать любую пакость и подлянку. Да всё, что угодно!…
Но только не то, что предстало у него перед глазами. Такого Анкл точно не ожидал.
Отступление 1. Пробуждение.
Зло беспокойно заворочалось во сне, потом медленно потянулось, широко зевнуло и пробудилось.
Когда это случилось? Не важно. Скажем так, не очень давно. Где? В Лоскутном мире. Зло открыло глазки в своем лежбище на территории одного глухого, позаброшенного капища. Петляющая к нему узкая тропинка, едва приметная среди буйно разросшихся зарослей, которая и в стародавние времена-то редко использовалась, теперь скорее походила на шибко навороченную полосу препятствий. Завалы из поломанных бурями деревьев, густое месиво колючего кустарника, который вот-вот окончательно поглотит тропинку, периодически встречающиеся темные, узкие, но глубокие провалы на тех местах дорожки, где раньше были хитромудрые ловушки, осклизлая размытость вблизи оврагов с крутыми склонами, - короче, не каждый спецназовец решится преодолеть это нагромождение опасностей, о большей части которых мы умолчали, так как и сами о них не ведаем.
Он не был ни спецназовцем, ни богатырем али рыцарем. И магией не владел, чтобы с ее помощью облегчить себе путь. Так же он не воспитывался с раннего детства в храмах, а потому не полагался на милость Создателя. К эльфам, дриадам и прочим лесным обитателям, чувствующим себя на лоне природы среди обилия зелени лучше, чем рыбы в воде, у путника если и имелось какое-то отношение, так крайне отрицательное. В мыслях. Иногда в поступках, когда они могли остаться безнаказанными. Короче, человек, осторожно кравшийся среди дикой чащобы, был самым обыкновенным. Обычным, если не считать того, что он выглядел крайне истощенным, уставшим и озлобленным. А как еще должен выглядеть беглый каторжник, уже которые сутки плутающий в этих гургуловых зарослях?
Когда бывший узник вскарабкался до середины холма, по которому вилась тропка, сладко дремавшее Лихо окончательно пришло в себя. Появление человека вблизи входа в пещеру, служившую некогда местом проведения кровавых обрядов, сперва вызвало удивление у Зла. Ничего подобного не случалось уже в течение такой длинной вереницы пропитавшихся пылью веков, что даже сам запах человечины стал забываться. Потом удивление быстренько сменилось заинтересованным любопытством. Зло, беззаботно дрыхнувшее целую вечность, очнувшись из забытья, испытывало жуткий голод. ОНО ХОТЕЛО ЖРАТЬ!
Нет, Зло не было каким-то диким монстром, вырвавшимся из адовых подземелий. И оно не прибыло из другого неведомого мира, враждебного этому, прокравшись тайком по туннелям времени-пространства. Да и с другой планеты не прилетело. А уж тела или другого конкретного материального облика у него и вовсе не имелось. Но зато… оно присутствовало в этом мире всегда. С самого его зарождения, если не раньше. Зло было изначальное, и оно жило своей собственной жизнью. Витало над планетой, ело, пило, спало, развлекалось, грустило и …изредка влюблялось. Порой оно разбухало до невероятных размеров, обволакивая собой весь мир. Но чаще всего Зло, теснимое и гонимое отовсюду, предпочитало замаскироваться, спрятаться, сосредоточиться, сгуститься в одном определенном месте, подобном этому, чтобы на досуге поразмышлять над тем, что уже успело натворить. Когда период самолюбования проходил, у Лиха наступала пора критического анализа и разбора полетов, с раздачей призовых слонов и поощрительных тумаков собственной персоне. И лишь разобрав по косточкам свершенные промахи и ошибки, оно ненадолго успокаивалось. Правда, только затем, чтобы спустя некоторое время начать строить новые планы, придумывать очередные козни и предвкушать следующие схватки со своими непримиримыми антагонистами.
Пробудившись сегодня, Зло не только есть захотело. Оно почувствовало себя бодрым, отдохнувшим, и потому жаждало действий. Хватит дрыхнуть, пора напомнить о своем существовании, чтоб не расслаблялись!
Лихо скользнуло по мрачному помещению капища темной расплывчатой тенью, собравшись в сгусток около входа. Усталый и измученный путник как раз споткнулся невдалеке от замаскировавшегося густыми кустами лаза. Он, видать, очень больно ударился коленкой об острый камень, потому как поток хриплых ругательств из его горла вырвался незамедлительно. Речь мужчины была похожа на сель, подобно ему сносящая все моральные преграды на своем пути и такая же грязная.
Зло в ответ лишь мысленно хихикнуло, не сдержавшись. Потом оно слегка коснулось краем своей тени кустов, закрывавших вход. Зеленевшие до этого побеги с сухим треском скукожились в один единый миг, а затем осыпались вниз серым пеплом, будто сгорели в пламени. Каторжник успел только краем глаза заприметить смутное движение в десятке метров от себя. Мгновенно припав к земле, он с настороженной хмуростью выжидающе вглядывался в темнеющий провал в склоне холма. Но больше ничего не происходило, и постепенно мужчина успокоился.
Он устал. Ему очень хотелось отдохнуть, погрузившись в сон. Воспаленные от трехсуточного бодрствования глаза горели огнем при каждом взмахе ресниц. Порой беглецу казалось, что веки превратились в грубую шершавую тряпку, густо усыпанную приклеенными песчинками, с помощью которой поварята обычно надраивают до блеска котлы, сдирая с их боков нагар и накипь.
Мягко ступая по траве едва ли не на цыпочках, путник вороватой походочкой приблизился к зёву пещеры. Минут пять он стоял у входа, почти не дыша и чутко вслушиваясь в окружающие звуки. Застоявшуюся тишину почти ничего не нарушало, если не принимать во внимание отдаленное щебетанье птиц, шорох мелкой живности в траве и перешёптывание листвы на деревьях. Каторжанин, напряженно вытянув тонкую шею с острым кадыком, просунул голову под полог полумрака пещеры, едва-едва освещаемой блеклым лучиком солнца, пробившимся через извилистую трещину в потолке. Голова с плеч не слетела, пещерка оказалась необитаемой, и мужчина уже смело, по-хозяйски шагнул внутрь.
Помещеньице не поражало воображение ни размерами, ни красотой, но зато почти по центру в нем имелось возвышение: плоское и вполне достаточное для того, чтобы на нем мог без боязни упасть разместиться взрослый человек. И что не маловажно, оно оказалось густо присыпано сухой листвой, скромно имитирующей перину. Но за неимением лучшего, беглец и такому был безмерно рад, немедленно устроившись на импровизированной кровати. Собственные кулаки показались мягче подушки, и уже через пару минут легкий присвист из приоткрытого рта каторжника оповестил о его отбытии в страну грёз.
Зло, распластавшееся смутной тенью по стенам и потолку, выждало еще полчаса, попутно стараясь нащупать в пространстве над жертвенником отзвуки мыслей и чувств беспечно спящего человека. Те крохи, которые оно успело зацепить своими ментальными щупальцами, показались Лиху любопытными. Зло задумалось, постаравшись заглушить чувство голода. А когда размышлять надоело, оно плавно отделилось от шершавой поверхности пещеры и, сгустившись до состояния туманной дымки, окутало каторжника с головы до ног. Полностью. Он дернулся, всхлипнув во сне, и затих…
Глава 3. В себя и из себя.
