Как мы жили. Глава 12: Эпоха и пиксель

Когда я только задумывал свой цикл то-ли воспоминаний, то-ли бредней о том о сем, то смутно представлялось мне, что сквозь отдельные эпизоды того, что мне запомнилось и что порою действительно являлось важным для меня, должно как бы проявиться и то время, в котором я жил. То, что принято называть эпохой. Но получилось совсем по-другому, т.е. как обычно - планируешь после работы сходить за цветами для жены, а попадаешь почему-то в какую-то бадыгу и возвращаешься домой на ушах, без цветов и изрядно помятый.

И вот когда я таки дополз до дюжины, во что не верилось, то начал понимать кое-что. А именно следующее. Ну какое мне дело до каких-то там эпох, я ж ее не выбирал, появился в той, что попалась, и нет мне до нее дела, как и ей до меня. Ну и вправда, родись я 200-300 годами раньше и попади в иную эпоху, неужели хоть что-то во мне изменилось бы настолько радикально, что я не имел бы права утверждать, что я - это все-таки я, а не пес Барбос или кот Леопольд.

С другой стороны то, что мы называем эпохой, конечно же существует, и каждый из нас является ее частью, но настолько ничтожно малой, что приходит на ум такая аналогия. Т.е. я представил себе эпоху как много-многопиксельную картинку, а себя самого единственным пикселем на ее фоне. Настолько неразличимым на этой обширной картине, что изыми меня из нее и ничего в ней самой не изменится. Даже дырочки не останется. А ведь бывали эпохи, когда миллионы пикселей из нее исчезали, а ей хоть бы хны, даже живописнее становилась. Во всяком случае всегда находились те, кто убеждал остальных в том, что эпоха требовала жертв, или что лес рубят - щепки летят, или что они пали жертвой в борьбе роковой во имя счастья грядущих поколений. И оставшиеся пиксели бурно выражали свой восторг и теснее сплачивали ряды вокруг кучки других пикселей, которые только и имели право изымать из картинки чуждые идее пикселишки. Впрочем, и тут периодически совершались генеральные прополки и изъятия во имя сплочения рядов, но остальным пикселям это было по барабану.

И как только я это понял, так сразу же и перестал даже пытаться что-то такое отразить, вообразить и представить.

И совершенно не важно при этом, что ты за пиксель такой, какого ты цвета и не имел ли порочащих тебя связей с пикселями иного окраса. Важным остается лишь одно - ты был, ты пытался кем-то стать, что-то связывало тебя с иными, сродными тебе чем-либо пикселями, пиксельшами и пикселятами. А еще ты пытался выглянуть за пределы этой картины, вертя головой в совершенно разных направлениях, то стремясь разглядеть далекие звезды, но чаще тропку под ногами. Многие из знакомых тебе даже полагали, что им ведом замысел творца всей картины и что если как следует научиться бить ему поклоны, то он непременно перенесет тебя в иную, офигенно многопиксельную картину, из которой пикселы вовек не изымаются, а лишь прибавляются.

Но скудный мой умишко, по счастью, уберег меня от этой заманчивости и желания перебраться со временем в иные времена и выси, сосредоточив все мои усилия на то, чтобы понять, попробовать и суметь объяснить себе - на кой ляд я вообще появился. Кстати, отказавшись от позывов продолжить свое существование в вечности, я научился ценить время, друзей, любимых, довольствоваться лишь самым необходимым и никогда и ничего ни у кого не клянчить и не одалживаться. Все это было известно многим другим пикселям из совсем иных эпох и картин, но я до всего этого должен был добраться сам - и для того, чтобы сравнить себя с ними, и для того, чтобы совесть моя пикселинная мучала меня совсем по иным поводам. А таковых предостаточно в жизни каждого пикселя, даже если он полагает, что то не его забота и что взятый на душу грех всегда можно отмолить и тем удостоиться входа в царство офигеть какое многопиксельное.

И вот, заканчиваю свою дюжинную бормоталку и с тихим ужасом вспоминаю, как и о чем я писал первую. А была она о маминых трусах. И тут вдруг эпоха. Но вспоминая те трусы, кажется мне, что они то уж точно куда полнее отражали именно эпоху, чем все, что я думаю и осмеливаюсь писать тут, пикселишка хренов.