Особенности прибрежной рыбалки

Или как я был предпринимателем

Много букв.

Эта история произошла в конце прошлого века, но, мне кажется, мало чего с тех пор изменилось в лучшую сторону.

С этим человеком я знаком уже давно, еще в восьмидесятых годах прошлого века мы с ним работали в одной рыболовной конторе, потом наши пути разошлись, но все равно мы контакт поддерживали, перезванивались, встречались, так что я был в курсе всех его дел. Я ему давно предлагал написать о всех его злоключениях на предпринимательском поприще, но он отказывался, не закрывал свое ЧП, надеялся, что, может быть, еще что-то изменится в лучшую сторону в нашей стране, на Камчатке, и он сможет, все-таки сам себе зарабатывать на хлеб. Но в этом году его надежды рухнули окончательно, он ликвидировал свое ЧП и пошел на биржу. Свое настоящее имя он просил не упоминать, поэтому назовем его условно Владимиром. Вот его рассказ.

Рыба клюет на пустой крючок

Мысль заняться рыбалкой возникла у меня случайно (лучше бы и не было этого случая). Как-то один знакомый пригласил меня на прогулку по морю на своем катере. Он тогда, в начале девяностых годов начинал свой туристический бизнес – катал народ по Авачинской бухте и в океан, показывал прибрежные красоты. Поехали мы на его драном баркасе, больше похожем на плавучий сортир, чем на прогулочный катер, обозревать все эти достопримечательности, одной из которых была рыбалка. Надо сказать, что к рыбной ловле я довольно равнодушен, так как пятнадцать лет добывал эту рыбу всеми известными орудиями лова, и она меня интересует только в гастрономическом плане. Да и местных прибрежных красот я за время работы в море насмотрелся достаточно и всяких. Так что нового для себя я не ожидал ничего, но прокатиться согласился. Ну вот, плыли мы, плыли, часа три, а то и больше, подошли к мысу Опасный, бросили якорь, и стали рыбачить. Вопреки моим сомнениям, рыбалка здесь оказалась довольно занятной: на довольно примитивную удочку (леска 1.5 мм, самые большие крючки и грузило) рыба – терпуг, клевала с каким-то даже неистовством. Удочка не успевала опуститься и наполовину своей длины, а на всех крючках уже сидела рыба. Сначала мы цепляли на крючки наживу (куски того же терпуга), а потом вообще перестали ее использовать, но рыбы меньше не стало. Иногда даже бывало, что на один крючок цеплялось по две рыбины, чего я вообще не видел никогда. В общем, за какой-то час мы наловили столько рыбы, что ее не съел бы и взвод солдат. Вот тогда-то я, на свое несчастье, впервые подумал, что на этой рыбе вполне можно заработать.  

Поначалу мысль была несколько отвлеченной, что-то типа: «Вот, хорошо бы самому ловить эту рыбу, да продавать…», - но, как профессионал, я прекрасно понимал, что поймать рыбу – это только полдела, очень важно найти того, кто примет ее у тебя, да еще и по выгодной цене. Иной раз  в море отсутствие сдачи останавливало промысел напрочь, хотя рыбы было в избытке. Так что самой важной составляющей на тот момент была сдача.  И вот второй причиной, почему я  затеялся с этой рыбалкой было то, что я все-таки сдачу нашел. Надо сказать, что в то время летом белорыбица в городе не котировалась вовсе. На рынках было полно дешевой горбуши, и терпуг не был нужен никому. Но мы, я и двое моих друзей,  решились рискнуть – как-то взяли в аренду бот у того знакомого, который нас возил осматривать морские достопримечательности (надо сказать, что его бизнес тогда шел не шатко, не валко) и поплыли к Опасному. Баркас мы арендовали на довольно льготных условиях, то есть, при успешном окончании дела мы выплачивали хозяину двадцать процентов выручки, при провале – платили только за топливо.

Наловили мы в тот день килограмм двести, может чуть больше, и вот я на своей машине (у меня тогда был драндулет ВАЗ2102) повез эту рыбу на рынок на КП. В общем, как и ожидалось, никому наша рыба оказалась не нужна, и только одна торговка посоветовала подождать своего хозяина. Мне деваться было некуда, я остался ждать. Прождал немногим больше часа, приехал хозяин и, к моему удивлению, согласился рыбу купить, да еще и по нормальной цене. Мы тут же отвезли улов на завод на тринадцатом километре, и этот парень (его звали Николай) сразу же мне заплатил оговоренную сумму. Вот с этого все и началось.

