ШКОЛЬНЫЕ ГОДЫ ЧУДЕСНЫЕ... Окончание.

… В сентябре, всей школой, исключая малышей до пятого класса, мы работали на уборке урожая на школьных полях, закладывали  овощи на хранение в собственные хранилища. И учёба начиналась у нас числа с 15-20 –го.  Я пошла в десятый, а на переменах бегала в свой бывший класс, к ребятам, с которыми я училась до поступления в медучилище, т.е. в одиннадцатый! И опять пошла к директору –Пётр Николаевич внимательно выслушал, присел рядом со мной, долго смотрел в мои глаза и спросил: «А выдержишь? Это, Любушка, не игра, все силы      напрячь придётся…» И такие глаза у него были, ребята… Он вроде и любовался мною,  и сожалел, и надеялся, и печалился.. До сих пор я помню этот взгляд Петра Николаича. А я и сказать ничего не могла, только помотала головой, мол, справлюсь… Он встал, легонько похлопал меня по плечу и сказал только: «Ну, держись, солдат!»  Почему он меня солдатом назвал – только теперь я это поняла, но это совсем другой разговор.

      Всё повторилось. Мне разрешили сдавать экстерном, Пётр Николаич выдал мне новенькую зачётку, только уже серого цвета, и началась работа по самообразованию…

         В зимние каникулы я сдавала экзамены за десятый, а, кстати сказать, перешла в одиннадцатый уже в ноябре, и училась одновременно в одиннадцатом (негласно, правда, в облоно об этом не было известно, но Пётр Николаевич счёл это возможным). И посещение уроков для меня не было обязательным, т.к. то, что проходили в десятом, я сдала уже зачётами, а то, что проходили в одиннадцатом, я не понимала,  благодаря пробелу в знаниях за десятый. И я просто устраивала себе выходные, появляясь на занятиях в одиннадцатом.

       За оставшиеся четыре месяца я должна была полностью проработать программу Одиннадцатого класса… Это было трудно. Я читала, конспектировала, сдавала темами, писала сочинения,

рефераты, Это был кошмар, а ещё и выкраивала время на спорт: была капитаном девичьей баскетбольной команды школы. Рост, правда, невелик, но прыгучесть была хорошая, как у резинового мячика.   

Как бы то ни было, однако к маю я обошла своих одноклассников, и осталось мне сдать хвосты по машиноведению. А это означало практическую работу по ремонту с /х машин. Приехали, что называется!

       Я же просто опоздала! Ремонт уже закончился давным-давно, уже сев заканчивается, а я – вот она! Проснулась! Спохватилась! Где же раньше была и чем думала?

        Пошла я со своей бедой-заботушкой к Николаю Федотычу… Он долго думал, чесал свою лысинку, хмыкал как-то неопределённо, изредка взглядывая на меня, и спросил: « А если не сдашь, аттестата не получишь?»  И тут уж я, ребята, « сошла с катушек»

Я разревелась… Вдруг, сразу, как кран открыли! За свою жизнь ТАК я плакала только пять раз, это был первый .Он испугался, наш добрый Николай Федотыч. Он вытирал мне слёзы и сопли, поил меня водичкой, гладил по голове своей большой, неотмывающейся от мазута  ладонью, что-то приговаривал, а я всё ревела и ревела.   Потом посадил меня на табурет посреди мастерской и куда-то ушёл. Ходил долго, а я постепенно успокоилась.

Вернулся Николай Федотыч сияющий.

- Ну, что, голуба моя, проплакалась? Будет у тебя аттестат! Завтра с утра – в рабочей форме!

Меня, как ветром, вынесло из мастерской.

- В семь!- кричал мне вслед Николай Федотыч.    !

На утро, в половине седьмого я прибежала в мастерские. Николай Федотыч уже был там, и, видать, давненько. Вытирая ветошью руки, он ходил вокруг «Беларуся».

- Вот, голуба моя, принимай технику! Сеять клевера будем. Заводи!

Завела, выехала из мастерской, Николай Федотыч – рядышком, Кошусь на него: КАК он оценивает моё вождение? Гляжу – нормально, спокоен…. Переключила передачу и – вперёд!

     А клевера мы посеяли на пойме, возле займища, где в половодье всё заливается водой.

Учитель рассказал мне, что воевал с директором совхоза два года за эту пойму : не хотел директор рисковать,  боялся, что после разлива  в пойме и следа клевера не останется, всё водой вымоет, а учитель убеждал его в обратном, говоря, что вода перестанет утаскивать за собою почву, благодаря клеверным посевам  да и удобрять не нужно будет луга долгое время, а это – сплошная экономия для совхоза.

     В эту весну клевера посеяли мало, семена остались, и директор, наконец-то, решился  засеять пойму.

     Прицепили мы сеялку, и поехали в пойму. Вспаханная пойма выглядела странновато: ровная, как стол, а раньше там все ноги выкрутишь, пока перейдёшь из края в край – какие-то ямки, колдобины, бочажки с застоявшейся водой, холмики…. И кругом – жёсткая, резучая осока.

Ну, вы, вероятно, знаете, что с подвёрнутыми штанинами по осоке не погуляешь : ноги изрежешь в кровь… Теперь этого просто не бы-ло!!!

Минут через десять приехали ребята на нашем «газоне», привезли семена. Заправили сеялку,  Николай Федотыч сказал: «с Богом» ! – и сев начался! Солнце стояло уже высоко, в кабине душно, при новом повороте солнце светит прямо в лицо, ослепляя, глаза начинают слезиться, стёкла у трактора не открываются,  кошмар!

Больше часа я моталась по полю из края в край, пока Николай Федотыч не замахал мне кепкой. Остановилась он подошёл, и сказал:

- Давай, голуба моя, поезжай домой с ребятами, сдала, вижу,- могёшь… И улыбнулся. А потом добавил: «Теорию будешь комиссии сдавать, вместе со всеми.» Я повисла у него на шее, ребята, от переизбытка чувств, а он засмеялся, расцепил мои руки и полез в трактор.

Потом была квалификационная комиссия, мы все сдали экзамен по профессии, получив «Удостоверения машинистов сельхоз машин широкого профиля», а впереди нас ждали экзамены за полный курс средней школы.

Шесть экзаменов я сдала вместе со всеми, но мне включили ешё один – тригонометрию. Сдала и её. В аттестат ушли все пятёрки, кроме истории - предмета нашего директора. Потом, на выпускном, он отвёл меня в сторонку и сказал: « Не обижаешься? Всё у тебя хорошо,  Любушка,  но исторические даты в твоей головушке не держатся».             Смеялись мы хором. А это правда, исторические даты в моей голове не держатся, как ни странно.

      Вот и закончились школьные годы, началась взрослая жизнь. Но это уже другое.