Заложники площадей

За год накопилось большое число версий, с различной степенью убедительности объясняющих поведение участников событий 19-20 декабря 2010 г. Хватает разнообразных самооправданий и саморазоблачений, ряд политиков признали свои ошибки в ходе подготовки к президентским выборам. Нет недостатка в разнообразных теориях, рационально либо с позиций конспирологии трактующих действия белорусских властей по поводу Площади.

Насколько мне известно, никто из политиков, призывавших своих сторонников  в день президентских выборов 2010 г выйти на Площадь, не признал ошибочности самого факта подобного призыва. Да, говорят о пагубности отсутствия единого сценария, о нескоординированности действий на митинге, об отсутствии четкого понимания что же на Площади делать – но сама сакральная сущность Площади как действа остается вне подозрений.

При этом уже достаточно очевидным является то обстоятельство, что события 19-20 декабря не были случайностью, трагической катастрофой либо «эксцессом исполнителя» со стороны силовых структур. Напротив – большинство аналитиков ныне склонны считать развитие событий в финальной стадии кампании по выборам президента не только спланированным белорусскими властями, но и логичным завершением предыдущего этапа политической игры. Таким образом, Площадь такая, какая она случилась, – следствие процессов, предшествующих ей. Как мне представляется, истоки наблюдаемого теперь кризиса стратегии оппозиции обусловлены теми изъянами, которые имелись в стратегии Площади, и которые стали причиной ее неудачи.

Пиррова моральная победа

Поведение белорусского демократической оппозиции во времени президентских выборов-2010 в значительной степени были предопределены теми представлениями о политической жизни, которые сформировались по итогам протестов после выборов 2006 г. Тогда на призыв оппозиционных политиков демократическая общественность вышла на Октябрьскую площадь в Минске и во многом спасла честь тогдашней объединенной оппозиции.

В марте-апреле 2006 г еще не успели выйти из тюрьмы на улице Окрестина все задержанные участники палаточного лагеря и Дня Воли, а уже усилиями независимой прессы, аналитиков и оппозиционных политиков вокруг событий была создана целая мифологическая система. В ней были свои каноны и еретические интерпретации, но основывалась она на концепции «моральной побед», которую будто бы тогда добыла оппозиция на Площади.

В скором времени формирование этой мифологии было взято под контроль специалистами в области пропаганды. Не они одни эту мифологию создавали – но именно они взялись за ее обработку профессионально. В скором времени любое рациональное осмысление событий 2006 г и попытки рациональной подготовки к парламентским выборам-2008 стали вызывать почти религиозную нетерпимость. Вокруг мифа Площади сложилась настоящая церковь! Она органически усвоила в себе и преодолела прежнюю парадигму «недопущения легитимации режима», которая явно одряхлела, выполняя роль оппозиционной стратегии с середины-конца 90-х.

В качестве примера деятельности новых каноников Площади достаточно привести грамотное «мочилово» профессиональными уничтожителям репутации экс-кандидата Милинкевича. За пару лет целенаправленной пропагандистский обработки и промывки мозгов оппозиционного сообщества этот политик был перемещен с позиции апостола Павла в позицию Иуды. Таким образом, экс-кандидат стал жертвой своей собственной опоры на мифологемы после Площади-2006: он сказал первым о моральной победе на Площади – и его эта Площадь низвергла. На новом витке политического цикла его роль была второстепенна.

Благодаря мифологии и грамотной деятельности жрецов-пиарщиков уже накануне следующей кампании по выборам президента опираться в оппозиционной деятельности было не на что, кроме Площади, а ее участь была предопределена.

Лидеры, решетки и ответственность

Безусловно, персоналистский характер белорусского оппозиции обусловил создание и сопутствующего мифа о «новых лидерах». Ярким примером такого мифотворчества была канонизация некоторых молодежных лидеров и обожествление «самоорганизации». Однако, как показала дальнейшая практика, большинство новых лидеров от политической деятельности отошли (что легко объясняется столкновением мифа моральной победы с действительностью рутинной политической деятельности).

В результате агитационные кампании кандидатов в президенты вместо соперничества  альтернативных программ развития страны превратились в сплошную «революцию Андрея Климова». В соревновании «кто больший харизматик и любимец будущей Площади» утонули вопросы, а чем на той Площади предполагается заниматься, и с какой целью.