Деньги вдохновили народ на продолжение рыбной ловли, тем более, в те времена зарплаты всем задерживали по полгода, и живые деньги, хотя и не очень большие, оказались всем как нельзя кстати. Обрадовался и хозяин бота, так как он неожиданно получал дополнительный заработок. В общем, в этот год мы прорыбачили на чужом боте, а на следующий я и два моих друга решили обзавестись собственным. Причем, рыбачили мы без всяких лимитов и разрешений, да в то время никто и не караулил такую рыбу, рыбвод  еле справлялся с лососевыми браконьерами.

У моего хорошего товарища был корпус старой дюралевой семиметровой спасательной шлюпки, вот из нее мы и решили смастерить рыболовный баркас. На следующий год, с наступлением тепла (где-то в начале мая) мы втроем стали доводить бот до ума. Сначала работали все с энтузиазмом (пока ни пришла пора вкладывать деньги, и, как оказалось впоследствии, деньги довольно большие), а потом по семейным обстоятельствам отвалил один товарищ. Конечно, это был только предлог, потому что работать пришлось не кое-как, как бы между делом, а вполне нормально, весь световой день, и работы не видно было конца. Потом, придумав себе предлог, исчез и второй товарищ. В общем, я остался один на один с недоделанным баркасом и долгами, в  которые я влез, ремонтируя посудину. Пришлось нанимать одного из болтающихся на Богородском озере парней, которого я очень мало знал, но, тем не менее, деваться мне было некуда.

Два месяца мы с ним стояли раком в баркасе, и к июлю все-таки обкатали его в бухте. Параллельно с обкаткой я выхаживал коридоры городской администрации с целью получения лимитов на терпуг. Лимиты, оказалось, получить было довольно трудно. Их распределяли еще перед Новым годом и, естественно, меня там и близко не было. Но я  выходил-таки лимиты, мне дали три тонны рыбы, хотя для этого пришлось еще наведываться в областной департамент по рыболовству и посылать телеграмму в Комитет по рыболовству в Москву.

В то время моя жена и дети уехали в отпуск на материк, а я уже издержался до того, что когда она прилетела, у меня не было денег даже на цветы, я у нее деньги просил на продукты.

Но в море в том году мы, все-таки, вышли, начали возить рыбу, но тут началась лососевая путина на западном побережье, и наш терпуг оказался никому не нужным. Пришлось мне увольнять моего наемного работника и ставить бот на прикол.

Однако мы еще порыбачили, правда недолго в сентябре, но кое чего наловить успели. И рыбачил я со своим товарищем, который уехал на путину в Октябрьский, а там его обломили с зарплатой. В общем, не солоно хлебавши, вернулся он с побережья и сел на бот. А погода в сентябре в том году была отвратительная, и мы буквально считанные разы выходили в море. Так что к концу сезона я оказался с баркасом и с пятью тысячами баксов долга. Я попытался продать свое средство производства, но он никому не был нужен. Пришлось продавать машину и гараж, чтобы рассчитаться с долгами. Так что к осени я остался у разбитого корыта и без реальной перспективы сохранить бот до следующего лета, потому что вытаскивать его на берег и увозить куда-то на хранение у меня не было денег, а на воде у него было совсем мало шансов дожить до путины. Но я до того устал за лето, что уже не хотел никакой рыбалки, и решил: «Будь, что будет! Утонет – туда ему и дорога».  Дело в том, что я напахался, пока занимался ремонтом бота (я никогда не предполагал, что на таком маленьком судне может быть столько много работы, получалось, что ремонт большого парохода и такого корыта занимает практически одинаковое время), а потом, когда началась рыбалка, мне вообще приходилось спать урывками.

