Почему российский кризис глубже мирового?

Так бывает: разные, казалось бы, события, если их сопоставить, вызывают взрывной стереоэффект. Тем более, если все они замыкаются на кризис.

Зеркало Великой депрессии

Итак, глава ФРС умывает руки. Бен Бернанке на закрытой встрече с конгрессменами, о которой они же и рассказали агентству Bloomberg, пообещал законодателям, которых, естественно, реакция избирателей волнует гораздо больше происходящего в еврозоне, что Федрезерв не будет больше (сверх открытых до 1 февраля 2012 года своп-линий, по которым ЕЦБ и другие европейские банки могут получать дешевые долларовые кредиты) перегружать себя обязательствами по спасению евро. Конгрессмены остались довольны.

Чего никак не скажешь о коллегах Бернанке. В ответ Кристин Лагард, директор-распорядитель МВФ, выступая, кстати, все там же за океаном, но уже перед Госдепом, дала волю страстям. Она сравнила происходящее сегодня в мировой экономике с Великой депрессией и подчеркнула: «Нет больше в мире экономик, включая бедные, развивающиеся и развитые страны, которые бы имели иммунитет к кризису». А раз кризис грозит всем, то в пику Бернанке Лагард призывает «все страны, независимо от государственного и политического устройства или религии, объединиться для борьбы с кризисом».

Согласитесь, в переводе с сухого экономического на пламенный кубино-испанский это звучало бы как Patria о muerte!

Вот только о новых антикризисных инициативах Лагард ничего не сообщается. А это значит, что образ Великой депрессии ей понадобился не для анализа кризиса, а для того, чтобы у слушателей мурашки забегали по спине.

Жаль. Сравнение оправдано в том смысле, что тогда экономика тоже переходила на новый этап. Это был крах традиционного капитализма. Дорогу к новой экономике, которая впоследствии стала именоваться экономикой индустриального, а потом и постиндустриального общества, проложил новый курс Рузвельта.

Вектор перемен, который открывает нынешний кризис, зависит от ответа на вызовы всеобщей глобализации. Им может быть существенное укрепление наднациональных институтов регулирования.

Есть данные, приводившиеся в Каннах, на саммите «двадцатки», что мировую финансовую систему сотрясает миграция «теневых», а значит, неопознанных капиталов в астрономическом объеме $60 трлн. Чтобы их по крайней мере распознать, ведется борьба с оффшорами, появляются международные финансовые полицейские с до боли знакомой вывеской FSB, под которой скрывается не Лубянка, а созданный «большой двадцаткой» фонд, призванный поддерживать финансовую стабильность.

Может создаться впечатление, что кризис еврозоны опровергает вывод о наступлении наднациональной эры. Но это не так. Нынешний кризис — первый в биографии евро, и он выявил, что в какой-то мере появление евро было забеганием вперед. Под евро не оказалось достаточных оснований. Их спешно пытаются соорудить сейчас, бюджетный союз европейских стран и есть такое основание.

Кризис евро как наднационального образования не означает, что вектор движения был выбран неправильно. Наоборот, кризис показал, что наднациональные институты нуждаются во всемерном укреплении.

Если допустить крах евро, это будет стратегическим поражением не только Европы, это будет означать, что кризис сбил человечество с магистрального направления развития. В споре Лагард с Бернанке я на стороне дамы.

След разбитого корыта

Если в мировой экономике разворачивается в том числе и идейная битва за евро, то в родных пенатах полет мысли пониже, да и дела пожиже. Зато кризис – погуще.

Алексея Кудрина, которого, несмотря на высокую аттестацию полученную от Владимира Путина, назвавшего бывшего министра финансов в последнем телеобщении с народом не только высоким профессионалом, но и своим личным другом, пора зачислять в оппозицию.15 декабря на Гайдаровских чтениях он выступил не только как противник безудержного роста госрасходов. Он говорил о кризисе управления.

При наличии огромных ресурсов, обеспеченных нефтегазовыми доходами, а они, по подсчетам Кудрина, принесли правительствам Бориса Ельцина $200 млрд, в то время как в первое десятилетие XXIвека итог составлял $2трлн, экс-министр финансов констатировал отсутствие «стратегического планирования».

Казалось бы, Кудрин не прав — а как же национальные проекты? Да и вообще, если стратегического планирования не было или оно было недостаточным — сам Минфин и виноват — надо было быть щедрее.