Приманивая грядущий бунт кандидаты благосклонно уступали друг другу право этим бунтом овладеть – вместе с ответственностью за то, как именно пройдут протесты. Многое должна была решить знаменитая самоорганизация – еще один миф 2010 года.

Оппозиционные политики не придали значения тому факту, что гражданское общество практически самоустранилась от президентской кампании – а ведь именно гражданское общество сыграло значительную роль и в организации протестов в 2006 г. В этом избирательном цикле гражданское общество предоставило политикам возможность играться в избирательной песочнице самостоятельно. Однако потом, во время волны репрессий, именно гражданское общество вместе с независимыми медиа взяла на себе основную тяжесть информационной работы и организации помощи пострадавшим.

Можно вспомнить еще и мифы о причинах расколов и единства оппозиции, что в течение 2007-2010 годов сопровождали процессы коалиционного строительства в среде политических партий. Реальность такова, что различные политические субъекты руководствуются в своей работе совершенно разными импульсами – и далеко не всегда эти импульсы имеют идеологическую природу. Компании кандидатов Санникова и Некляева продемонстрировали, что никакое идейное единство оппозиции не в состоянии сопротивляться самостоятельному и независимому финансовому ресурсу. История разногласий в ОДС во время конгресса демократических сил 2007 г и во время фактической ликвидации этой коалиции в 2009 г демонстрирует вес персональных и узкокорпоративных интересов в системе белорусской оппозиции. А история работы Белорусского незалежницкого блока (по иронии судьбы, выдвижение кандидата от этого блока было заблокировано) останется настоящим примером мелочности белорусских политических деятелей.

Фетиш Площади

Но настоящим магическим мифом, который был краеугольным в системе оппозиционной мифологии, всё же была именно Площадь. С воздействием этой романтической мифологемы следует связывать все этапы подготовки к президентским выборам. Корни ее ведут к временам 2004-2006 гг, когда в среде белорусского оппозиции состоялась фетышызацыя украинского Майдана по принципу карго-культа. После 2006 г Площадь стала настоящей Мадонной для оппозиционеров: более дюжины книг, мемуары участников, документальные фильмы, фотоальбомы и буклеты, прозаические и поэтические произведения, живопись, дерзкие уличные акции по случаю годовщины и клятвы не изменять идеалам 19 марта, – недоставало разве что настольной игры по мотивам событий и изображений узников Окрестина на спичечных этикетках.

Масштабы уступали голливудским, но выполнялись по стандартам поп-культуры – и с подобный же мерой соответствия действительности.

О том, что Площадь есть лишь один из элементов стратегии цветной революции, требующей обязательного и явного раскола внутри правящей элиты, считали возможным не вспоминать. Любые сомнения в целесообразности Площади в ситуации неопределенности ее сценария стали табу.

В контрасте от красиво нарисованной художественными средствами картины карнавальной Площади действительность декабря 2010 г оказалось грубой и вовсе не романтической. Белорусские граждане вышли на акцию протеста несмотря на довольно неясное позиционирование ее цели и сюжета самими организаторами из числа кандидатов в президенты – просто в качестве участия в общественной литургии. Вопреки ожиданиям, литургия превратилась в жертвоприношение.

Что касается кандидатов в президенты, то они опять-таки скорее были озабочены задачей механического вывода людей на улицы, чем практической реализацией массовых протестов. Жрецы были ответственны за правильное выполнение обряда – и не их вина в том, что смоделированные по образцу карго-культа взлётные полосы не приманивают самолёты с магическим грузом.

По сути, реальная подготовка оппозиции к акции в 2010 г не сильно отличалась от того, как готовилась Площадь в 2006 г – существенным отличием в действиях стала только больше степень дезорганизации при принятии решений на Октябрьской площади и направление движения. Не пошли на Вечный огонь, как в 2006 г, а пошли в противоположенном направлении. Реконструкция событий постфактум заставляет предполагать, что основная причина здесь была психологическая: «не сделать так, как было в 2006 году». Власти так же изменили тактику: если в 2006 г расчет строился на том, что народ на призыв оппозиции не откликнется, то в 2010 г сценарий писался из расчета, что зазывалы-кандидаты в президенты массовку на Площадь приведут.