На рыбалке у меня был следующий распорядок. С утра, часам к восьми я приезжал на Богородское, привозил солярку, мы собирались и выходили в море. Правда, выходили, обычно, не с утра. Станция «Восход» регулирующая движение по бухте, с утра разрешения на выход не давала. Причин были десятки, от выхода военных единиц, до тумана, ветра, дождя и так далее. Мои доводы в том плане, что моя посудина никоим образом не может помешать никакой плавединице, потому что плывет всегда за кромкой подходного канала, не принимались во внимание – закрывалось все движение по рейду, даже если выходил какой-то задрипанный катеришка с военно-морским флагом на мачте. Причем, никогда не сообщалось, сколько нужно ждать по причине секретности. Так что выходили в море мы часов после двенадцати. Три часа шли к району промысла, часа три-четыре рыбачили и еще три часа шлепали обратно. В общем, к берегу подходили часов в девять-десять вечера. К тому времени я нашел сдачу на рыбозавод на двадцать пятом километре Елизовской трассы. Я звонил им, они присылали машину (конечно, машина приезжала не сразу), мы выгружали рыбу, и я сопровождал ее до завода в Елизово. Хорошо, если весь процесс заканчивался в двенадцать ночи, тогда я к часу успевал домой. Но иной раз случались всякие задержки, и я добирался до дома в два, три, а тои шесть часов утра. А на завтра опять был выход в море.

В таком режиме я проработал где-то месяц, потом пошла красная рыба, и все заводы от терпуга отказались. В августе бот простоял, в сентябре с неудачной рыбалки вернулся мой товарищ, и уже в море выходил он, а я только провожал их, встречал и ездил сдавать рыбу. Но в тот год сентябрь был штормовым, и бот выходил в море всего несколько раз.

На боте мы рыбачили вдвоем. Я придумал удочку, которая позволяла ловить рыбу в два, а то и в три  раза больше, чем обычная. Я смастерил несколько пятиметровых и десятиметровых отрезков лески, где через два-три метра были привязаны грузила, и через каждый метр прямо к леске вязал крючки. На концах этих отрезков были вертлюги с карабинчиками. Мы приходили в район лова, простой удочкой находили рыбу, и потом, в зависимости от глубины, соединяли несколько заготовленных отрезков между собой. Получалась эдакая длинная бесконечная удочка, что-то типа большого кольца из лески, мы ее забрасывали с кормы и занимались тем, что я тащил ее из воды, а второй человек стоял в боте, отцеплял рыбу, бросал ее в ящики и спускал удочку с другого борта. Если рыба шла на каждом крючке, то я тоже снимал через одну. Причем, на нашу бесконечную удочку рыба собиралась довольно активно и уходила от других ботов. Так что рядом с нами у народа ничего не клевало, а мы таскали терпуг на каждом крючке. Выгода от такой удочки была довольно заметная – мы вдвоем ловили столько же, сколько и пять шесть человек на других ботах обычными удочками.

Были, конечно, и недостатки, когда рыба спутывала загруженный конец с холостым. Терпуг на крючке ведет себя довольно агрессивно: мечется туда-сюда, и иной раз тех трех метров расстояния между свободным и загруженным концом лески не хватало, чтобы ограничить его перемещение. Вот и получалась борода из лески, крючков, рыбы, грузил и карабинов по несколько метров. Иной раз крючки цеплялись за якорный канат, потому что в наших морях всегда течение не соответствует направлению ветра, и якорь смотрит, то в корму, то в сторону борта, и очень редко классически – в нос. Еще, конечно, время уходило на постановку и выборку удочки, особенно когда приходилось по несколько раз менять место постановки на якорь. Но этих издержек избежать было невозможно.    

Однако таким макаром мы, все-таки, умудрялись вдвоем за три-четыре часа налавливать от 500 килограмм до тонны терпуга. Но, конечно, заработанных денег мне не хватило, чтобы отдать долги.


Рыбный рынок

Не надеясь на продолжение рыбалки, я все-таки подал заявку на лимиты на следующий год. Так, на всякий случай, не зная еще, будет ли желание заниматься эти неблагодарным делом или нет. Но ближе к весне мой товарищ, опять пролетевший с очередной своей безумной идеей, выказал желание рыбачить, и я решил попробовать еще раз. Один мой хороший друг, дай Бог ему здоровья, занял мне денег на старенькую машинку, и весной я занялся выхаживанием лимитов.