Сознание, весело играючись, скакало где-то совсем рядышком с Меридой. Но ведьмочке никак не удавалось схватить его за пышный хвост, чтобы прижать покрепче к себе и слиться затем с ним в единое целое. Изредка оно само запрыгивало к ней на руки, ластясь, но, покрутившись волчком и не сумев удобно устроиться, тут же сигало прочь и вновь исчезало в густой туманной дымке бесчувственности, плотно окутавшей девушку. И все же в эти краткие минуты возвращения в себя Мэри успевала осознать, что вокруг нее происходит что-то странное и непонятное, да вот только у колдуньи никак не получалось открыть глаза, чтобы убедиться воочую в наличии странностей. А заодно уж и высказать им все, что она о них думает: хорошего и плохого. Плохого в списке набиралось строчек на восемьсот больше, чем хорошего, да и то если записывать претензии кратко, с большими сокращениями, мелким убористым почерком и опустив самые крепкие ругательства. На оборотной стороне списка Мериды красовалась одна единственная благодарственная надпись огромными буквами: СПАСИБО, ЧТО НАСМЕРТЬ НЕ ПРИШИБЛИ.
Собственно, память, как таковая, тоже отсутствовала, взяв отпуск. Последним внятным воспоминанием, безостановочно прокручивающимся перед мысленным взором девушки, был вид Лебяжьей улицы, запорошенной пушистым снегом. Тихой, мирной, сонной. И она сама, направляющаяся с бабулей в магазин… А потому колдунья, даже находясь в бессознательном состоянии, не переставала удивляться противоестественному факту, будто ей нужно кого-то еще там благодарить. За что, спрашивается? И с какой стати?
Изредка до Мэри, отчаянно пытающейся вырваться из туманно-зыбкого плена, пробивались звуки внешнего мира, отдаленно напоминающие слова. Они набухали где-то вдалеке, потом, накопившись до критической массы, накатывались на ведьмочку прибрежной морской волной: тяжелые, невнятно бормочущие, пенящиеся незнакомыми интонациями и переливами, да еще и …смешные.
Хотя нет, смешными и прикольными они стали казаться ей совсем недавно, если понятие времени применимо к той вязкой пустоте, где колдунья беспомощно барахталась, пытаясь стать самой собой. Поначалу звуки даже на слова-то не походили, представляясь ей лишь бессмысленным чередованием гласных, согласных, шипящих и свистящих. Но вот потом эта бессмыслица стала ненавязчиво складываться в более-менее понимаемую речь. Именно она и вызывала у девушки внутренний смех своей прикольностью. Чтобы понять, почему Мэри так воспринимала слышимое, достаточно тонко намекнуть на то, как мы сами обычно весело скалимся в душе, окажись у нас в собеседниках представитель очень близкого, родственного народа, изъясняющийся на своем родном языке. Вроде бы и смысл его речи хорошо понимаешь, но в то же самое время какое у него …прикольное произношение, а уж слова-то насколько чудные порой проскальзывают.
Такое развлечение долго не продлилось. Сегодня Мерида поняла, хотя правильнее будет сказать, что почувствовала: голоса теперь звучат привычно, вполне понимаемо и даже будто бы по-домашнему, как родные. Но главное открытие девушки заключалось в другом. Тихий разговор невдалеке от нее воспринимался вполне реально, а беспамятство исчезло без следа, правда, оставив после себя противный металлический привкус во рту, вялость мыслей и ломоту в костях. А про неприятные ощущения во всем остальном теле, словно девушкой слоны в футбол играли, причем пару суток подряд и без перерыва, даже упоминать не стоит. Глаза открывать не хотелось. Вот ведьмочка и продолжала прикидываться тряпичной куклой, что почти соответствовало действительности, меж тем внимательно вслушиваясь в беседу.
- …уже шестой день пошел, как она у нас, а улучшения в состоянии девушки не заметно, - голос мягкий, с грустинкой на самом донышке, и переливается всеми оттенками искренней обеспокоенности. – Зая, а ведь ты мог ее убить! Даже представить себе страшно…
- Ну я же не виноват, Сайна, - принялся тихо, но торопливо оправдываться кто-то, обладающий приятным баритоном едва заметно соскальзывающим в хрипловатую басовитость. – Сколько уже раз можно одно и то же повторять. Я шел себе спокойно с бревном на плече. Ты же сама меня давно и настойчиво убеждала новый засов, покрепче прежнего, на ворота выстругать. Иду, значит, никого не трогаю. Задумался крепко, правда. Ну да ты знаешь…
- Знаю, знаю, как ты умеешь задумываться, - деревянные половицы пола заскрипели, и этот скрип неспешно приближался к кровати, на которой, как Мэри догадалась, она и лежала. - Самого себя не помнишь и не видишь, чего уж про других-то говорить.
- Да при всем своем желании я не смог бы увидеть девчонку, - слегка обидевшись, ответил обладатель баритона, грузно завозившись в кресле, которое издало под ним жалобный писк. В крайнем случае, ведьмочке именно так всё представилось в воображении. – У меня же нет глаз на затылке! А тут вдруг позади меня как бабахнет. Вот не поверишь, Сайна, я перепугался до жути…
- Да почему же? Вот именно в это я как раз с легкостью поверю, Зая, - даже не видя лиц говоривших, Мерида по интонации поняла, что произнесенную фразу сопровождала мягкая блуждающая улыбочка.
- …сразу подумалось, что вот оно пришло, и мне конец настал, - не обратив внимания на подначку, второй собеседник продолжил рассказ, как ни в чём не бывало, даже не запнувшись. – Ты же прекрасно знаешь, что в округе что-то неладное творится последние полгода… Любой бы перепугался. Вот я инстинктивно и повернулся на хлопок. И бревно, как ни странно, тоже.
- Да я же не говорю, что ты специально им девушку приласкал по головушке. Вот только от того, что ты ее случайно чуть не угробил, мне почему-то нисколько не легче на сердце. Ну не может же человек после удара, пусть даже очень сильного, столько дней в беспамятстве быть?! И еще этот жар у неё непонятный… Может быть она, уже заболев, здесь объявилась? А твое бревно только усугубило и так незавидное положение в ее состоянии?
- Ты, наверное, как всегда права, милая. Очень похоже на правду, Сайна, - серьезно произнес второй, судя по звуку, решительно встав из кресла. – Вот только ума не приложу, откуда девушка могла так неожиданно появиться. И к тому же в таком странном одеянии. Я ее за медведицу в первую секунду принял. Даже, каюсь, хотел еще раз бревном приласкать, только уже пониже спины, - откровенная усмешка на губах, хотя и не видимая ведьмочке. – Чтоб не озорничала. А пригляделся повнимательнее, так это всего лишь шуба на ней была одета… Но ведь уже лето началось!
“Лето – это прекрасная пора!” – мечтательно подумала Мерида.
Теплый ветерок, игриво треплющий за волосы. Солнышко, ласково поглаживающее по непокрытой макушке. Щебетанье птичек, порхающих в пронзительной синеве неба. Мотыльки, бабочки, комарики. И блаженное ничегонеделанье на золотистом песке пляжа, который имеется в наличии у неё в “берлоге”. Разумеется, что так балдеть можно только в выходной, когда есть возможность отрываться по полной программе и не нужно шастать по Сумеречному лесу, занимаясь привычной работой. А если скучно станет, так можно с остальными учителями колдовской школы на пикник выбраться, да хотя бы в тот же самый Сумеречный лес. Костер, запеченая в углях картошка, шашлычок, легкое винцо в кувшинах, песни под звуки гитары, на которой, как недавно выяснилось, Семен Борисович - преподаватель истории магии, совсем неплохо играет. А уж тролли-полукровки с радостью поддержат песню, наяривая на своих звяках, бздынах и свистелах. Хорошо!... Романтика… сумашествие…
Сдурели, что ли все напрочь! Какое к капыру лето?! Зима на дворе! Холодно было, вот Мэри и куталась в шубейку. Уж это-то она прекрасно помнит.
