“Феноменология духа” и современная философия. Материалы от МИБ

«Феноменология духа» оставалась и до сих пор остается в сущности непонятой философами, которые ни когда уже не смогли подняться до той высоты диалектического мышления, какая была достигнута Гегелем.

В споре между «умеренными» гегельянцами в качестве центральной проблемы философии Гегеля выдвигалась проблема взаимоотношения «субстанции» и «субъекта». Для гегельянцев становилась все более очевидной непоследо­вательность Гегеля, допущенная при попытке «примирить» «суб станцию» с «субъектом» в «Феноменологии духа».

Как видим, они вообще не поняли ни Гегеля, ни, даже, Спинозы. Уже Спиноза, рассматривая субстанцию, отмечает не только ее пассивный характер (атрибут протяженности, телесности), но ее активный характер (атрибут мышления, самодвижения). Если субстанцию лишить характера субъективности, самодвижения, то необходимо признать наличие источника движения вне субстанции, существование субъекта вне материи. Необходим дуализм. И все встает на круги своя. Возвращаемся к дуализму Декарта-Канта.

Конкретно: философия после Гегеля, похоже, даже не догадывалась и не догадывается о том, что она – не наука, а диалектика, не дуалистическое мышление, механически творящее целое из частей, а монистическое мышление, творящее части из целого согласно законам организменного развития.

Философия после Гегеля не понимала и не понимает, что мышление, как форма материи, как продукт субстанции несет в себе все ее фундаментальные свойства и закономерности. Что, исследуя мышление «субъекта», мы исследуем «субстанцию».

Далее спор перешел в область схоластики на тему: что первично, а что вторично: объективное мышление или субъективное?

Затем выступает Фейербах, который полагает, что ошибка Гегеля в том, что он анализирует мышление, а надо было анализировать «цельного человека». Т.е., Фейербах уже вообще не понимает, что и зачем делает Гегель. Теория «отчуждения», развитая в гегелевской «Феноменоло гии духа», была обращена Фейербахом против самой философии Ге геля. Философия вообще рассматривается им как род религии, отчуждающей человека от его сущности, а не как практически необходимая работа по производству логики диалектических объектов.

Дальше – больше. Маркс уже знакомится только с работой Гегеля «Философия права». И только в возрасте около 40 лет они с Энгельсом начинают проявлять интерес к основам диалектики Гегеля. Но кроме раскланивания перед ним и повторения младогегельянского вздора, смешанного с «живым созерцанием цельного человека» на почве Фейербаха, ничего нового в критику Гегеля не вносят. Обещанный Марксом конспект логики Гегеля на 5-6 страниц так и не появляется. Энгельс тоже уклоняется от существа дела под предлогом, что он, де, не хочет облегчать господам ученым чтение самого Гегеля. И Маркс, и Энгельс упрекают Гегеля в том, что он не учитывает материальности человека и его бытия. Т.е. абсолютно не понимают того, что делает и пишет Гегель – не понимают самого главного требования философии: диалектический монизм необходимо должен иметь и диалектическую форму логики. Поэтому собственно логика монизма выбрасывается основоположниками на помойку истории, а сами они вооружаются все тем же дуализмом – что первично: курица или яйцо? – т.е. от философии отрекаются полностью. Так же можно критиковать математика за то, что он не основывает свою теории кривых второго порядка необходимостью сеять хлеб и ухаживать за животными, а основывает ее на абракадабре Эвклида-Гаусса-Эйлера.

Позже Ленин бьется, как рыба об лед, над гегелевской диалектикой. То и дело, с восторгом отмечает реплики Гегеля в его Примечаниях и Прибавлениях, но совершенно пасует перед собственно теоретическим, философским материалом: «сугубо тёмно», «гегелевщина», «туманно» и т.д.

Гегель, которому философия прежде всего обязана обоснованием тезиса о «единстве мышления и бы тия», кладет конец кантовскому разрыву субъекта и объекта. Вместе с тем автор «Феноменологии духа» кончает и с кантовским делением философии на теорию познания и онтологию. В противоположность онтологии, понятой по-кантовски, Гегель выдвигает диалектику, понятую как наука о всеобщих законах развития. Причем эта диалектика совпадает у Гегеля с теорией познания: «Диалектика, — подчеркивает Ленин, — и есть теория познания (Гегеля и) марксизма».