Злую шутку с оппозицией сыграла мифологизация событий марта 2006 г: многих политиков привлекла категория «моральной победы», с возможностью ее последующей монетизации по примеру 2006 г. Вопрос о политической ответственности казался вторичным в условиях множества оппозиционных кандидатов. И через несколько месяцев после событий декабря 2010 ответственность политические субъекты перекладывают друг на друга.

Уже в завершающей фазе агитационной кампании Площадь окончательно заслонила собой собственно электоральную составляющую. Но кажется, что окончательно «святой Площадью» она стала в силу воздействия массовых репрессий. Никто из политиков не готов признать, что сотни и тысячи людей могут пройти через тюрьмы зря!

Ab ovo: коллективный товарищ Огилви

На основе упомянутых мифов разные кандидаты в президенты разыгрывали «сценки из жизни героев», которые имели мало общего с действительностью. Многие усердно пытались продать душу дьяволу, стремясь перекинуться в образ «пророссийского политика». Другие с этими пророссийскими ветряными мельницами боролись. Были те, кто пытался опереться на воображаемый «средний класс». А некоторые пробовали оседлать волну экономического кризиса. На электоральную победу не рассчитывал никто.

К сожалению, события 2010 г, основанные на иррациональных посылах некорректного осмысления предыдущей избирательной кампании, не стали уроком для оппозиции. Вместо работы над ошибками политическое сообщество ловко начало привычный мифотворческий цикл. Горькая ирония в том, что славословия в адрес «самоорганизации» и «новых людей», писанные в 2006 и 2007 г, используются почти без корректировки, а слова «Бунт» и «живой журнал» заменяются в старых текстах на «стоп-бензин» и «социальные сети». Ну, и даты с именами политзаключенных меняются. Оруэлловская технология создания товарищей Огилви современной аналитической пропагандой поставлена едва ли не на поток.

Создав в 2006 г замечательный миф о Площади, демократические политики сами и стали его жертвой на новых президентских выборах. Некоторое время после выборов в качестве нового вундерваффе оппозиция использовала концепцию удушения режима экономическими санкциями, но теперь эти голоса поутихли, по крайней мере, в публичном пространстве: если народ подымет на вилы сатрапов режима, то политики, «приманивающие» санкции, с большой долей вероятности попадут под ту же раздачу. Пока что следствием минимальных экономических ограничительных мер символического характера стал полноценный разворот страны на Восток. Однако сторонники этой стратегии санкций рассчитывают, что жертвуя часть своего экономического и политического суверенитета России, режим Лукашенко способен только отсрочить неизбежный конец, который будет сопровождаться экономическим коллапсом и созреванием революционной ситуации в стране (народ в условиях кризиса будет более прислушиваться к голосу оппозиции, а правящая элита будет пожирать сама себя).

Однако основная часть системной оппозиции (партии) теперь демонстрирует стремление повторить снова цикл, пройденный в период 2006-2010 гг. Предлагается только нажать на «нереформируемый» режим пожестче, в том числе с использованием угрозы экономических санкций, которые должны привести если не к падению режима, то по крайней мере к освобождению политзаключенных и некой новой либерализации. Потом, вероятно, предполагается третье издание Площади.

Альтернативная  стратегия, которая остается миноритарной, основана на констатации отсутствия в Беларуси полноценного политического, в том числе и избирательного процесса. Но присутствует возможность использования выборов как основания для общественных действий, которые могут способствовать десоветизации и европеизации Беларуси. Поэтому следующие парламентские выборы должны быть использованы как инструмент организации в Беларуси процесса «круглого стола» власти и оппозиции. Давление на белорусский режим извне может способствовать такому развитию событий, но диалог об освобождении политзаключенных, изменении условий проведения выборов, расширения пространства свободы в стране может вестись режимом не с Европой, а с гражданским обществом внутри страны.

События 19-20 декабря прошлого года, вероятно, могут иметь главным результатом для белорусского оппозиции осознание бесперспективности построения политической стратегии на основе мифов. Отношение к политическому мифотворчества – вопрос индивидуальной веры и восприимчивости к пропаганде. А необходимость консолидации оппозиции – необходимое и разумно обоснованное условие для реализации конкретных политических стратегий.

Не признав исчерпанности стратегического подхода, которым оппозиция руководствовалась с 2004 г, со времени украинской оранжевой революции, невозможно перейти к новой политической стратегии, адекватной реалиям. Площадь была чем-то хороша, в чем-то плоха, но настало время идти дальше.