От возмущения, что ее самым наглым образом разыгрывают, девушка широко распахнула глаза, зрачки которых в свою очередь тут же непроизвольно стали менять цвет с голубоватой синевы мечтательности к кареглазой недоверчивости. Рот колдунья тоже было открыла: сперва с мыслью высказать своё гневное “ха-ха” относительно неуклюжести розыгрыша, правда быстро сменившейся желанием нервно хихикнуть. Не произнеся ни звука, ведьмочка, вовремя одумавшись, быстренько захлопнула рот обратно, судорожно сглотнула и лишь потом тихо произнесла, чуть приподняв в виноватой улыбочке уголки губ:
- Здрасьте…
Сверху над Меридой нависала озабоченно-миловидная, добродушно-приветливая …рожа тролля?
Девушка пару раз моргнула, попытавшись отогнать примерещившееся спросонок видение. Оно не отогналось. Тогда колдунья постаралась испуганно вжаться в кровать, чтобы затеряться там меж складок постельного белья. Такой фокус тоже не вышел: затеряться на довольно-таки просторной лежанке была не судьба, а уж испугаться и тем более не получилось.
С чего это она вдруг решила, что над ней нависает, хм-м, рожа? Вполне нормальное лицо для тролля, тем более, что оно принадлежало троллю женского пола. И, видимо, очень даже привлекательной троллихе. Большие, почти круглые глаза её смотрят с внимательной заботой, правда, посверкивая изредка желтоватыми искорками удивления в бездонности зеленых зрачков. На мочках ушей, вон, сережки тихонько болтаются. Не золотые, конечно, и не серебряные, а из какого-то камня. Возможно, что они из горного хрусталя искусно вырезаны. Симпатичненькие. Вон как солнечный лучик в них заиграл, преломившись, а затем рассыпавшись вокруг хозяйки украшения множеством мелких бликов из искорок-отражений! Красотища!
И одета троллиха прилично …даже по человеческим меркам. Платье из легкого ситца, с нарисованными на нем легкомысленными васильками, ей бесспорно идет, нисколько не портя облика приветливой и улыбчивой домохозяйки. На пальчике, несколько толстоватом для представительницы прекрасной половины, красуется не лишенное изящности колечко из неведомого Мериде переливчатого металла, поверхность которого покрыта узорчатой вязью резьбы.
- Хвала Безымянному, она наконец-то очнулась! – радостно и с явным облегчением произнесла троллиха, расплывшись в широкой улыбке и распрямляясь во весь рост, оказавшийся не таким уж и большим, как сперва почудилось Мэри. Да, троллиха однозначно выше девушки, но вряд ли больше, чем на голову. – Зая, иди-ка живенько сюда. Извинись перед девушкой за свой недостойный поступок… Я кому сказала! А ну живо тащи сюда свою…
Она не договорила фразу до конца, хотя и так было прекрасно понятно, что осталось не сказанным. Вновь обернувшись к ведьмочке, троллиха плутовски подмигнула и, сложив на груди ладони, слегка склонила голову в намеке поклона:
- Ты уж прости нас обоих. Так получилось… Но он не специально тебя ударил, - и без перехода она сменила тему. - Меня зовут Сайн-Санаа, но это официальное имя. А для своих, так просто Сайна. А тебя нам как называть, гостья?
- Мерида, но чаще всего меня зовут просто Мэри, - глаза хозяйки и без того большие и круглые попробовали ещё больше увеличиться в размерах, а полноватые губы беззвучно повторили имя девушки. – Ну а если вас интересует, как звучит полное и официальное, данное мне родителями, то с налёта и не выговоришь. Мерида Августа Беливер Вилд Каджи…
Ведьмочка не предполагала, что её имя звучит настолько страшно, что может повергнуть в шок троллей. И что в нём такого ужасного? А Сайна между тем вздрогнула, приоткрыла было рот, собираясь что-то сказать, но передумав, тут же захлопнула его обратно, для пущей надежности прикрыв ладонью. Появившийся рядом с ней в это самое время обладатель чуть хрипловатого баритона выглядел не менее ошарашенно. В задумчивости нахмурив надбровные дуги так, что на большом широком лбу пробороздилась парочка преждевременных морщин, он быстро-быстро заморгал тяжёлыми веками и, легонько толкнув супругу локтём в бок, тихо произнёс:
- Изменчивая?..
- И мне так же показалось, - едва слышным шёпотом ответила мужу троллиха, смерив его пристально-загадочным взглядом, словно впервые увидала.
Вряд ли супруга нашла в его облике что-то новое, а вот Мэри тролль показался забавным. В крайнем случае, колдунье раньше не приходилось сталкиваться с настолько элегантно выглядевшими представителями этого народа, в большинстве волшебных миров олицетворяющими собой полное отсутствие интеллекта. Этот был не таков!
Черты крупного лица казались резкими, малость угловатыми, можно даже сказать, что создавалось впечатление, будто они вырублены тупым топором на куске гранита. Но в тоже время муж Сайны блистал интеллигентно-суровой привлекательностью. В глазах тролля определённо присутствовала мысль, и она там явно была не одна. А ещё его глазюки лучились откровенной добротой. По всей видимости, они, - ум и доброта, вполне мирно уживались в безволосой голове тролля. Отсутствие волос компенсировалось множеством мелких шишечек, выступов и прочих неровностей черепа. Крупный нос, смахивавший на приплюснутую картофелину, придавал выражению лица некоторую простодушность или даже скорее детскость, что, впрочем, не совсем сочеталось с решительным изгибом волевого подбородка. На толстых губах блуждала лёгкая, чуточку растерянная улыбочка.
Остальной внешний вид супруга Сайны тоже не полностью соответствовал привычному облику троллей, какими их знавала Мерида. А вот вам частенько приходилось видеть их одетыми в атласный стёганый халат цвета спелой малины, который самым поразительным образом не подходил к зеленовато-серой коже? Мы сомневаемся, что эти верзилы попадались вам на каждом шагу, разодетыми именно так. И уж тем более, вряд ли они были обуты в тёплые тапочки-шлёпки с меховой опушкой по краям, а в кулаке сжимали слабо курящуюся ароматным дымком причудливо изогнутую трубку.
- Н-д-а, - протяжно выдохнул тролль, - угораздило вот ведь на старости лет…
Резким движением руки воткнув чубук трубки в рот, он с наслаждением глубоко затянулся. Затем поиграв пухлыми губами, словно перекатывал языком сладкую конфетку, тролль выпустил наружу огромный клуб дыма, отдалённо напоминающий по запаху цветущую вишню. Это облако стремительно понеслось в сторону девушки, окутав её призрачным туманом. Она малость закашлялась, попытавшись разогнать его отчаянными взмахами рук.
- А другого времени у тебя не нашлось покурить, Зая? – Сайна неуловимо-стремительным ладони движением едва не выбила из кулака мужа трубку, но он вовремя успел спрятать её за спину. – И другого места тоже не сыскалось? Мэри только-только в себя пришла, а ты тут дымишь как испорченная печь. Поимей совесть…
- Ну всё уже, затушил, всё. Успокойся, Сайна, - большим пальцем руки тролль за своей спиной выделывал чудеса пожаротушения, правда, толку от них было маловато. Обжечь кончик пальца о тлеющий табак великанчик уже успел, а вот дыма позади него явно прибавилось. Окончательно решившись на отчаянное самопожертвование, муженёк просто-напросто заткнул отверстие трубки, сграбастав её целиком в ладонь. – Заясан-Нутгийн… Это – я… Зовут меня так… А, впрочем, можно просто: Зая…
Тролль смущённо прокашлялся в кулак и, виновато потупившись, приступил к извинениям:
- Покорнейше прошу меня простить, милостивая сударыня, - голос Заясана звучал ровно, в его интонациях в равной степени присутствовали искреннее раскаяние и немалая доля покорности перед судьбой, словно он был готов понести абсолютно любое наказание за свой поступок.
Мериде даже показалось, что тролль сейчас примется выписывать перед собой носком ноги полукруг, спрятав руки за спину и окончательно засмущавшись. Девушка искоса стрельнула в его сторону взглядом и с изумлением убедилась, что оказалась права в своих предположениях. А великанчик между тем продолжал виноватым тоном:
- Я и вправду неуклюжий, неповоротливый, тугодумный… и вообще лох.
