Пора переформулировать критерии русской жизни

Как мне представляется, главная проблема современной России — ориентация на прошлое, а не на будущее, подгонка новых реалий к старым схемам, от которых, если честно, уже тошнит. Замкнутый цикл российской государственности воспроизводился семь веков и успел надоесть, как и разговоры о нем. То, что происходит сегодня в России, может стать разрывом этого цикла. Власть, от которой как раз и следовало бы ожидать готовности к новым вызовам, демонстрирует поразительный архаизм. Новая встреча Владимира Путина с избирателями подтвердила: он так ничего и не понял. Он хочет пообещать небольшие послабления, даже разрешить бесплодно митинговать «в рамках закона», но тут же срывается и сравнивает белую ленточку с презервативом, а митингующих на Болотной — с борцами против СПИДа. Он все еще полагает, что такие шутки хиляют. В некотором смысле, кстати, на Болотной боролись именно со СПИДом, поскольку он выражается, как мы помним, именно в снижении иммунитета. Сегодняшнее общество точно так же лишено иммунитета от фашизма и популизма, оно почти разучилось бороться и забыло, что у него есть права, но, слава богу, включились защитные силы организма. Теперь надо понять, как этими силами распорядиться.


Главная проблема Гадкого Утенка заключалась в том, что с точки зрения уток он был безусловно гадок — но он был, напоминаю, лебедем и в утинизации не нуждался. Просто не надо требовать от лебедя, чтобы он был уткой. Сегодня многие опасаются, что уличные протесты выдохнутся, что они в принципе неэффективны, что политики, участвующие в них, перессорятся, что президентские выборы Владимир Путин выиграет в первом туре, что Михаил Прохоров — имитационная фигура с кремлевскими кукловодами за спиной (напомню, «кукловод» — прохоровское словцо). Все эти опасения как раз сводятся к тому, что Гадкий Утенок недостаточно жирен, у него длинная шея и подозрительно неутиные манеры.

Протестные акции — та, что прошла на Болотной, и та, что запланирована на 24 декабря и пройдет на проспекте Сахарова, — не планировались как политические. Политика тут не более чем предлог — фальсификации на выборах ведь тоже имеют отношение не к политике, а к Уголовному кодексу. Владимир Путин не лукавил, когда сказал, что перед нами адекватный результат путинского режима (и это верно ровно в том смысле, в каком антисоветское было результатом советского). Но при Владимире Путине, с первых лет первого срока, политики не было. Не было ни свободных СМИ, ни конкурентных и независимых партий, ни объективных выборов, на которых регистрировались бы все желающие. Было, напротив, изобретение мертвого языка, в котором авторитаризм назывался вертикалью, инфантилизм и корысть — лояльностью, жлобство — суверенитетом, мышление — экстремизмом. Немудрено, что и митинги эти — не политические, и требования на них, как это принято в России (стране вообще отнюдь не политической), скорее эстетические, стилистические и т.д. Для того чтобы в России была политика, в ней не должно быть нынешней квазиполитической системы. Чтобы ее не было, нужны адекватные выборы в марте. Чтобы они прошли честно — нужна предвыборная дискуссия в обществе, причем на легальных площадках, доступных широкой аудитории, а не только на паре радиостанций и в пяти газетах. Нужно допустить оппозицию к микрофонам, а не только обзывать ее наймитами наших западных друзей, у которых вся российская верхушка почему-то учит своих детей и хранит свои деньги. Все эти требования услышаны и частично исполняются, замотать их не удастся, а чтобы не удалось и впредь, митинги-напоминания должны продолжаться. В частности, еще и потому, что публичная дискуссия на телевидении по-прежнему не начата, а другие площадки только выстраиваются. Чтобы понять, как меняться, общество должно говорить — именно слоган «Говори!» был наиболее популярен в начале перестройки. Дело тогда закончилось не лучшим образом, но уж, конечно, не вследствие гласности, а скорее вследствие ее половинчатости (до 1991 года, напомним, она носила характер дозволенный и вынужденно куцый).

Опасения насчет того, что политики перессорятся, опять же, по-моему, несерьезны, поскольку помешать им дружить (по крайней мере в 2012 году) может только одно: именно политизация неполитического процесса. Требования митингующих касаются не изменений в политическом поле, а самого его создания: в этом совершенно едины и националисты, и либералы, и центристы, и консерваторы, и радикальные левые.

