Третий кризис

Эта статья была опубликована автором в газете "Берег" весной 2002 года. Анализ тогдашней ситуации показал, что примерно через 10 лет политическая система России столкнется с масштабным кризисом. События наших дней привели к решению познакомить  с ним широкий круг интересующихся лиц. Текст сохранен в полной мере.

ТРЕТИЙ КРИЗИС

Этой весной своего рода юбилей. Тринадцать лет назад прошли первые в СССР  свободные выборы. Год 1989 – съезд народных депутатов Советского Союза. Чертова дюжина, магическое число. За прошедшее время изменилось многое, очень многое. И сегодня многие же задумываются над необходимостью и правильностью пути, на который мы тогда вступили. Разговор идет  и о «бесконечных» выборах. В самом деле, уже становится просто смешно. У нас путаница с учетом явки избирателей на довыборы. В Якутии избирателей за «выполнение долга» поощряют материально, а в столице возродили идею нерушимого блока. Выборы без выбора провели прошлой осенью в Ростове. И нет числа таким вот местным особенностям. Вопрос о целесообразности становится актуальным. Но есть тут тонкий момент. Собственно говоря, о целесообразности чего?

Положение дел с проведением выборов свидетельствует об отсутствии стабильности, стремлении получить ее искусственным путем. Это состояние момента. По нашему мнению за начало отсчета момента надо положить год 1861-й.

История порой на удивление актуальна. Именно тогда (при освобождении крестьян) Россия  «освободилась» и от традиционного уклада своей жизни.  Выбора у страны не было (как и много раз впоследствии), а была необходимость развиваться. Что-то пошло не так, если за неполные полтора века мы в третий раз вступаем в полосу нестабильности. Собственно говоря, это же малый исторический срок, и дело, скорее всего, в одном и том же политическом явлении, проявляющемся в очередной раз. Тогда и анализ разумно начинать с проявления первого – краха Российской империи.

«Верхи не могут, низы не хотят»

Все мы настолько привыкли к чеканному звучанию формулы революционной ситуации, что не замечаем загадочности этих слов вождя мирового пролетариата. Между тем упрекать Владимира Ленина в отсутствии ясного мышления как-то не приходится. Поэтому разговор свой начнем с вещей совершенно очевидных для России начала прошлого века, но забытых в череде прошедших лет.

Марксисты не были первыми русскими революционерами. И наследием своих предшественников пользовались активно. В поисках ответа обратимся к человеку неординарному.

Лев Александрович Тихомиров был членом Исполнительного Комитета партии «Народная воля», идеологом движения и одним из организаторов покушения на императора. Таковы реалии первой половины его жизни.

После ареста в 1873 он провел долгие годы в заключении и эмиграции. Помилован в 1888 году. За это время его убеждения претерпели глубокую внутреннюю трансформацию. Стойкий монархист, статский советник и Член Совета министра внутренних дел – эксперт по революционной деятельности. Таков Тихомиров зрелый. Как же эксперт царя понимал революционную ситуацию?

Анализируя состояние управленческого аппарата империи, Тихомиров сделал вывод о монополизации власти узкой группой людей, дав процессу название бюрократической узурпации власти (монарха). Отметим, что как объективный исследователь, он не вкладывал какого-то негативного  смысла в слова узурпация, бюрократ или политик (политикан). Термин, название профессии, именно так. Аномалия же в последствиях «узурпации», в возможности потери бюрократией «способностей и энергии действия». Тогда это была только возможность. Приведем его слова, сохраняя стиль того времени.

«Причины этого состоят в том, что главное требование от чиновника состоит в дисциплине, исполнении приказаний и знании формы. Все это совместимо с очень ограниченными умственными способностями… повышение чинов достигается механически, простым «безупречным» прохождением службы».