В то время в областной администрации (она стала заниматься маломерным флотом) решили создать на Камчатке рыбный рынок такой же, как в Японии. Сказано – сделано, быстренько выделили деньги (и, наверное, деньги немалые), набрали штат, сняли офис и передали все лимиты маломерного флота этой конторе. Кроме того, умники из областной администрации решили, что негоже маломерщикам, рыбачившим на терпуге, иметь регистрацию ГИМСа, и передали их в рыбный порт. То есть, не перерегистрируешься – лимитов не получишь. А в рыбном порту подход к плавсредствам один, что к большим, что к маленьким: они должны быть снабжены всем необходимым имуществом, причем, не бэушным, какое зачастую было на всех ботах, а новым, сертифицированным и прошедшим соответствующие испытания. И полетели денежки – только считай: радиостанция, спасательные круги, жилеты, ходовые огни, звуковой сигнал, дипломы, свидетельства, санэпидстанция, пограничники, таможня и рыбвод. В рыбводе капитану бота нужно было пройти курсы, сдать экзамен и получить рыболовный билет, все это не бесплатно. Еще нужно было откачать бот, он наполовину затонул за зиму и отремонтировать его. В общем, забот навалилось выше крыши.

Сколько ни существовала эта контора «Рога и копыта», которую именовали «Рыбным рынком», столько я на нее и удивлялся. Я не мог понять, откуда здесь взялось столько народа, абсолютно не соображающих чем им придется заниматься и с кем? Даже сам директор, который до этого был главным инженером в рыбводе, не понимал сути происходящего. Ни с кем там ни о чем по делу невозможно было говорить – они ничего не понимали. Я говорю одному кренделю, что идти на сдачу мне с Богородского на Мехзавод – это тратить два часа времени только на переход, да и выгрузить на тот причал с бота вручную ничего невозможно по отливу. А он мне смеется в глаза и говорит, что, мол, я ему сказки рассказываю, как будто он не знает, если двадцать пять лет на плавкране избороздил всю бухту. Я говорю директору, что мне нужна сдача вечером, а он мне: «Будешь сдавать днем…» А я: «Я потеряю промысловое время». Он мне: «Ничего страшного, просто выйдешь попозже». Старому пеньку, который у них командовал флотом (двадцать пять лет на плавкране механиком проработал) я больше часа втолковывал, что не могу оставить бот на их стоянке на Мехзаводе, потому что у них причал никто не охраняет. Он мне в ответ: «Оставляйте на боте вахтенного».  А у меня на баркасе даже рубки нет, этому вахтенному и от дождя спрятаться негде.

И все равно он ничего не понял, и пошел стучать по начальству, что мы игнорируем их причал.

И так в этом рыбном рынке было во всем.

Естественно, ничего, кроме офиса, причала и амбиций у этого «Рыбного рынка» не было. В областной администрации заставляли рыбзаводы заключать договоры с рыбаками на приемку через  «Рыбный рынок», а у тех свои планы, и этот рынок им, как заноза в заднице. В общем, через это самое место и шла работа.

Заставляют меня однажды сдавать улов на рынок. Деваться некуда, иду утром с Богородского на Мехзавод, торчим там часа три пока ни приехала машина с рыбозавода. Из машины вылезла суровая фифа в белом халате, потыкала рыбу, понюхала, разрезала ей брюхо, сказала, что она колянусная (такие небольшие червячки иной раз живут в рыбьих кишках, они для человека безвредны, да и кишки нормальные люди не едят) и они ее брать не будут. Все!

Звоню на рынок:

-    Что делать?

Оттуда:

-    Не знаем, она же у вас с колянусом…

-    С каким, - говорю, - колянусом? Они что ее с кишками в банках солить собрались? Причем тут колянус? С ним только на пресервы рыба не пригодна, все остальное с ней можно делать без всякой опаски (терпуг обычно морозят кругляком или без головы и кишок, еще солят потрошеным для киперса, так что колянус для подобной обработки никакая не помеха).

И опять на другом конце провода не знают вообще о чем идет речь.

Пришлось отдавать рыбу бесплатно в воинскую часть, так как она была уже не первой свежести, потому что погода была жаркая.

Потом еще два урода придумали организовать диспетчерскую, через которую обязали запрашивать разрешение на выход. Собрали со всех рыбаков по триста рублей, сняли помещение в  воинской части на Богородском, посадили туда своих жен диспетчерами и все. Дозвониться до этой чертовой диспетчерской было все лето невозможно, сколько я туда ни приезжал – там никогда никого не было, и не знаю, как другие, а я представлялся на «Восходе» диспетчером и заказывал себе выход.