Тут он взглянул прямо в лицо колдуньи, перестав внимательно изучать кончик своей меховой тапочки. В его глазах матово мерцали задорные смешинки, приглашая девушку улыбнуться в ответ. Что она и не замедлила сделать, расплывшись во всепрощающем оскале. Получилось это у неё мило и непринуждённо, и незримо присутствующая в комнате малая толика неловкости от первых минут знакомства растаяла туманной дымкой без следа. Всем вдруг сразу стало легко и просто, будто они знают друг друга чуть ли ни с детства.
Ведьмочка, которой за время беспамятства уже надоело лежать до такой степени, что бока болели, попыталась сесть в кровати. Но голова у неё тут же взбунтовалась от такого непредвиденного насилия, отчаянно закружившись. Перед глазами поплыли разноцветные круги как в калейдоскопе, и Мэри была вынуждена обессиленно рухнуть обратно на подушку. Заясан, которого колдунья для себя мысленно уже успела переименовать на японский лад в Заяц-сан (впрочем без издёвки, а скорее с улыбкой), резко дернулся вперед, словно хотел подхватить девушку на руки. Тролль еще и попытался что-то сказать, но не найдя подходящих слов, тут же захлопнул рот обратно, вернувшись в первоначальное положение и ожесточенно воткнув погасшую трубку в рот. Зато Сайна и слова нужные нашла, и захлопотала, закружилась вокруг постели девушки.
- Ты лежи, лежи. Вот ещё удумала вскакивать так резко, - всплеснула она руками, с огорчением покачав головой. – Шутка ли почти целую неделю в беспамятстве промаяться. Да и температура у тебя ещё не спала. Ты куда собралась-то, Мэри?
На лоб колдуньи весомой увесисто легла ладонь троллихи. Оставшись недовольной замером температуры, произведенным таким нехитрым способом, Сайна скорбно поджала губы и после минутного раздумья решительно высказалась:
- Еще как минимум пару дней чтоб даже и не думала из постели подниматься. Отлёживайся, пока не окрепнешь окончательно. И никаких возражений!.. А я тебе сейчас молочка подогрею, – троллиха быстро взглянула на настенные часы несколько странного вида, по мнению Мэри. – Тем более как раз пора уже корову подоить.
Ситцевое платье хозяйки быстро промелькнуло в проеме двери и скрылось из виду. С улицы через оставшуюся открытой дверь в комнату ворвался тугой поток жаркого марева, обильно приправленный вальсирующими пылинками, звонко-дребезжащим звуком опрокинутого ведра, покатившегося по ступенькам, беззлобным чертыханием троллихи и протяжным мычанием коровы, заждавшейся вечерней дойки.
- Пожалуй, я тоже пойду, - виновато проинформировал колдунью Заясан, вволю натоптавшийся рядом с кроватью девушки. – Страсть как курить охота! Да и засов-то на ворота я так еще и не удосужился выстругать, – тут он, обернувшись на пороге, заговорщически подмигнул Мериде перед тем, как окончательно исченуть. – Иначе мне удачи не видать. Схлопочу от Сайны по первое число…
Ведьмочка осталась одна. От нечего делать она решила осмотреться. Благо, что никто не мешал, а жилище, в котором она сейчас пребывала, оказалось интересным. И для места обитания троллей совершенно не типичным. В крайнем случае, для тех громил, какими они чаще всего были в родном мире девушки.
Помещение, где сейчас располагалась Мэри, комнатой она назвать при всем своем желании не смогла бы. Помещение, и ни как иначе! На первый взгляд этакая дикая смесь стилей и форм. По размерам оно приближалось к скромных размеров стадиону, ну или к спортивному залу, - это уж точно! Вот только в футбол сыграть здесь оказалось бы весьма затруднительно. Многочисленные перегородки, возвышающиеся по пояс человеку нормального роста и разбившие зал на несколько отсеков, не дали бы развернуться спортсменам в полную силу. Да и мебель наверняка под ногами путалась бы. Но о ней чуточку позже скажем, так как девушку в первую очередь заинтересовал общий вид жилища.
Стены сложены из крупных каменных валунов, скрепленных между собой серым раствором, кое-где протекшим излишками вниз, которые так и застыли не убранными. О том, что стены можно заштукатурить или еще каким образом декоративно отделать, хозяева, по всей видимости, даже не подозревали. Пол набран из широких деревянных досок, наоборот настолько тщательно подогнанных друг к другу, что в щелочку между ними и тонкий листочек бумажки не просунешь. Потолок, наверное, тоже из дерева, но точно определить материал без тщательной экспертизы не представлялось возможным. Его застарелая закопченность не втискивалась ни в какие разумные рамки. Но что ж поделаешь, коль вон даже летом около стены слева от девушки полукамин, полуочаг угольками изредка постреливает и сизым дымком к потолку тихонько вьется?
А вот меблировка этого нарочито грубого, средневекового и непритязательного жилища не самых богатых представителей тролльего племени выглядела так, словно попала сюда совершенно из другой эпохи. Что про неё можно сказать? Стильная, удобная, красивая. Пожалуй, даже стоит добавить, что она приятно радовала глаз своими изящными формами.
Кровать, на которой сейчас лежала Мерида, мягкая и просторная. И хотя лежанка тоже сделана из самого обыкновенного дерева, но зато неведомый мастер постарался на славу, чтобы она выглядела прямо-таки по-королевски. И даже про некое подобие балдахина не забыл. Да и постельное белье было наилучшего качества из нежнейшего белого шелка.
Под тупым углом к очагу, почти впритык с ним, расположился письменный стол на причудливо изогнутых витых ножках, с аккуратно разложенными на нем письменными принадлежностями, стопочкой бумаги и двумя подсвечниками по углам.
Свечкодержатели – настоящие произведения искусства. Отлитый в металле в двух экземплярах незнакомый ведьмочке многорукий монстрюга, покрытый мелкими чешуйками словно змей, но с косматой человеческой головой на широких плечах, застыл в напряженной позе, будто готовый вот-вот прыгнуть вперед, оттолкнувшись от столешницы спиралевидным хвостом. Именно хвост, распластавшийся тройным кольцом позади подсвечника-монстра, и придавал фигурке устойчивость, наряду с двумя полусогнутыми мощными лапами, заканчивавшимися хищно изогнутыми когтями. Да плюс разбросанные в разные стороны руки, сжимающие по свече. Чудище выглядело внушительно …и слишком уж реалистично. Девушке даже подумалось, что в неверных отблесках пламени на кончиках фитилей и при перемежающихся по стенам тенях, это произведение искусства может показаться живым и способно внушить нешуточный страх находящемуся рядом с ним. Особенно посреди ночи…
Мэри поспешила перевести взгляд дальше. Следующим для обзора на глаза попалось кресло с высокой спинкой, расположившееся около стола. Затем еще парочка точно таких же напротив камина. У противоположной стены нарисовался длинный диван, на который за один раз можно всю хоккейную команду усадить. Вовсе не из-за двухминутного штрафа, а ради получасового чаепития в дружеской непринужденной обстановке. Естественно, что низенькие журнальные столики в количестве аж четырех штук равномерно раскидались по всей протяженности дивана. И красиво расписанные вазы с неброскими букетиками полевых цветов тоже присутствовали на своих законных местах. Каждая аккурат посреди своего столика. Короче, всё чин по чину. Даже картина, реалистично изображающая какую-то древнюю баталию между двумя магами-чародеями (в умении дерущихся колдовать сомнений у ведьмочки не возникало) прямо на стене над диваном сыскалась, вися там на здоровом крюке, основательно вколоченном в узкую щель промеж двух валунов.