Тем не менее, Ленин разочарован: он так и не находит у Гегеля прямого ответа на основной вопрос философии марксизма: что первично?

Земледелие или скотоводство? Он улавливает отдельные мысли, отдельные фразы, но не может свести их воедино, не может понять формы того, что пытается донести Гегель. Иногда кажется: вот-вот – и Ленин ухватит ключевое понятие диалектики – бесконечное понятие. Но нет… Целое от него ускользает… В конце концов, Ленин осознает только одно: марксизм не преодолел буржуазного философского дуализма. Однако, как преодолеть – не знает…

Но философия на этом не останавливается, а стремительно падает все глубже в пучины неокантианства, иррационализма и агностицизма. Гегеля уже не просто не понимают, но и не понимают своего непонимания. Разными школами начинают выдумываться разные Гегели и начинается увлеченная критика собственных выдумок. Из тех, кто на слуху, упомяну Б.Рассела, И.Ильина, К.Поппера, Л.Спенсера (не путать с Г.Спенсером!)…

С появлением марксизма стали появляться работы, стремящиеся отождествить философию марксизма с философией Гегеля. А также – многочисленные их оппоненты из лагеря марксистов, стоящие на столь же далеких от понимания сути дела позициях. Одни превращают Гегеля в стопроцентного марксиста, другие стопроцентно это отрицают. Однако, непризнание марксистами философского монизма делает их позицию уязвимой – они играют на чужой территории, где диалектика, как таковая, признана идеализмом. И здесь уже совершенно нет понимания того, что как формальная логика, как грамматика научного мышления, применима к любым совокупностям метафизических объектов, так и диалектика, как грамматика мышления в бесконечных понятиях, применима к любым диалектическим объектам. Нет понимания, что как Г.Минковского можно отождествить с Эвклидом только за то, что он использует аксиоматический метод в физике, так и Маркса можно отождествить с Гегелем за то, что он использует диалектический метод в экономике. Критики упрекают Маркса в том, что у него феноменология духа просто пре вратилась в феноменологию труда, диалектика отчуждения чело века — в диалектику отчуждения капитала, метафизика абсолют ного знания — в метафизику абсолютного коммунизма. Спорить о таких вещах, да еще и с апломбом – это ли не показатель того, как далеко современная философия «переросла» философию Гегеля?

Здесь цель ясна: она состоит в том, чтобы «доказать» «ненаучный» характер марксизма.

Есть, как я сказал, и другая сторона. По сути дела тот же самый смысл имеют теоретические по строения, которые сближают Гегеля и Маркса путем отождествления гегелевской «идеалистической диалектики» с «диалектическим материализмом». Здесь, как я надеюсь, уже понятно, что между гегелевским монизмом и дуализмом марксизма пропасть много шире и глубже, чем между дуализмом марксизма и дуализмом других философских течений. Не зря сегодня фактически вся диалектика марксизма понимается в духе неокантианства. Отличие только в особой философской беспринципности.

Если классики еще были заражены философским духом гегелевской философии и стихийно, не осознавая как и почему, могли применить диалектику в практике познания и преобразования общества, то сегодня в марксизме утеряны все связи даже с такой бессознательной диалектикой…

Подведем итог. Философское содержание монизма признать совершенно недостаточно. Ему требуется и соответствующая философская форма. Современная философия признает монизм на словах (мол, первично то или сё), но не облекает его в форму монистической логики, в форму бесконечного понятия. Несмотря на то, что со времен Канта известно, что логика дуализма есть только форма науки, но не философии, попыток придать монизму логическую форму  после Гегеля мы не наблюдаем. Более того, наблюдаем забвение вообще тех фактов истории философии, которые привели ее к требованию соответствия содержания и формы, монизма и диалектической логики.

Чем быстрее мы это поймем, чем быстрее постараемся не втискивать философию в дуалистическую форму науки или в форму свободной философской романистики, тем скорее мы выйдем из кризиса оснований философии.

Сегодня же приходится признать, что наследие Гегеля современники совершенно не поняли, а потомки и вовсе завалили его идеи под ворохом слабоумных догадок и беспочвенных возражений. Мысли Гегеля уже не просто устарели, а окончательно погибли в тупиках либерального мышления.

http://kommunika.ru/?p=556