Но зато амбиций у директора «Рыбного рынка» и самомнения было хоть отбавляй. Прежде чем начать рулить своей конторой, он прокатился по заграницам, посмотрел что и как, и очень надеялся в перспективе каким-нибудь образом выдурить у администрации деньжат на покупку в Китае кораблика, чтобы самостоятельно, мол, для малоимущих, дешевую рыбку добывать. Потом, уже при коммунистах, эту бредовую идею с дешевой рыбой для малоимущих воплотил в жизнь МУП «Хариус».

А к тому времени народ расчухал, где можно разжиться дешевой рыбешкой, и поплыли к Опасному все, кому не лень. Какая-то мадам (как оказалась, владелица парикмахерской) купила корыто еще хуже моего и отправила рыбачить своего мужа – шофера. Она очень интересовалась у меня секретами промысла. Потом я встретился глухо-немыми рыбаками, они тоже вовсю дербанили терпуг на двух ботах (говорящих в их команде не было ни одного). В общем, если год назад, когда я только начинал рыбачить, у Опасного стояли на якорях пять, от силы десять ботов, То сейчас иной раз, если запаздывал с выходом, то можно было и не найти места для стоянки (я как-то насчитал шестьдесят два баркаса). В рыбном порту было зарегистрировано больше двухсот рыболовных ботов. Но рыбачили, слава Богу, не все.  Однако и в этот год моя волшебная удочка давала нам большое преимущество перед другими рыбаками.

Со сдачей дело стало гораздо лучше. Как грибы после дождя стали возникать в Петропавловске и окрестностях рыбозаводы, и нам уже можно было выбирать, какой лучше. Даже в августе, во время хода горбуши, мы свободно сдавали терпуг.

Конечно, тех пяти тонн, которые мне выделила областная администрация, мне не хватило бы даже окупить расходы. Естественно, мы воровали рыбу, то есть в промысловом журнале писали улов гораздо меньше фактического. На этом и жили. Это довольно противное занятие, но не делай я этого, мой лимит закончился бы за одну неделю, и больше мне вряд ли кто дал. Приходилось обманывать рыбвод, но это не всегда удавалось, и пару раз мне выписывали штрафы, а один раз даже конфисковали улов. Но я также отлично знал, что те же самые инспектора рыбвода крышевали несколько ботов, которые работали вообще без всяких лимитов и лицензий, и к тому же, были зарегистрированы в ГИМСе (т. е. по замыслу рыбнорыночников к рыбе подходить им было категорически запрещено). Понятное дело, народ на этих ботах ничего не боялся и делал, что хотел. В общем, отношения на рыбалке складывались, как и во всей стране – по понятиям.

Для оформления разрешения на рыбалку довольно часто приходилось бывать в областной администрации и рыбводе. Ну, казалось бы, чего здесь сложного – оформил все положенные документы и получай разрешение. Но нет. Оформить документы – это еще только полдела. Самое главное – ты должен заручиться симпатией всех тех, с кем тебе приходится общаться. Если ты чем-то не глянулся тому кренделю, который расписывает рыбу по судам, то тебе достанется меньше всех, Потом ты ничего не докажешь, а после распределения тебе уже ничего не добавят. Я вел себя в администрации просто, без всякого подхалимажа (да я и не умею подхалимничать) и получал свой минимум. А другой паренек, который после каждого слова говорил: «Да, товарищ капитан! Будет сделано, товарищ капитан!» - и таскал в кабинет пакеты с подарками, получал несколько больше моего. И к нему никогда не было претензий. У меня же эти претензии возникали из ничего. Допустим, доложился я по всей форме, как положено в три адреса, а в администрации мой отчет куда-то засунули не туда. Тут же звонки, угрозы, доклад начальству. Потом отчет нашелся, извинений нет, осадок остался. Причем, на следующий год мне напоминают этот случай уже в упрек, забыв, что произошел он по вине администрации.