Налюбовавшись на живописные волшебные разборки, девушка решила обозреть и то, что рядом с ней находилось. Первым, что она увидела, была прикроватная тумбочка в форме низенького пузатого комода. А сверху на этой тумбочке лежали ее безделушки: косметичка (простенькая), парочка сережек (обычных, почти), несколько колечек (разных по стоимости и предназначению), талисманы (наверняка, бесполезные), амулеты (навороченные) и волшебная палочка (в целости и сохранности). А сбоку от всей этой груды, - бантик (шибко помятый)…
Глава 4. Не жгите ведьму поутру!
Длиннополый сюртук плавно соскользнул с плеч, беззвучно упав на мокрую от утренней росы траву. Батистовая рубашка, уже пару дней назад уверено перешагнувшая границу между кристальной белизной и удручающей серостью, спустя минуту отправилась следом. Сапоги, порыжевшие от пыли, а местами и побуревшие от налипшей на них грязи, тем не менее почти величественно встали рядом с кучей белья. Потом на груду шмоток небрежно плюхнулись штаны, а сверху этот бедлам увенчался исподним.
Дэр Анкл, сверкая голой задницей под робкими лучами только что взошедшего светила, осторожно спустился по небольшому осклизлому склону к речушке, преградившей ему путь. С опаской потрогав воду кончиками пальцев, маг тут же отдернул ногу назад, зябко обхватившись руками. Постояв пару минут в размышлении, он искоса глянул на пока еще блёклый диск солнца и грязно выругался вполголоса. Да и не забыл после смачной тирады из отборных матюков зло плюнуть в речушку, словно это именно она одна была виновата во всех его нынешних неприятностях.
Но и деваться Анклу некуда: хочешь или нет, а форсировать преграду придется. Так же как и предыдущую, попавшуюся у него на пути позавчера. Но тот ручеек и рекой-то стыдно назвать. Воды в нем оказалось всего ничего, даже подмышки не замочил, переправляясь. А уж шириной она точно не удалась матушке-природе. Да любой, даже по-домашнему изнеженный, гусь лапчатый перелетит её за пару взмахов крыльев, получив для ускорения всего-навсего легкий пинок под жирный откормленный зад. А уж штурмовал маг водную преграду и вовсе под вечер. Вода к тому времени успела прогреться до освежающей ласковости, приятно остудив тело, уставшее от длительного пешего променада по лесным чащобам, пустынным пыльным полям да ноголомным буеракам. Сказать честно, так Анклу даже доставило бы несказанное удовольствие поплескаться в ручейке подольше, если б так не торопился добраться хоть до каких-нибудь обитаемых мест.
Но сегодня ему явно не повезло.
Утро. А потому, несмотря на постепенно входящее в силу лето, холодрыга еще та! А тут, язви конем гургулову печенку, и вода в реке вдобавок такая ледяная, аж скулы сводит. Конечно она не настолько широка, чтобы от огорчения вздернуться на ближайшей ветле, но … Но ведь придется прямо сейчас в ней искупаться! И не однократно, загрызи его дракон на завтрак без соли и перца! Не получится у Анкла в один присест переправить на противоположный берег и охапку одежды, и рюкзак, набитый под завязку теми “сувенирчиками”, что он прихватил “на память” из разграбленного Запретного хранилища. За сохранность которого, между прочим, он отвечал, если старческая память не изменяет с кем ни попадя!
И как ни смешно прозвучит, но и воспользоваться своими магическими способностями ему тоже не суждено. Банально жалко растрачивать не такие уж и обширные запасы энергии, когда еще неизвестно каким образом он вообще сможет попасть в Метаф. Если б магические силушки так же легко и быстро пополнялись, как тратились, то никаких проблем не возникло бы. Да вот только Лоскутный мир уже давно не такой щедрый на источники магии, как допустим несколько столетий назад. И чем дальше по тропинке Времени, тем он все больше и больше скудеет на энергию. У Анкла давно уже зародилось подозрение, о котором он правда не смел никому пока вслух сказать, что Лоскутный мир просто-напросто умирает в магическом смысле, как и любой другой живой организм. А причиной тому болезнь, вирус, если хотите. И выпустили его на свободу, как ни странно, сами маги много веков тому назад, развязав братоубийственную войну. Вот тогда-то яд, ныне активно разрушающий некогда всемогущую структуру магии, и попал в энергетические жилы планеты. А о противоядии никто и не позаботился…
Впрочем, это всего лишь его, Анкла, невысказанная гипотеза, а потому никто из волшебников и не задумывается о том, куда и как постепенно исчезают один за другим источники силы, и почему пока еще оставшиеся чахнут день ото дня. Просто подобное положение дел стало привычным, само собой разумеющимся. А потому и не стоящим усиленных размышлений. Вы же вот не задумываетесь, как и зачем дышите?
Увязав одежду в тугой узел, для чего как нельзя лучше подошла рубашка, волшебник подхватил его уверенным движением руки. А затем, после краткого размышления и оценки собственных сил, присовокупил к увесистому тюку и сапоги. Держать поклажу оказалось не совсем удобно, но и лишний раз плавать по холодку туда-сюда-обратно еще больше не климатило. С тяжким вздохом, нехотя, словно приговоренный к смертной казни, он медленно и осторожно вошел в плавно текущую воду. Течение, несмотря на свою плавность, было сильным, чувствительно давящим на и так взведенные нервы. Река приняла его как долгожданного гостя, радостно завихряясь крохотными бурунами вокруг ног, хотя Анклу подумалось, будто она давненько уже поджидала не гостя, а очередную жертву. И вот наконец-то дождалась.
Решив поскорее покончить с неприятными водными процедурами, дэр ускорил шаг, шустро перебирая ногами по скользкому, слегка заилившемуся дну, плавно уходящему вниз. Когда обжигающий холод воды укусил его за причинное место, маг только сдавленно охнул и еще быстрее засеменил вперед. Но уже на втором шаге его левая нога запнулась за коварно притаившуюся корягу. А правая, попытавшаяся спасти положение, найдя более устойчивую позу, вопреки ожиданиям волшебника, наоборот ступила в пустоту. Нелепо взмахнув руками, Анкл завалился набок, уйдя под воду с головой. И вместе со всей одеждой. На поверхность он вынырнул спустя минуту, снесенный течением почти на середину речушки. И тут же окрестности огласил его дикий негодующий вопль.
Спустя десяток минут всё же переправившись на другой берег, волшебник с ожесточением швырнул промокшую насквозь одежду себе под ноги, не удостоив её и мимолетного взгляда. Куль со шмотками издал обиженный чавкающий звук, по закону подлости угодив прямиком в центр небольшой прибрежной лужицы, состоящей по большей части из разжиженной глины вперемешку с тиной и водорослями. Но Анклу, кажись, всё происходящее с ним уже виделось в ярко-фиолетовом цвете. Правда затем судьба над ним смилостивилась, и рюкзак дэр доставил по назначению без приключений. Что впрочем нисколько не улучшило его настроения. А оно застыло на данный момент на отметке крайней мерзопакостности.
Нужно было видеть, с каким выражением лица маг напяливал на себя мокрую и грязную одежду! Движения рук, бравших очередную вещь, прямо так и кричали о безграничной брезгливости. На щеках, успевших покрыться за пять дней блужданий колючей щетиной, перекатывались желваки злости, которую словами выразить невозможно. Посиневшие от холода губы Анкла умудрились быть плотно стиснутыми и в то же самое время пытались вымученно улыбаться. Только улыбка выглядела несколько безумно. Особенно если заглянуть в глаза, в которых ожесточение, а скорее ярость, лихо выплясывала танец с саблями и молниями. Но при всём этом само лицо волшебника застыло бледной неподвижной маской, словно у свежеиспеченного жмурика. А уж своей одержимой решительностью оно только могло натолкнуть на мысль, что у покойничка остались какие-то незавершенные дела на этой грешной земле, вот и не лежится ему спокойно в своем уютненьком склепе. А значит, скоро будет кому-то веселуха…
Но зрителей в этой глухомани не нашлось, чтобы по достоинству оценить первоклассные артистические способности Анкла.
