Передо мной открылись сразу две двери

В последнее время мне все чаще и чаще предлагают поучаствовать в политической борьбе. Пока я сильно сомневаюсь, что это стоит делать, особенно, с учетом того обстоятельства, что много видел в конце 80-х научных работников, которые пошли в политику – жалкое было зрелище. Я, конечно, с тех пор много чему научился и даже, скорее, сегодня не научный работник, а чиновник, но это все равно один и тот же принцип: и тот, и другой соблюдают некоторые правила, просто они разные. А вот политик – это совсем другой персонаж, он должен быть готов в любую секунду свои правила изменить ... 

Я хорошо помню, как в 9-ом классе прочел книжку «На арене со львами» американского писателя Тома Уикера. Суть книги в том, что некий журналист едет на похороны отставного и спившегося американского политика и вспоминает, как он с ним проводил предвыборную президентскую кампанию. И суть названия отражает очень простую истину: иногда перед нами открываются двери и дальше только от нас зависит, сделать шаг вперед или нет. Но в любом случае, независимо от выбора, или нет, двери вскоре закрываются. И если шаг не сделан, то об этом можно жалеть всю жизнь. А если сделан – то ты оказываешься на арене со львами ...

Многие всю жизнь мечтают оказаться перед такой дверью и из штанов выпрыгивают, чтобы увеличить вероятность такого события – чем, на самом деле, ее снижают. Некоторые просто не понимают, что дверь перед ними открылась. Некоторые боятся сделать шаг ... На последний потом сильно жалко смотреть. Мне совершенно очевидно, что для тех, кто всерьез готов играть в политические игры, такие двери сейчас открылись, независимо от того, готовы они к этому или нет. Но вот для меня большой вопрос, стоит ли делать шаг. И вот почему.

Сегодня мир стоит перед принципиальным, радикальным сломом. Ни в 1917, ни в 1991 году этот слом не был таким мощным, поскольку все идеи, в рамках которых происходили изменения, уже были известны и даже, в некотором смысле, привычны. Я не зря тут пару недель назад писал про Парагвай XIX века – руководители большевиков после Октября 1917 года прекрасно понимали, что их через пару десятилетий ждет судьба Парагвая – и именно от этого, тотального уничтожения, Сталин и спасал страну в 20-е – 30-е годы.

А сегодня уже понятно, что альтернативных идей, в общем, нет. В Европе такая ситуация сложилась в XVI-XVII веках, когда после более чем 1000 лет христианства в идеологии и феодализма в экономике и управлении начался жесточайший слом. Это было крайне тяжелое время, это видно даже по учебникам истории и не дай Бог, чтобы оно повторилось. Но для того, чтобы этого избежать нужно еще до того, как этот слом разрушит все защитные цивилизационные механизмы, предложить новые идеи. Не менее цивилизационные по масштабу.

Кто-то скажет, что Запад, который пока жестко держит монополию на идеологию, полученную в 1991 год, никогда такого не допустит.

Тут есть что возразить – достаточно напомнить про пресловутые митинги в Москве, про которые еще в ноябре даже рассуждать было смешно. Когда дело доходит до кризиса такого масштаба, все иллюзии и охранительные механизмы рушатся на глазах. Другое дело, что митинги у нас носят не конструктивный характер, они – против. А для мира нужна конструктивная идея, но с точки зрения общего механизма тут одно и то же – если такая идея появится, она, в какой-то момент развития кризиса, захватит мир, или, хотя бы, его часть.

Есть еще одна проблема, которая, впрочем, специфична как раз для Запада (ну, если угодно, для «Западного» глобального проекта) и связана как раз с монополией на идеологию. Поскольку, в отличие от проекта «Красного», жесткость идеологии там намного сильнее и в связи с этим, разработать соответствующую альтернативную модель практически невозможно. Как нас учит философия, невозможно описать систему, находясь внутри самой этой системы, а без такого, более или менее объективного описания, невозможно и строить эффективную альтернативную модель. Поскольку, с одной стороны, с грязной водой можно выкинуть и ребенка, а, с другой, можно просто не заметить те моменты, которые как раз и позволят добиться успеха.

Для примера можно предложить нарисовать вид дома, в котором вы живете, исключительно по информации, которую можно получить, находясь внутри его. Ничего не получится. И не исключено, что как раз из-за этого эффекта теорию кризиса разработали именно в нашей стране, то есть как раз там, где монополия «единственно верного» Западного учения еще не стала абсолютно доминирующей.

Так вот, понимание того, что такая альтернативная модель, или, хотя бы, описание сегодняшнего мира, категорически сегодня необходима, уже дошло до наиболее адекватных представителей «Западного» глобального проекта. Понимают они и то, что сделать это можно сегодня только вовне базовой проектной территории, я об этом уже писал. И, с учетом того задела, который у нас сегодня есть, я очень хочу поучаствовать в этой работе.

Беда только в том, что с политикой это категорически несовместимо. Ну, просто вообще. Выражаясь приведенной в начале текста метафорой, я могу сказать, что передо мной открылись сразу две двери ... И выбор достаточно сложен. Сегодня ситуация с разработкой новой идеологии, точнее, пока, только ее языка, представляется мне куда более продвинутой и, чего греза таить, интересной. И по этой причине я пока не буду отказываться от этого проекта, тем более что под него, судя по всему, в начале года может появиться серьезный ресурс (даже не столько денежный, сколько организационный).

Если это будет так – то, скорее всего, именно в этом направлении я и буду двигаться. Если нет – ситуация может серьезно поменяться. В любом случае, до марта я должен буду определиться.