В рыбводе вообще сплошное веселье. Получение лимита – это целая процедура, нужно походить по кабинетам, потолкаться в очередях и так далее. И вот почему-то начальница отдела, заведующая распределением, как-то с первого взгляда меня невзлюбила, и, понятно, что для меня весь процесс несколько растянулся во времени. У меня было то это не так, то то не эдак, постоянно возникали претензии на пустом месте и доклады в администрацию. В общем, эта милая дамочка вредила мне, как могла всеми доступными ей методами. Она выкапывала на меня любой компромат, а мои нарушения ей были бальзамом не душу, и после каждого штрафа она писала на меня представление в администрацию на лишение квоты. Но ее, почему-то, не очень слушали.

В общем, этот год мы отрыбачили нормально, но бот пришлось продавать, так как появилась большая конкуренция, и наше корыто уже морально и физически устарело для конкурентной борьбы с другими баркасами. Да еще и мой товарищ решил самостоятельно начать рыбачить, он купил два бота побольше и хотел один из них оборудовать под нормальную рыбалку.

В сентябре, когда еще был довольно сильный ажиотаж на терпуг, мы довольно удачно продали баркас, я купил хорошую машину и решил, что на этом моя рыбная эпопея закончится.


Все гаишники кажутся милыми после визита в налоговую инспекцию

Однако после продажи баркаса у меня не получилось закончить с рыбалкой. Мой товарищ не смог самостоятельно выходить себе квоту, и уговорил меня взять на себя заботы по оформлению документов и по сдаче улова за отдельный процент. В общем, я остался в деле. Мы отработали по уже накатанной схеме, правда, деньги в моих руках крутились уже гораздо меньшие. Но рыбалка показала, что нужно менять к ней подход. Для успешного существования в этом бизнесе нужно было покупать новый баркас с эхолотом, локатором и каким-никаким промысловым механизмом, чтобы не на пупок все брать. Чтобы он был достаточно автономным (хотя бы на неделю) и мореходным. То, что строилось и продавалось на российских и китайских заводах, на Камчатке не годилось, в основном, потому, что двигатели у этих посудин превышали мощность в 75 киловатт, и для такого бота следовало получать лицензию в Комитете по рыболовству в Москве, соответственно там и оформлять лимиты. Это для нас было слишком сложно. Мы подумывали построить бот на Камчатке, и по прикидкам, он обходился гораздо дешевле заводского, но на него все равно нужно было тысяч двадцать «зеленых».

Но жизнь распоряжается нами по своему усмотрению, и на следующий год меня благополучно лимитов лишили по какому-то надуманному предлогу, что, мол, я не имею права получать квоту на арендованный бот, и квота должна быть выделена хозяину. А это случилось потому, что пришедшие к власти большевики не захотели возиться с маломерным флотом и почему-то отдали всю их рыбу распределять новообразованному МУП «Хариус». В «Хариусе» командовали два эдаких распальцованных молодых человека, которые сразу показывали свою начальственность и нахальство. Демонстрируя свою значимость, один из них послал меня готовить то ли экономическую раскладку промысла, то ли бизнесс-план, задерживая документы в рыбвод на распределение. Потом в рыбводе  дамочка, которая питала ко мне «нежные» чувства увидев возникшую нестыковку в документах, тут же мне на нее указала, высказав невозможность предоставление мне лимитов. Сколько же было искренней радости у нее на лице, когда она поняла, что меня можно отлучить от рыбалки. Я даже позавидовал, что такой, казалось, малостью можно так  осчастливить человека. Она еще попыталась великодушно мне что-то присоветовать, но было видно, что главное ею достигнуто, и мне уже никогда, ничего у нее не получить ни под каким предлогом.

На этом и закончилась моя деятельность по добыче рыбы в прибрежных камчатских водах, но не кончились заботы, связанные с этой деятельностью.

…

Отношения с налоговой инспекцией, я думаю, тоже требует описания, это больной вопрос всех предпринимателей. Я не знаю ни одного коммерсанта, у которого все гладко бы складывалось с налоговой инспекцией. Я зарегистрировал свое ЧП, и ежегодно, как положено, ходил в налоговою сдавал декларации. В те годы еще не было фирм, которые эти декларации помогли бы заполнять, все приходилось делать самому.