Закинув на плечо рюкзак, он стал карабкаться вверх по крутому склону, который наяву оказался гораздо внушительнее, нежели выглядел издали, с той стороны реки. Передвигаться магу пришлось едва ли не на корачках, цепляясь за одиноко растущие чахлые кустики и для подстраховки втыкая волшебную трость глубоко в землю. Благо, почва своей податливостью напоминала Анклу огромную головку сыра, в которую легче воткнуть нож, чем вытащить его оттуда. Но при мысли о еде голодный желудок дэра тут же взбунтовался, отозвавшись длинным и протяжным урчанием. За пять дней пути магу только разок удалось полакомиться горстью каких-то скороспелых ягод. Но даже они в самом начале лета, не успев окончательно созреть, были еще бледно-зелеными, горьковатыми на вкус, жесткими, отвратительными, и …их всё равно оказалось мало!
Подъем дался тяжело. Но перевалившись за кромку обрыва, Анкл впервые за все дни пути скупо улыбнулся, устало распластавшись на влажной от росы траве. Память и чутье его не подвели, хотя ориентироваться приходилось по звездам, солнцу и полузабытым смутным воспоминаниям об имеющемся в окрестностях Запретного хранилища поселке, в котором он побывал всего-то раза три от силы.
Первый раз маг посетил эту забытую богом деревушку, тогда насчитывавшую всего пару десятков домов, в самом начале своей службы Хранителем. И то лишь по той веской причине, что хотелось воочую ознакомиться с прилегающими к охраняемому объекту окрестностями, да заодно пожелав нагнать побольше страху на местных жителей своими рассказами о тех ужасных местах, которые находятся совсем рядом с их жилищами. Анкл наивно предполагал, что необразованные селяне до смерти перепугаются неведомых таинственных монстров и прочей кошмарной жути, да уберутся куда-нибудь подальше отсюда. Но на Нечейных землях чаще всего селились люди далеко не робкого десятка, которым терять особо нечего, так как они не прижились в других местах Лоскутного мира. И затея мага с треском провалилась в тартарары. Хотя частично он добился успеха: на подведомственную ему территорию Хранилища из Шитфлиса, так называлась эта деревушка, забредать от нечего делать всё же не решались. Но зато она оказалась вблизи отличных охотничьих угодий, ягодного изобилия и на плодородных целинных землях. И маленькая деревня быстро разрослась до размеров скромного поселка из полутора сотен домов. Правда, на этом рост и остановился. За все последующие столетия поселок так и не стал сколь-нибудь значимым городишком, оставшись местом обитания охотников, лесорубов и просто крестьян.
Ну и еще пару раз Анкл здесь просто отрывался от души в местной корчме, когда ему надоедала городская суета столицы магов и хотелось побыть поближе к природе, окунувшись с головой в безудержный недельный запой и первозданную простоту отношений между людьми.
Переведя дух и малость отдохнув, дэр поднялся на ноги и вполне уверенно зашагал по пыльной грунтовой дорожке, петляющей вдоль берега. С другой ее стороны красовались густыми всходами небольшие поля-наделы с озимыми. А вдалеке уже виднелись окраинные дома Шитфлиса с крышами, покрытыми осиновой дранкой, которая радостно серебрилась под яркими лучами солнца.
Потревоженная дорожная пыль клубилась позади волшебника, медленно оседая вниз, словно символ тщетности жизни и как гарант невозможности изменить прошлое. Но зато впереди замаячил призрак долгожданного отдыха с полноценным сном на нормальной постели, а не на охапке листьев, с возможностью смыть с себя грязь, с вкусной едой и обильной выпивкой, которая после всего случившегося была Анклу жизненно необходима, если он хотел остаться в здравом рассудке. А вот уж потом, завтра, например, можно будет подумать и о том, как же он будет добираться в Метаф. Причем крайне желательно попасть в город магов по возможности скорее, чтобы совместными усилиями всего Архата решить, как жить-быть дальше. Да и виновных не помешает определить и примерно наказать.
Солнце наконец-то начало входить в силу, пока еще просто лаская теплыми лучами, но обещая к полудню хорошенько прожарить всё вокруг. Над головой волшебника в лазоревой синеве порхали пташки, гоняясь за вездесущей мошкарой и что-то весело щебеча-чирикая-посвистывая на своем птичьем языке. С окраины поселка донеслось протяжное коровье мычание. На левое плечо Анкла уселась пестрая бабочка, по всем местным приметам сулящая приятную встречу в самое ближайшее время. И хотя он не верил в подобные суеверия, но прогонять её не стал, пусть прокатится немножко, не велика тяжесть. В воздухе витали ароматы пасторальной чистоты и свежести, к которым по мере приближения к поселку постепенно добавлялись запахи жилья. Легкое дуновение ветра донесло до ноздрей мага умопомрачительное благоухание свежеиспеченного хлеба с едва уловимой обонянием примесью дыма.
Идиллия…
Вот только поселуха, в крайнем случае, её окраина, выглядела до странности безлюдной, будто все жители покинули свои жилища второпях, даже не озаботившись прикрыть калитки. Удивлённый Анкл неспешно миновал парочку переулков, в которых маленькие и зачастую кривобокие домишки тесно лепились друг к другу, словно, сбившись в стаю, им было проще выдержать грядущие невзгоды от негодницы судьбы, постоянно подкидывающей всё новые и новые подлянки.
И только разок маг заметил признаки жизни в поселке: пыльная занавеска неопределенной расцветки, прикрывавшая внутренности одной из халуп от непрошенных любопытных взоров, на несколько секунд сдвинулась в сторону. Из темного прогала подслеповатого окна медленно проступили очертания старушечьего лица, приблизившегося вплотную к замызганной до крайности слюдяной пластине. Неприветливым взглядом оценив путника, бабка беззвучно прошамкала что-то себе под крючковатый нос. Затем она скривила бескровные потрескавшиеся губы в ухмылке, выставив напоказ пару зубов, основательно подгнивших, но всё же чудом пока уцелевших в битве с жизнью. Дэру от вида этой карги стало настолько не по себе, что он невольно ускорил шаг, держа направление на центр поселка. Да еще разок его лениво облаяла большая лохматая псина, с таким усердием навалившаяся передними лапами на низенький и хлиплый заборчик, что он угрожающе затрещал, готовый развалиться по досочкам. Но собака пару раз гавкнула, отрабатывая хозяйские харчи, и потеряв интерес к прохожему, скрылась в своей будке, прогромыхав на прощание тяжелой цепью.
Причина безлюдности окраин стала постепенно проясняться по мере приближения волшебника к центру Шитфлиса. Застроенный довольно таки безолаберно, он всё же, как и любое другое человеческое поселение, имел маленькую площадь, главной достопримечательностью которой была, безусловно, корчма “Крысиная нора”. Несмотря на свою двухэтажную внушительность, название она вполне оправдывала, в чём Анкл имел возможность убедиться раньше, в прошлые посещения. И вряд ли что-то в этой местной забегаловке с почти всегда пустующими комнатами для редких постояльцев изменилось в лучшую сторону за ту сотню лет, что маг в ней не гостил. А вот в то, что даже бревна лиственницы, почти не подверженные гниению, из которых были сложены стены корчмы, успели наполовину превратиться в труху, - верилось запросто. Да и пыли в труднодоступных для лентяев местах наверняка наросло семь холмов и два пригорка.