Отсюда следует вывод, актуальный во все времена. На современном языке речь идет о необходимости искусственного отбора, кадровой работы. В целях воспрепятствовать насыщению вертикали власти простыми исполнителями. Именно это и считалось причиной революционной ситуации:

«Способные и убежденные люди систематически задерживаются на низших должностях, или же совсем отстраняются, вследствие чего состав правящих сфер все более понижается. Способные люди – обиженные и протестующие, начинают переходить в разные отрасли частной службы, и мало-по-малу общество становится способнее правящих сфер. (Выделено Тихомировым) Это проявляется с особой опасностью при всяком революционном движении, когда против своих врагов убежденных, энергичных и способных изыскивать средства борьбы – правительство уже не находит ни энергичных, ни умных деятелей». (Сохранены стиль и орфография).

В качестве меры преодоления Тихомиров рекомендовал усилить власть «сочетанием бюрократии и общественного управления», ввести выборное начало (1905 год). В России тогда действительно появилась Государственная Дума. Но Тихомиров предлагал нечто иное. Не западный парламентаризм. Пошли же по простому пути. Страна получила десять дополнительных лет, но, в конечном счете, от потрясений не ушла.

Так что с ясностью мышления первого советского вождя вопросов быть не может, короче говоря, «верхи не могут, низы не хотят». Но ко времени вождя последнего образование в России из классического превратилось в  среднее.

Конец сверхдержавы

Через семьдесят лет управленческий аппарат уже сверхдержавы столкнулся все с той же проблемой. В адрес последнего Генерального Секретаря сказано немало «теплых» слов. Спорить тут  не о чем. Такой вот контекст. Горбачев, очевидно, опять принял самое простое решение. Воспользоваться опытом соседей.

Есть что-то «забавное» в этой ситуации. Именно «сочетание бюрократии и общественного управления» оказалось формулой успеха Запада в минувшем двадцатом столетии. Но сочетание в их западном стиле. На их почве.

Синтез решительного управления и политического конкурентного отбора на выборах оказался эффективнее, чем «аппаратная игра», ограниченная рамками только управленческих сфер. Сформировавшийся на Западе новый тип управленцев-аналитиков в целом оказался на голову выше. Увы, но сравнение Советского Союза с динозавром имело под собой почву. Силы много, с интеллектом беда. И решение  наращивать «голову» через выборные процедуры было правильным. Не надо вот только забывать о необходимости сохранять и «физическую форму».

Попытка  изменить стиль и методы управления в таком раскладе не столько способствовали прогрессу, сколько распаду страны.

Второй кризис оказался не таким кровопролитным, а куда более разрушительным для государства. Но и он в прошлом. Однако же есть центральный вопрос. Преодолены ли глубинные причины?

Есть такая партия?

Прошло тринадцать лет. Конечный успех оказался весьма и весьма ограниченным. Конечно, если с 17-ым годом сравнивать, то, можно сказать – отделались испугом. Но и второе пришествие парламентаризма в Россию оказалось не самым удачным. Опять копия.  И копия не современного западного парламентаризма, а устаревшая система образца 19-го века. С продажными политиканами, подкупом избирателей, а проще, перечитайте Марка Твена. Между организацией власти исполнительной и законодательной у нас сейчас дистанция в сто с лишним лет. А ведь иначе и быть не могло.

Современный парламентаризм на Западе берет отсчет с 18-го века. Процесс был долгим. В 19-ом веке внутри парламентов начали создаваться парламентские группы. На второй стадии появляются избирательные комитеты, важность которых росла вместе с ростом избирательных прав. Шаг за шагом проходило слияние парламентских групп и этих комитетов с превращением в комитеты постоянные. Возникли кадровые партии, первый тип такого рода организаций. В их числе британская Консервативная партия, французская Радикальная, обе американские. И многие другие.

Второй классический тип партий – массовые. Они формировались вокруг (идеологии) какого-либо социального слоя. Первый исторический пример – социалистические партии.

Двадцатый век внес свои изменения. Политические партии получили новую типологию: партии избирателей и «партии-ловушки». Их цель – формирование электорального большинства вокруг своего кандидата. Процесс этот затронул все партии. Например, Рейган республиканец, а среди основных целей его кампании было приобретение голосов сторонников демократов.

В любом случае западная партийная система ведет отбор энергичных, способных и даже, в какой-то степени, честных политиков. С долей иронии отметим роль последних – спасать лицо партии на случай скандала. Что не редкость.

