Неизвестный Сургучёв

Неизвестный Сургучёв.

 Недавно нашёл в своей библиотеке томик  Сургучёва И.Д. Это имя мне ничего не говорило и я решил почитать. Книга была куплена давно в 1987 году, на Сахалине, я тогда с каждой зарплаты заходил в единственный на весь городок книжный и покупал, что ни будь новенькое.  И вот, только сейчас произошло наше знакомство.

 Прочитав её от корки до корки, я был потрясен. Талантище, но почему ничего про него не известно? Автор по силе передачи всякого рода нюансов, очень напоминает Бунина, отличие, пожалуй, только в том, что у Бунина чувствуется некая отстраненность, созерцательность, а у Сургучёва наоборот, сопереживание, ненавязчивое сопереживание.

  Герои Сургучёва разговаривают сочно, ярко, самобытно, автор с неуловимой легкостью переносит читателя на сто лет назад. Кажется, что ты среди них, слушаешь, нисколько не мешая им, но при этом живешь с ними одной жизнью. Тут Сургучёва, вполне оправдано,                                 можно сравнить с Чеховым. Но всё же это Сургучёв, и я очень рад, что этот томик, через столько лет, попал  мне в руки.

 Илья Дмитриевич Сургучёв родился 15 ( 27 по новому стилю ) февраля 1881 года в Ставрополе. Где он и прожил почти всю жизнь до эмиграции. Родился он в семье крестьянина, переехавшего в город. Закончил гимназию и после поступил в Петербургский университет, по специальности – китайский язык. В 1907 году он закончил восточный факультет. Но литература привлекала его и он полностью отдался своему влечению. Писать он начал ещё будучи студентом. Его первые рассказы печатались в ставропольской газете “Cеверный Кавказ” и в петербургском журнале “Для всех”.

 Молодой литератор попал в среду писателей книгоиздательского общества “Знание”, но держался он особняком, что в последствии проявилось в период эмиграции. Женившись, он вернулся в Ставрополь и только переписывался с Горьким, Андреевым и Буниным.

 Рассказы Сургучёва печатались в сборниках “Знание”. В 1912 году в 39 номере была опубликована повесть “Губернатор”. Это повесть о человеке в конце жизни задумавшегося о том, как он её прожил, и как исправить всё зло которое он причинил.

 Вот несколько отрывков из повести, что бы вы сами могли судить о том, насколько красив и своеобразен стиль письма Сургучёва.

 Губернатор, правда не спал и всё время, до утра сидел у окна и смотрел, как живёт ночь, как рождаются и умирают светлые звёзды. Странным и нелепым казалось ему, что прожил он много десятков лет и только вот теперь в первый раз, как следует, увидел ночь: огромную, тёмную, со своими маленькими и красивыми врагами – звёздами. И только ночь довольна, когда плывут по небу густые тучи и нет нигде ни одного светлого глаза. Тогда ночь налегает на землю и родит в людях кошмарные сны. Ночь – злая. Когда на небе звёзды, тогда на земле нет ночи. Тогда что-то другое, чему ещё до сих пор не нашли люди имени. Это вот что: пришла из мира глубоко грешная, прекрасная женщина. Её одели в чёрное платье и дали в одну руку жёлтую свечу, а в другую – книгу, в которой написаны страстные мольбы о прощении. Она читает эти молитвы, в чудесных глазах зажигаются чистые, тёплые слёзы. Этому нет ещё имени на земле.

 Казалось губернатору, что день создан для людей, которые больше всего заботятся, как бы полней набить мясом свои животы. А время, когда ниже звёзд плывёт тьма, дано людям, которые угодны богу. Как чудо, он наблюдал сон бульвара, затихнувший город, которому вдруг сделались ненужными телефоны, телеграфы, трамваи. Удивительно смешным и глупым казался день, когда он уходит и наступает тьма и покой. Сон репетиция смерти. Неужели так много нужно суетиться и кричать за день, чтобы уснуть?

Неужели всю жизнь нужно заботиться о какой-то чепухе, чтобы в два месяца сгнить в склепе Андреевского собора?

 А вот как Сургучев описывает Россию того времени:

  Губерния была богатая, богомольная, чернозёмная, в урожайные годы – щедрая и весёлая.  К покрову все дороги, все шляхи были запружены народом; на лошадях, волах, верблюдах всё тянулось в город, который как крепость, сияя белыми домами и колокольнями, густыми садами, стоял на горе.