Голоса, нестройные и невнятно гомонящие, послышались монотонным гулом, когда маг еще только ступил на улочку, вплотную примыкающую к “деловому центру”. Но чем ближе Анкл приближался к площади, тем звуки становились всё отчетливее. И вскоре они разделились на отдельные составляющие, позволяющие разобрать сперва особо громко выкрикнутые слова, а потом и целые предложения, произнесенные более спокойно, но не менее угрожающе. А когда дэр повернул на очередном перекрестке налево и вышел на финишную прямую, то он смог вдобавок и лицезреть, правда, только со спины большую толпу местных жителей, запрудившую площадь перед корчмой. Вся эта орава шумела и волновалась подобно штормовому морю, размахивала руками и негодовала, лузгала семечки и лениво почесывалась, втихушку прикладывалась к горлышку фляжек с крепким горлодером и, не скрываясь, отхлебывала из жбанов с темным ячменным пивом, жадно уплетала пирожки с требухой и носилась босоногой мелюзгой промеж взрослых. Но какой бы разной толпа ни казалась, в жажде зрелищ и развлечений она была едина. А кто сказал, что прилюдная казнь не развлечение? Самое что ни на есть!...
Анкл не спешил сокращать дистанцию, приближаясь к площади прогулочным шагом. Теперь торопиться уже некуда: такой желанный отдых, пусть и в гадюшнике “Крысиной норы”, накрылся медным тазом. До голодного, не выспавшегося, чумазого, замерзшего после утреннего купания, а потому и крайне обозленного мага никому нет, да и не будет никакого дела, пока представление не закончится.
- Хрюн, мать твоя - волчица, отдай нам ведьму подобру-поздорову! – мужик, стоявший едва ли не в самом конце толпы и выкрикнувший эту фразу, даже на цыпочки привстал, чтобы его хриплый голос беспрепятственно долетел до адресата. Но потеряв равновесие, субъект, густо заросший колючей щетиной, покачнулся и возможно завалился бы на спину, не ухватись он за плечо стоявшего по соседству лесоруба с топором, деловито заткнутым за пояс, который тут же брезгливо сделал шаг в сторону. – А иначе всю твою корчму… ик… спалим к рокасам[8] собачьим.
Немногочисленный, но восторженный рев голосов подтвердил, что угроза для корчмаря вполне реальная. Несколько желающих запустить ему в дом красных зайцев-плясунов найдутся точно, а для древнего, основательно иссушенного годами здания и одного огненного попрыгунчика вполне достаточно, чтоб полыхнуть поминальной свечой.
- А Хрюн то тебе чем не угодил, Квасий? – хриплым басом поинтересовался у крикуна лесоруб, презрительно скривившись. – Лишнюю чарку задарма на серебряном подавальнике не преподнёс?
- Какой ты проницательный, Лёх, аж страшно иногда становится, - угрюмо буркнул в ответ выпивоха и обиженно шмыгнул носом. – Я эту красномордую паскуду вчера как путного человека попросил дать полумерку “Жадинки” взаём. Так он в ответ кривулю свою разлыбил и пальцем на дверь указал. А вдогонку еще промычал, что, дескать, мне уже и так хватает, накачан, мол, по самые брови. Был бы накачан, так и не помнил бы такого прилюдного унижения пред всем честным народом… Сжечь ведьму! Громи корчму! – вновь громко проорал мужик, распалившись от неприятных воспоминаний, и штопором стал ввинчиваться в толпу, пробираясь поближе к крыльцу.
- Так он тебе правильно сказал, - констатировал рослый лесоруб и, грустно вздохнув, обреченно махнул рукой. – До сих пор не просох, а правёж учинять намылился.
- Не твоё лешачье дело! – мужичок, успевший немного протиснуться вперед, оглянулся и полыхнул злобным взглядом, недобро ощерившись. – Не нравится – иди дремучку косить, а то может быть у нас поленьев не хватит. Она ж ведьма! Они, говорят, плохо горят, медленно. Особенно ежели их поджаривать с утра… Ну чего глазеете на бесовку как несмышлёные сосунки на вымя? Хватай её, да на костёр!
Со всех сторон загомонили. Сперва нестройно. Но потом, входя в раж, всё более уверенно, настойчивей и фанатичней:
- Спалить…
- На кострище…
- К столбу ведьмачку!
- Тоже мне видунья гургулова выискалась…
- Ишь как зыркает!
- Хрюн, сам отдай, а не то!...
- Да я её вот этими своими собственными руками готова…
Анкл, остановившись шагах в пяти позади с каждым выкриком всё более обезумевающей толпы, посмотрел на крыльцо корчмы. Находящимся там сейчас не позавидуешь.
Сам корчмарь, невысокий мужчина лет сорока, затравленно озирался, скользя взглядом по всё теснее смыкающимся односельчанам. Его пальцы мертвой хваткой впились в худенькие плечи девчонки-подростка, лицо которой побелело словно горный снег. Вид у неё был крайне болезненный, если не сказать, изможденный. Казалось, еще чуть-чуть и девушка наверняка грохнется на землю в беспамятстве. А чуть в стороне от хозяина заведения и поближе к двери застыла манекеном, высокомерно уперев руки в бока, черноволосая женщина с хищными чертами лица. Оно могло бы показаться даже красивым, если бы миловидность не портили гневно сверкающие глаза, презрительная ухмылка густо напомаженных губ, видимо привычных именно к такому положению, и чуть искривленный носик, скорее похожий на клюв ястреба. Да еще из приоткрытой двери корчмы торчала голова мальчонки, с испугом наблюдавшего за происходящим на улице глазами, из которых, того и гляди, хлынут бурные потоки слёз.
- Это кто тут такой безнадежно смелый и непроходимо тупой, что собрался мою корчму подпалить? – голос у женщины оказался басовитым, но не глухим, а надтреснуто-раскатистым, подобно первому весеннему грому. – А ну ходи сюда поближе, смельчак недоделанный родителями! Я тебе живо мозги вправлю, если они вообще в твоем кочане капусты имеются…
Черноволосая сделала шажок вперед, и толпа ровно на такое же расстояние отшатнулась от крыльца.
- То-то же, поджигальщики тупоголовые! – удовлетворенная одержанной малюсенькой победой, жена корчмаря самым наглым образом оскалилась в кривой ухмылке.
Анкл, по неведомой причине с первого взгляда проникшийся стойкой антипатией к черноволосой колдовке, едва успел подумать о том, что рано она обрадовалась. Толпа – одно из самых страшных животных: подлое, жестокое и совершенно неуправляемое. И словами его трудно напугать и отогнать, когда оно уже выбрало себе цель, уставившись на нее налитыми кровью и злобой глазами. Оно может отказаться от своих намерений, лишь только получив хлесткий и чрезвычайно болезненный удар по оскаленной пасти.
Наспех кем-то подожженный факел, коротко прошипев горящей смолой в недолгом полете из задних рядов, только подтвердил правильность мыслей волшебника. И хотя до цели он не долетел, плюхнувшись на утоптанную землю в паре шагов от крыльца, но, как говорится, лиха беда начало. Наверняка за первым почти сразу же последует второй, а потом следующий, и еще, и еще…
Черноволосая тоже додумалась до этой нехитрой мысли. И она тут же перенаправила остриё своей атаки на более податливую цель, выхлестнув всю накопившуюся злость на муженька:
- Да отдай ты им её! Тебе жить что ли надоело? Или ты хочешь, чтобы нас всех из-за этой, - слово прозвучало не столько презрительно, сколько брезгливо, - спалили? А о нас ты подумал, хомяк бестолковый?! Обо мне? О Гжехе, сыночке нашем? О себе, наконец… Всем гореть из-за одной?...
Не дожидаясь ответа от бестолково хлопающего ресницами мужа, женщина ухватила девушку за нечесаные рыжие лохмы и, с силой рванув за них, выпихнула её с крыльца, отдавая на волю толпы.
Дальше события развивались стремительно, замелькав как стекляшки калейдоскопа.