Нет ничего опаснее, чем сегодня отталкивать от микрофонов любых союзников: не пускать либералов на националистические митинги, а националистов на либеральные могут только безнадежно зашоренные люди, не понимающие, что договариваться придется все равно. Общество устало от пассивности, оно соскучилось по живой борьбе — у него ведь не так много отвлечений от болезни и смерти, от мыслей о бесполезности всего. Сейчас оно в глубокой депрессии, несмотря на пробудившуюся активность, — именно потому, что не верит ни в один результат: государство ведет к деградации и бездне, а другим силам не дают и пальцем шевельнуть. По реальной политике, по конкуренции, дискуссии, поискам путей, по другим отвлечениям от здоровья и корыта действительно стосковалось огромное количество людей — в особенности молодых, у которых не было и трех дней августовской свободы. Без этого витамина — борьбы, конкуренции, диалога — индивид вырастает рахитичным, он сам это чувствует: нынешнее митинговое движение — не просто молодежное, а чуть ли не детское. Именно молодые преобладают на площадях, именно они не хотят становиться «Нашими» — я преподаю в институте и школе и знаю, каким хохотом там встречают само упоминание прокремлевских молодежных организаций. Дети не хотят вырастать уродцами, лишенными элементарных дискуссионных навыков; молодости нужен вкус победы — и потому им нужна настоящая борьба. По борьбе все вообще здорово соскучились — вот и давайте выстроим площадку для этой борьбы. Ясно же, что диалога — и часто союза — с националистами не избежать. Лучше в этом смысле иметь дело с ораторами, а не с Манежкой, с оппонентами, а не с фанатами. Кстати, среди моих друзей националистов, пожалуй, побольше, чем либералов: вероятно, это потому, что дружба с евреем им покамест полезна для демонстрации своей толерантности. Не исключаю, что в моем поведении наличествует та же корысть — вот, жизнь себе покупаю... Но говоря всерьез — мне с ними интереснее, чем с постмодернистами всех мастей. А кто из нас кого победит на реальном политическом поле, когда оно будет, — поглядим: не сказать, чтобы в массах был так уж популярен слоган «Россия для русских». Важно не столько победить, сколько не уничтожить противника: плавали, знаем — ничем хорошим это не кончается. Нам нужны партии, а не имитационная, болезненно разросшаяся «Единая Россия»; нам нужен диалог, а не революция, выборы, а не уличные драки. Вот за что мы митингуем, и собравшимся на Болотной это не надо было объяснять.

В этом смысле, думаю, самое главное — привлечь к происходящему в России как можно больше художников, мыслителей, режиссеров, вообще не-политиков. Оргкомитеты будущих митингов, состав участников — проблема именно эстетическая. Нужно, чтобы судьбу России обсуждали люди незамаранные. Институтов у нас почти нет, и потому все, кто институционализирован — именно замараны: либо сотрудничеством, либо выдавленными из них лоялистскими заявлениями, либо компромиссами с собственной совестью. Поэтому сегодня самые желанные гости на митингах и в их оргкомитетах — честные, серьезные и умные писатели или кинематографисты, которые все это время как раз боролись — и часто побеждали. Это их душили неформатом — а они печатались. Им не давали бюджетов — а они снимали. Мускулы для борьбы есть только у них. И потому я убежден, что сейчас настало время вспомнить совет Фазиля Искандера: художники не имеют права устраняться от диалога с обществом и от размышлений о власти. Такое дистанцирование ведет не к появлению шедевров «чистого искусства», а к взаимной безответственности. Политики должны уступить трибуну художникам, потому что художники еще помнят про объективные критерии: хорошо и плохо — это вам не лево и право. Левые и правые у нас давно перемешались, а плохое и хорошее не перепутаешь — вкус у России есть, его не так-то просто отбить.

24 декабря на проспекте Сахарова будет много хороших людей. В этом я убежден. Это и есть главное. Прочие критерии уже неважны — пора переформулировать критерии русской жизни. Нет больше левых и правых, коммунистов и беспартийных, славянофилов и западников: есть те, кому нужна имитация, и те, кому нужна жизнь. Есть те, кто не выдержит конкуренции, и те, кому она необходима. А главное — больше нет лишних, сегодня нам всем нужны мы все.