Ползли скрипучие возы, полные молодого, свежего, только что собранного хлеба, овса, ячменя и всего того, чем была богата и производила губерния. На покров в городе начиналась осенняя, трехнедельная, самая большая в году ярмарка.

 Ехало крестьянство отдохнуть после хлопотливого лета: выпить у Ивана Васильевича, лысого чёрта, молодого кизлярского вина; купит у армян бабам и невестам красных товаров; послушать кобзарей, притащившихся из Полтавщины; покачаться на каруселях, сходить в комедию, потолкаться меж народа, послушать стариков, которые расхваливали свои времена:

 - Бывалы ча-то, - хвастались они, сидя за длинными, пропитанными вином столами Иван Васильевича, - прежде-то! Рыбу-то! C Черноморья-то! Возами пёрли! Как теперь скажем, пшеницу в город. Севрюга-то! Самая лучшая, царская – три копейки тебе за фунт! Икру лосью бочками важивали! Рабочим на степь посылали полудневать. Мёды какие были! А птица? Перепела, куропатки, - возы трещат! Помнишь, Жарик?

 Прочтешь такое и недоумеваешь. Зачем, почему, куда сгинуло всё это?!

Вот ещё небольшой отрывок:

 Покатили в степь. Как блюдо лежала она кругом, истомившаяся за лето, словно женщина после ласк, ждала она покоя, нежаркого света, хотела уснуть, отдохнуть, увидеть сны. Вдали на горизонте виднелось село. Свирин показывал на него прутом и что-то говорил кучеру. Далеко от дороги, направо, были большие яры, полные по весне лазоревых цветов, а ещё дальше озёра: теперь от них тянуло холодком и сыростью. За озёрами тоненькой полоской виднелись горы, и чувствовался там, за ними, благодатный край с короткими зимами, с тёплым морем, с крупными звёздами, с хитрыми сказками, с заунывными песнями, со стыдливыми девушками.

 Можно приводить ещё много отрывков из повести. Но уже сейчас можно судить о том, что перед нами мастер слова высочайшего класса.

  Рассказ Ильи Дмитриевича “Ванькина молитва”, просто потрясает своей проникновенностью и кажущейся простотой.

 Кроме рассказов и повести Сургучёв был автором нескольких пьес, ставившихся на русской сцене ( а позднее за рубежом) Первая из них, “Торговый дом”, в 1913 году была поставлена в Александринском театре в Петербурге с М. Савиной в главной роли. Постановка не стала удачей театра, но пьесе критики писали очень благожелательно: «Редко когда удавалось видеть более удачную пьесу, представленную на суд публики молодым новым автором. Превосходная пьеса, редкая по своей конструкции!.. Необыкновенно живая пьеса. Материал распределён с умелостью удивительной для новичка драматургии. И потом, язык! Вот вещь которую не запомню когда приходилось отмечать, до того в этом смысле современные театральные писания бесцветны… У Сургучёва же – язык необыкновенно яркий, красочный, образный, оригинальный….»

 Так писал «Ежегодник императорских театров» 1914,№ 5.

К моему сожалению, пьесы Сургучева мне удалось до сего времени прочесть. В Альдебаране я не нашел даже этого имени. Но я надеюсь, что мне посчастливится ознакомиться со всем творческим наследием этого удивительного по силе таланта человека.

 Как я уже говорил, Сургучёв эмигрировал. И это одна из причин по которой нам о нём так мало известно.

 Эмигрантская судьба Сургучёва шаблонна: короткое пребывание в Константинополе в бедности и отчаянии, недолгая жизнь в Праге, затем и навсегда в Париже. После пьесы «Реки Вавилонские», написанной в Константинополе, наступил затяжной творческий кризис. В Праге и Париже Сургучёв издал несколько тоненьких сборников – в них несколько десятков новых рассказов.

 Пьесы переиздавались на европейских языках и шли в театрах Праги, а в Париже по-русски на подмостках любительских эмигрантских трупп.

 В 1956 году писатель скончался в Париже.

 Как видим, лучшее из написанного Сургучёвым пережило время и забвение. И я очень рад, что забытые страницы русской прозы открываются нам заново.

11.05.08