Но вот что говорит сам Кудрин. «У нас по доходам появлялись и идеи, появлялись новые программы», однако новые целевые программы появлялись при не выполненных старых. Кудрина можно понять так, что нацпроекты были важны не сами по себе, а как презентация стране их куратора – тогда еще безвестного Дмитрия Медведева. Сам Кудрин, однако, на этом внимание не заостряет. «Это проблема последних двух лет, очень болезненная», — утверждает он.

На самом деле Кудрин перечеркивает всю политику наращивания госрасходов, которая обречена на провал при отсутствии должного стратегического планирования. Это и есть кризис управления. Российский, а отнюдь не мировой. Который не получил острых форм как раз из-за изобилия нефтегазовых доходов.

Доморощенный кризис резко обостряется под воздействием мирового. Дело не только в евро, крах которого может вызвать цунами мирового кризиса. Нефть ближе и роднее.

А с нею вот что происходит. В ноябре 2011 года страны ОПЕК поставили трехлетний рекорд по добыче нефти -- 30,68 млн баррелей в день. При этом мировая экономика шатается, ни о каких, тем более трехлетних рекордах и не помышляя, а цены на нефть уверенно зашкаливают за $100 за баррель. Первая загадка.

Если оперировать только спросом и предложением, разгадка в том, что впереди – светлое экономическое будущее. Покупать нефть задорого, когда ее и так много, имеет смысл только при уверенности, что она еще подорожает. А так цена себя поведет только при подъеме экономики.

Не убеждает. Значит, спроса и предложения недостаточно. Цены на нефть удерживает наверху третий фактор - финансовый рынок. Нефтяные фьючерсы давно стали инструментом хеджирования финансовых и курсовых рисков. А это значит, если вернуться к тому, что в конечном счете решающее значение имеет состояние и перспективы экономики, чтовысокие цены на нефть в той мере, в какой они надуты финансовым рынком, – это очередной пузырь. И если вверх цены на нефть могут подтолкнуть какие-нибудь неэкономические события – например, запрет на ввоз иранской нефти, то резко обрушить их вниз легко может сама экономическая динамика. Риски растут.

Вторая загадка. 14 декабря ОПЕК, прекрасно видя риски мировой экономики, решила не снизить, а увеличить квоты на добычу нефти более чем на 20%.

Сами шейхи, понятно, говорят, что это их вклад в борьбу с кризисом. Но вспомним ноябрьский рекорд. Здесь логика другая. Да, риски растут, но зачем же отказываться от того, что еще можно получить. К тому же ОПЕК впору озаботиться удержанием своей нынешней доли нефтяного рынка. И это третья загадка.

Из патриотических чувств первой из возможных победителей ОПЕК хочется назвать Россию. Она и в самом деле в четвертом квартале 2011 года  увеличила экспорт нефти. Однако ОПЕК боится отнюдь не России.

Самый бурный рост нефтедобычи разворачивается в США. Если в 2009-м году там добывалось 1,95 миллиона баррелей в сутки, в 2010-м — 1,99 миллиона, то в 2011 году произошел взрыв  — 7,5 миллиона баррелей в день (7,8 миллиона по данным ЦРУ).

США по добыче нефти уже сейчас на третьем месте в мире (после России — 10,54 миллиона баррелей и Саудовской Аравии — 8,8 миллиона баррелей).

Все дело в открытии гигантских месторождений горючих сланцев и в технологиях добычи из них так называемых масел, которые приравниваются к нефти.

Компания Goldman Sachs в сентябре заявила, что к 2017 году объем добычи нефти в США превзойдет объем добычи в Саудовской Аравии. США будут производить 10,9 миллиона баррелей в день.

Что же получается? Москва, напрягая ресурсы и пренебрегая интересами будущих поколений, гордится тем, что находится на первом месте в мире по добыче нефти, занимая только седьмое по разведанным запасам. Но это пиррова победа.

Во-первых, новые квоты ОПЕК, как и обострение кризисной обстановки вокруг евро, приближают снижение цен на нефть.

Во-вторых, расклад сил на нефтяном рынке меняется. В среднесрочной перспективе на роль первой скрипки выдвигаются США, а это значит, что ресурсы проведения Россией собственной геополитической игры в духе «энергетической сверхдержавы» тают. Как тает и политический авторитет даже в ближайшем окружении на просторах СНГ.

В-третьих, оказывается, что и как углеводородный придаток развитых стран Россия теряет привлекательность. А никаких других прорывов, кроме увязания в гонке вооружений, не предвидится – «спасибо» кризису управления. 

Вот это и есть нефтяное проклятье. Без всяких кавычек. Или просто проклятье.