Приходишь в инспекцию, там сидит эдакая двадцатилетняя мамзель, к которой все обращаются только на «вы» и по имени отчеству, говоришь, мол, так и так, работаю там-то, что, мол, мне нужно заполнить. А она в ответ зевает тебе в лицо и говорит так лениво: «Ой, не знаю, посмотрите там, в стопочках…» И откуда я могу знать, что мне нужно брать из этих стопочек. Иду в кабинет, где консультируют по декларациям, выстаиваю очередь, мне там все объясняет солидная такая дама, расписывает на бланке что и куда писать. Иду домой, заполняю все, как сказано, несу назад. В том же кабинете сидит уже другая дама, которая все, что я написал, бракует и снова объясняет порядок заполнения. Заполняю так, как говорила эта дама, слава Богу, попадаю опять к ней, но все равно приходится что-то исправлять и уж потом декларацию у меня принимают.

На следующий год повторяется все примерно один в один, только в кабинеты приходится обращаться в другие, и там сидят новые мамзели. Но суть остается прежней – никто ничего не знает и подсказать, конечно, ничего не могут.

Только с одной знающей дамой я столкнулся в инспекции – она проводила у меня документальную проверку. Проверку инициировала начальница управления, решив, что выловив пять тонн терпуга у моего ЧП не может быть убытков. А почему, потому что в последний год моей рыбной деятельности в налоговой инспекции придумали авансовый платеж. То есть, чтобы получить пять тонн квоты, мне нужно было заплатить пять тысяч рублей налога в счет будущего дохода. А дохода у меня по декларации никакого не получилось, вот я и забрал из налоговой эти деньги. Это то и было, видимо, причиной, по которой меня решили проверить.

И тут, конечно, напоследок приготовили мне неожиданную пакость в рыбводе. В справке, которую они написали по запросу налоговой инспекции мне то ли случайно, то ли по злобе приписали пятьсот килограмм трески, которую я нее ловил. Я поехал в рыбвод, а там моя «покровительница» вместо того, чтобы извиниться,  говорит, что, мол, если написано, что я поймал пятьсот килограмм, значит так оно и есть, и проверять она ничего не будет, а тот сотрудник, который писал справку, сейчас в отпуске. А то, что с меня сдерут штрафы  и стоимость этой рыбы – так мне и надо, не обеднею. У меня аж дыхание перехватило от такой наглости. Но дня через два она справку все-таки написала.

В налоговой, проверяющая меня инспектор, видимо, получив наказ вернуть те пять тысяч, которые я забрал у инспекции перепроверила все мои документы и действительно насчитала долгов чуть больше указанной суммы. Ну, конечно, кроме этого мне насчитали еще семь тысяч штрафа, итого получилось, что я оказался должен двенадцать тысяч рублей. У меня было только семь. Пять тысяч я занимал у своего друга, который мне помогал покупать автомобиль, и я рассчитался с ним только через два года.

Тогда мне стало ясно, что государству сейчас не нужны мелкие собственники, которые достаточно независимы и могут сами себя содержать. Государству нужны олигархи и быдло, то есть бессловесная толпа, которая только ждет подачки из рук доброго дяди. А все словеса о свободе, личности и демократии из уст политиков  -  только лишь сотрясание воздуха. И вот, после того, что со мной произошло, мне хочется с удовольствием плюнуть в сторону администрации, налоговой инспекции,  рыбвода и всей нашей государственной машины. Чтоб их там всех черт взял!

И еще я понял из опыта своего предпринимательства, что в нашей стране сейчас честно бизнес вести невозможно никакой. Любого предпринимателя можно закрыть, если устроить ему  достаточно тщательную проверку. А самое интересное то, что государство такое положение устраивает. То есть, оно позволяет некоторым гражданам вести полузаконную деятельность, прекрасно понимая, что они, чувствуя, что их в любое время могут прихлопнуть, будут вести себя тихо, никуда не высовываться и ничего для себя не требовать. А так, вроде и частный бизнес у нас есть, но он есть, как бы, условно и полностью зависит от государственного аппарата. Вот поэтому и наглеют чиновники всех мастей и рангов, поэтому и приходится хозяевам собственного дела кланяться во всех руководящих кабинетах. Не будешь кланяться – тебя сожрут  тут же и очень быстро, независимо, как высоко ты взлетел. Михаил Ходорковский тому живой пример.

Иван ТРОФИМОВ.