Против Путина и революции

Я бы сформулировала мою позицию очень просто. Первое: я не хочу Путина. Второе: я не хочу революции. Или, точнее, я не хочу, чтобы эта революция была кровавой.

Я не представляю «всех русских». Или «всех трудящихся». Я представляю себя — Юлию Латынину, буржуа по классовой принадлежности и либерал-прагматика по вероисповеданию.

Я не хочу Путина, потому что за время правления Путина Россия превратилась в страну третьего мира. Потому что за это время Россия получила 1,5 трлн нефтедолларов и не построила ни одной сколько-нибудь протяженной дороги, отвечающей определению автострады. За это же время Китай строил по 5—6 тыс. км автострад в год, а в последний год —  еще больше. В России нет дорог, зато у Путина — 26 дворцов.

Я не хочу Путина, потому что степень беспредела власти зашкаливает. Потому что, если губернатор задавит хоть пять детей, ему ничего не будет. А если матери детей вздумают жаловаться, их привлекут к уголовной ответственности. Потому что отбирается и покупается всё. Потому что нет того, за что менты и прокуроры постесняются взять деньги. Потому что ни один богатый не может быть спокоен за свою собственность и ни один бедный — за свою жизнь.

Я не хочу Путина, потому что на дворе — XXI век. За 10 лет мир непередаваемо изменился. Бизнесмены проводят совещание в Найроби, не выходя из офиса в Берлине. Хирург проводит операцию в Индии, не выходя из госпиталя в Лос-Анджелесе. Не изменилась только Россия. Мы пользуемся айфонами и айпадами, как обезьяны — бананами, брошенными в клетку. Мы экспортируем нефть и импортируем все остальное.

Я не хочу Путина, потому что Россия когда-то была империей. От ее имперского прошлого остались две драгоценные вещи — русский язык и русская культура, которые для значительной части стран СНГ и Восточной Европы могли бы быть интернациональным языком. Я до сих пор встречаю на Кипре болгар, которые говорят по-русски, и в Грузии — людей, которым легче говорить на русском, чем на английском. Путин делает все, чтобы поставить на русском языке, как интернациональном языке, крест. Наши близкие соседи боятся нас, но не уважают. Те, кто подальше, — не уважают и презирают. Мы превратились в притчу во языцех: Нигерия в снегах. Страна, которой правят белые обезьяны.

И когда я говорю: «Я не хочу Путина», я не имею в виду Путина — одного. Я имею в виду Путина как творца и хозяина этой системы. Как он там назвал ленточку на моем плече? «Контрацептивы от СПИДа»?

Прекрасно, я имею в виду СПИД, поразивший страну, а не человека, заразившего Россию СПИДом.

Я также не хочу революции. Не потому, что я — лично я, — не хочу крови. Я должна сказать, что на уровне психологическом мне доставляет большое удовольствие думать о том, как всех этих козлов вздернут на фонарях. Никто не вздрагивает, когда в голливудском фильме главному злодею достается пуля промеж глаз, а не пенсионная вилла в Ницце. И Вольдеморта отправляют в небытие, а не в эмиграцию.

Проблема в том, что шкурное удовольствие — это одно, а разум — это другое. Из мировой истории я знаю, что ни одна революция, в которой вешали на фонарях, ничем хорошим не кончилась. Революция — не голливудское кино, и чем меньше в революции отрубали голов, тем успешнее она была.

И я хочу, чтобы революция была не кровавой, а успешной. Как показал опыт соседней Грузии, вполне возможно, чтобы революция никого не расстреливала, но при этом покончила с Системой.

Проблема заключается в том, что для того, чтобы революция была не кровавой, а успешной, — режим должен уйти сам. Американская революция была успешной. И в ней погибли 4400 человек, а половина английского парламента сочувствовала колонистам. Представьте себе, чтобы в Америке 20 лет шла гражданская война, в которой перерезали половину населения, — и как вы думаете, куда бы в ходе этой войны уехали б разделение властей и гражданские свободы?

Славная — она же Бескровная — революция 1688 года была успешной. Крови не было именно потому, что элита слила короля, утопившего три года назад в крови восстание Монмута, и заменила его не чем-то там возвышенным — а зятем этого же короля.

А все революции, где кровь сволочей лилась рекой — от гаитянской 1804 года до восстания тайпинов, не говоря уже о нашей родимой Великой Октябрьской, — кончались очень плачевно.

Вот я хочу Славную Революцию. Я хочу, чтобы элита России слила Путина, осознав, что это единственный способ сохранить авуары. И для этого не надо брать Зимний. Не надо стрелять в ОМОН. Надо выходить на площадь сотнями тысяч — но мирно. Надо, чтобы Европарламент принял решение о незаконности этих выборов. Надо, чтобы на первых страницах Financial Times писали о происхождении денег Ковальчуков, а Barron’s писал о 50 млн Шувалова.

Поэтому меня не интересует, что говорит о Путине Лимонов. Меня интересует, что говорит о Путине Кудрин. Да, я хочу, чтобы наш Джеймс II ушел сам. Из астрала — в эмиграцию.