Девушку тут же с радостным визгом и похабным улюлюканьем окружила толпа односельчан, добившихся желаемого. Без лишних разговоров они поволокли её на заранее приготовленное место расправы. Свежесрубленное вчера дерево послужило столбом, к которому споро привязали несчастную. На заре хвоину ободрали от коры, и гладкая поверхность дерева еще сочилась смолянистой влагой. Но большая поленница дров, аккуратно, со знанием дела, уложенная в основании, была отборной, сухой, и моментально занялась веселыми язычками пламени от поднесенных к ней факелов.
Когда буйно конопатую девушку вытолкнули с крыльца на потеху толпе, Анкл на краткий миг застыл в ступоре мыслей и чувств. Такого поворота событий маг не ожидал. Сказать по правде, он думал, что в колдовстве обвиняют жену корчмаря. Жалко, конечно, женщину, ну да ничего не попишешь. Лично он вмешиваться в происходящее вряд ли стал бы. Хотя и знал почти наверняка, что обвинения в так называемом колдовстве, то бишь в несанкционированном использовании магии не обучавшимися специально этому людьми, безосновательны и вздорны. И причин так полагать у мага, знакомого не понаслышке с положением дел в Лоскутном мире, имелось даже больше, чем требовалось бы для оправдания почти всех когда-либо обвиненных и по большей части давным-давно сожженных. Да только при самосудах противоположное толпе мнение обычно никого не интересует…
Но сжечь ни за что, ни про что несмышленую девчонку-подростка – это уже перебор!
- Никто никого не сожжет! – громко крикнул Анкл, но жители посёлка, похоже, даже не услышали наполненный гневом выкрик, занятые привязыванием девушки к столбу.
Тогда дэр решил не жадничать в расходовании имевшихся в его распоряжении магических прибамбасов. Быстро прикинув в уме, какой артефакт уместнее использовать, он остановил выбор на массивном платиновом перстне с желтым бриллиантом, украшавший средний палец на правой руке. Сильно надавив на драгоценность, волшебник скорее почувствовал, а не услышал негромкий щелчок, с которым камень опустился вниз в своем ложе, раздавливая капсулу с загодя приготовленным заклинанием. Дождавшись появления из-под камушка тонкой иссиня-черной струйки дымка, Анкл вскинул сжатый кулак вверх к безоблачному лазоревому небу, тихо прошептав полагающееся заклинание активации. Струйка дыма стремительно унеслась ввысь, утолщаясь и матерея на глазах. И уже через минуту погода резко испортилась.
- Развлекаловка отменяется, расходитесь по домам, - спокойно произнес маг в тот самый момент, когда первые язычки пламени с голодной жадностью перекинулись с факелов на поленницу дров под ногами девушки.
В этот раз его услышали все. Слова дэра, усиленные заклинанием, отразились от свинцово-черных туч, которые, клубясь, в мгновение ока накрыли поселок похоронным саваном. Многим из толпы даже показалось, что это сам Безымянный так оглушительно рявкнул на них с небес, крайне огорченный творящимся внизу непотребством. Басовитые раскаты грома, прозвучавшие следом, только утвердили жителей поселка в правильности их догадки. Пламя под ногами девушки даже еще не успело подобраться к босым ступням, хотя и попыталось резво рвануть вверх, а из туч уже хлынул ливень. Его сила и плотность была такой, что уже спустя три удара сердца, все находившиеся на площади перед корчмой вымокли до последней ниточки на исподнем. А еще через пару судорожных вздохов они улепетывали со всех ног по домам, промокшие насквозь, разачарованные несостоявшейся казнью, злые от собственного бессилия навредить так некстати вмешавшемуся магу и перепуганные его мощью.
Еще бы! Завидную начальную скорость сельчанам придала молния, искрящимся зигзагом воткнувшаяся прямиком в толпу. Когда они опомнились и шарахнулись от нее во все стороны, словно тараканы, застигнутые врасплох на столешнице, то даже не обратили внимания на то, что на мокрой жиже площади распростерся один из них. Впрочем, и обуглившемуся Квасию, неспешно чадящему едким дымком, до разбегающихся односельчан тоже уже не было никакого дела. У него теперь другие заботы. Собственно, как и у Анкла.
Маг не стал заморачиваться с развязыванием узлов на веревках, которыми привязали к столбу спасенную им от самосуда девушку, а просто перерезал их одним ловким движением.
- Тебя как зовут, рыженькая? – участливо поинтересовался дэр, помогая ей спуститься с поленницы на землю.
Девушка была испугана учиненным над ней беспределом еще хлеще, чем разбежавшиеся палачи магическими молниями. А потому не сразу смогла выдавить из себя едва слышимое имя:
- Айка…
- Пойдем-ка отсюда, Айка, - дэр взял девушку за руку и направился в ту сторону поселка, которая была противоположна его появлению в нем. – Нас тут не любят… Впрочем, это взаимно.
Когда они отдалились от крайних домов не меньше, чем на полет стрелы, маг остановился, развернувшись к покинутому селению лицом. Резкими взмахами рук, он направил с небес целый веер молний, целенаправленно метя ими в самые густо застроенные места. А последней шандарахнул точнехонько по крыше корчмы. Затем он разогнал тучи, махая руками подобно дирижеру. И лишь убедившись, что в разных частях поселка огонь принялся жадно пожирать постройки, маг с чувством глубокого удовлетворения тронулся в дальнейший путь.
Айка молчала и лишь изредка тяжко вздыхала. Но это не страшно. Вот пройдет шок, затем девчонка наверняка поревет всласть, а потом… А потом жизнь наладится!
[1] События, предшествующие этим, подробно описаны нами в книгах “Гоша Каджи и Алтарь Желаний”, “Гоша Каджи и Венец Гекаты”. Если они Вас интересуют, то книги легко можно найти на DVD-диске “Мира фантастики” №8(72) за август 2009 г. или в интернете через любой поисковик. (Прим. авторов).
[2] В Лоскутном мире, о котором сейчас идет речь, этим словом обозначается принадлежность мага к самой верхушке волшебной элиты. Одним словом, крутая должность. Она чем-то сродни членству в Политбюро, если читатели еще помнят те времена, а коли нет, то советуем порасспросить о былом старших. Слух самого мага приятно ласкает это краткое слово, особенно если дополнять его емкое звучание при произношении мягким подрыкиванием. А вот остальных магов, сгрудившихся завистливой толпой на служебной лестнице этажом ниже, оно наоборот заставляет преполняться благоговейным трепетом, склоняющим помимо воли их головы и сгибающим спины.
[3] Этим словечком в Лоскутном мире почтительно именуют неофициального лидера среди магов, так как официальных вообще не имеется. Получается, что обладатель сего титула, типа того, как первый среди равных, но равных ему пока что, кажись, не нашлось. Да особо никто и не утруждался поисками.
[4] Слуга в доме для мелких поручений: принеси, подай, иди на фиг, не мешай.
[5] Наверное, с легкостью, только никто не рискнул пока проверить.
[6] Огромная бутыль с отборным виноградным вином не в счет. А парочка хохотушек, так сказать, легкого поведения – тем более. Они и вовсе случайно здесь каждый раз оказывались, стоило волшебнику решить оттянуться на природе по полной программе. Видать специально Анкла подкарауливали, выпрыгивая следом за ним из портала. А ведь посторонним сюда никоим образом нельзя приближаться! Место это шибко заповедное, запретное.
[7] Ну, очень давно! Так давно, что само существование подобных хранилищ стало красивой сказкой, полудостоверным мифом, призрачной легендой даже для долгоживущих магов.
[8] Рокас – полумифическое демоническое существо Лоскутного мира. На древних гравюрах чаще всего изображается как человек с головой коршуна и ядовитыми змеями вместо рук. До сих пор считается, что он Сторож Часов Вечности, не позволяющий никому повернуть их ход вспять.
Комментарии