ЛЕОНИД ГУБАНОВ СТИХОТВОРЕНИЕ О БРОШЕННОЙ ПОЭМЕ

Эта женщина не дописана,

Эта женщина не долатана,

Этой женщине не до бисера,

А до губ моих - Ада адова.

 

Этой женщине - только месяцы,

Да и то совсем непорочные.

Пусть слова ее не ременятся,

Не скрипят зубами молочными.

 

Вот сидит она, непричастная,

Непричесанная, ей без надобности,

И рука ее не при часиках,

И лицо ее не при радости.

 

Как ей хмурится, как ей горбится,

Непрочитанной, обездоленной.

Вся душа ее в белой горнице,

Ну а горница недостроена.

 

Вот и все дела, мама-вишенка,

Вот такие вот, непригожие.

Почему она - просто лишенка,

Ни гостиная, ни прихожая?

 

Что мне делать с ней, отлюбившему,

Отходившему к бабам легкого?

Подарить на грудь бусы лишние,

Навести румян неба летного?

 

Ничего-то в ней не раскается,

Ничего-то в ней не разбудится.

Отвернет лицо, сгонит пальцы,

Незнакомо-страшно напудрится.

 

Я приеду к ней как-то пьяненьким,

Завалюсь во двор, стану окна бить,

А в моем пальто кулек пряников,

А потом еще - что жевать и пить.

 

Выходи, скажу, девка подлая,

Говорить хочу все, что на сердце.

А она в ответ: "Ты не подлинный,

А ты вали к другой, а то хватится!"

 

И опять закат свитра черного,

И опять рассвет мира нового.

Синий снег да снег, только в чем-то мы

Виноваты все, невиновные.

 

Я иду домой, словно в озере,

Карасем иду из мошны.

Сколько женщин мы к черту бросили -

Скольким сами мы не нужны!

 

Эта женщина с кожей тоненькой,

Этой женщине из изгнания

Будет гроб стоять в пятом томике

Неизвестного мне издания.

 

Я иду домой, не юлю,

Пять легавых я наколол.

Мир обидели, как юлу, -

Завели, забыв на кого.