У нас ничего подобного не было и нет. Парламентаризм же вне схем предварительной внутрипартийной борьбы за выдвижение кандидата – это и есть 19-ый век. Или наша реальность.

Организовать работу в таких условиях – задача не из простых. Называется подобное противоречие просто – системный кризис. Для оценки его глубины приведем лишь один факт. Речь о природе взаимоотношений избирателей и избранного. Мировая практика знает два подхода.

Во-первых, когда права избирателя заканчиваются, так сказать, вместе с выборами. Избранный получает представительский мандат. Он полностью свободен в своих действиях, в том плане, что ограничен лишь законом, здравым смыслом и необходимость через несколько лет вновь предстать перед избирателями.

Такой подход характерен для власти исполнительной. Своего рода ограниченный импичментом абсолютизм. И в данном случае подход такой оправдан.

Во-вторых, система наказа избирателей. Когда избранный является депутатом, то есть посланцем, который не пользуется никакой инициативой. Возникают непредвиденные вопросы - обязан обратиться к избирателям за дополнительными наказами.

Наше же состояние дел исчерпывающе характеризуется словосочетанием «депутатский мандат». Определенности нет в самой основе.

Если любитель научной строгости возразит, что в последнем случае речь идет не о представительском, а об императивном мандате, то со своей стороны спросим, где же это обозначено. И какими правовыми нормами закреплено. Неработающими статьями об отзыве депутатов? Да не отзыве же дело, а в организации работы.

Вспомним о сверхзадаче – усилить  парламентскими процедурами  власть исполнительную. От ее решения мы по-прежнему далеки. В каком-то смысле – диаметрально.

Что было, что будет…

Сложная ситуация. Русская история приучила народ ловушек избегать, и «партии-ловушки» мелькают на нашем политическом небосклоне с быстротечностью метеоров. Политическая практика побуждает к действию. Сейчас мы на стадии объединения парламентских групп и избирательных комитетов. Это долгий путь, и не бесспорный. Но это уже тема для отдельного разговора.

Но и необходимость такого механизма налицо. Происходящее же с организацией выборов – это инстинктивная реакция власти на системный кризис. Тут три выхода.  К первому отнесем попытки формализовать выборы до конца. Опыт такой есть, сколько-то лет протянем (темп жизни возрос, и оценка не превышает десяти). Но эта дорога ведет в очередной (третий) тупик.  Вторым можно назвать взращивание на нашей почве западного  парламентаризма. Это долгое дело. Времени может и не хватить. Третий – использование традиционных для России методов. Представительство социальных групп («сословий»), механизмы, подобные земским. Проблема в отсутствии концептуальной и идеологической основы любого из перечисленных выше направлений. Что не случайность. Этот вакуум может заполнить только голос народа, услышанный политическими лидерами.

Необходимость же налицо. Первый кризис подорвал основу биологической силы нашего народа, что усугубилось последующими «обострением классовой борьбы» и тяжелой Отечественной войной. Второй раздробил наше государство. Третий необходимо предупредить, не дать кризису системному перейти в политический и государственный.

После 1861-го года до краха империи прошло неполных шесть десятилетий. После смерти Сталина до распада сверхдержавы – менее четырех. Внешнее воздействие усиливается, темпы информационного века возрастают. На исправление у нас вряд ли более десяти лет.

ИГОРЬ ШУШЛЕБИН

P.S. Работа над этой статьей была закончена до появления последнего послания президента России. Читатели, вероятно, уже знают, что основной политической темой выступления президента Путина стало совершенствование работы аппарата управления. Трудно сказать - в который раз за последние двести лет. Собственно говоря. число таких попыток совпадает с числом императоров, генеральных секретарей и президентов. И говорит все это об отсутствии и по сей день механизма самосовершенствования власти. Непрерывного и плодотворного. Пока же само количество попыток свидетельствует об их эффективности, по крайней мере, в долгосрочной перспективе. Но у нынешней есть свое смысловое отличие. Вспомним о недавних изменениях в Законе “О политических партиях”:  их укрупнению, наличию у них региональных отделений, прибавим сюда требования использовать партийные списки на выборах региональных парламентов, идею укрупнять регионы. Внимательный читатель нашей статьи легко увидит тут определенную связь.