Про Октябрь.

На ГП нередко возникают споры о том, кем были и какую роль сыграли в истории нашей страны большевики? Много всяческих мифов понапридумано, а немало и такого, что до сих пор не только не понято, но даже и неизвестно.

Изложу своё видение этого вопроса.

Большевики до осени 1917 года были в сущности ни о чём.

Ленин в эмиграции, надувшись пива, пописывал занудные книжонки и вешал лапшу на уши немногочисленным почитателям, но основное время уделял внутрипартийным склокам, норовя доказать всем, что он самый умный, а потому единственно правоверный марксист, выпускали «Искру» и всячески изворачиваясь провозили её в Россию, организовывали кружки для политического просвещения и агитации рабочих на борьбу за правое дело, доили богатеев, грабили банки, некоторых, особо ретивых, полиция арестовывала и ссылала, они бегали туда-сюда, многие сами работали на охранку, другие протирали штаны в Думе и т.д., но в практическом смысле КПД деятельности большевиков был крайне невысок. Гораздо более хлопот полиции доставляли эсэры и анархисты. Никакой заметной роли в событиях 1905-1907 г.г. большевики вообще не сыграли. Не говоря уже о свержении монархии. Когда это произошло Ленин сам офонарел. Буквально накануне падения царизма он сетовал в кругу молодых швейцарских социал-демократов: «Мы, старики, может быть не доживём до решающих битв этой грядущей революции».

Между тем царствующий дом Романовых хотела скинуть вся Россия. Наше общество в основном знает о том, что большевики, помимо всего прочего типа различного рода экспроприаций, деньги на свои дела подло вытягивали через гражданскую жену Алексея Максимовича Горького актрису Марию Фёдоровну Андрееву из увлечённого ею Саввы Тимофеевича Морозова, но на самом деле таких «владельцев заводов, газет, пароходов», а также крупных деятелей культуры и вообще представителей творческих профессий, преуспевающих адвокатов и т.д. добровольно спонсирующих различные революционные организации было около трёх сотен, в полиции наличествовало немало чинов и даже весьма высоких, сочувствовавших и помогавших борцам с самодержавием, в армии начиная с поражения в русско-японской войне зрели заговоры генералов, а некоторые горячие головы званием пониже вынашивали планы покушения, вплоть до тарана автомобиля с Николаем II аэропланом.

Романов свалил себя сам – уж такой был исполин! Достаточно сказать, что когда в 1904 году вышел сборник с избранными речами Николая II, то полиция сочла за благо срочно изъять весь тираж, поскольку сие творение самодержца по разрушительной мощи для империи было гораздо сильнее листовок и бомб всех смутьянов вместе взятых!

Сохранилось убийственное по сарказму высказывание генерала Драгомирова: «Сидеть на престоле годен, но стоять во главе России не способен».

Кстати, насквозь лживая РПЦ причислила Николая II к лику святых. Так вот в 1905 году, выслушав доклад генерала Казбека о том, как ему удалось, не прибегая к оружию, вернуть в казармы взбунтовавшихся солдат Владивостокского гарнизона, этот святоша мягким тоном хорошо воспитанного человека, вместо ожидаемой похвалы, изрёк: « В народ всегда надо стрелять, генерал!». Такие у РПЦ святые!

Уровень интеллекта царя, помимо всего прочего вплоть до распутинщины, показывает такой факт: последним премьером империи стал семидесятилетний князь Голицын, заведовавший ранее благотворительными учреждениями царицы. Когда друзья спросили старичка, зачем он принял столь хлопотливый пост, тот, мечтательно улыбаясь, прошамкал: «Чтобы было одним приятным воспоминанием больше!».

Приятных воспоминаний не оказалось. При первых известиях о февральских беспорядках в Петербурге Голицын с чувством выполненного долга подал в отставку и отвечал по телефону встревоженным сановникам и генералам, чтобы его больше не беспокоили...

Когда царские генералы убедили Николая II отречься, Корнилов лично поехал арестовывать царицу, Деникин телеграфировал: «Революцию приемлю всецело и безоговорочно» и т.д. Вся страна ликовала! И лишь один человек на митинге в Таврическом дворце сказал в глаза полупьяной, бушующей толпе, что считает свержение монархии катастрофой для России. Это был лидер сионистов Владимир Жаботинский. В обстановке всеобщей эйфории сие сошло ему с рук...

Что началось в России после отречения царя? Да просто-напросто бардак.

Правили бал социалисты всех мастей, начиная с Керенского. Временное правительство под его предводительством умудрилось не только всё разломать, но и ничего не создать взамен. И, как это бывает во времена любого безвластия, население – и особенно то, что носило шинели, – почувствовав слабину, пустилось во все тяжкие... Помните шедевр советского агитпропа фильм «Человек с ружьём»? Он имеет своей подоплёкой реальный страх испытываемый населением после февральского переворота перед распоясавшейся солдатнёй...

К развалу армии большевики были непричастны. Более того, по свидетельству Н.И. Подвойского в те времена: «Ни один большевик не мог появиться в казармах, не рискуя быть арестованным, а то и битым. Солдаты-большевики и им сочувствующие в войсковых частях должны были скрывать – почти во всех казармах, – что они большевики или сочувствующие, иначе им не давали говорить, их избивали...» Точно также Деникин отрицал сколько-нибудь значимое влияние большевиков на процесс гниения и распада армии - они лишь воспользовались.

Байка про германские деньги тоже весьма занимательна. Сама история возникла из показаний прапорщика 16-го сибирского стрелкового полка Ермоленко, который по его словам якобы в плену был завербован немецкой разведкой и 25 апреля переброшен в русский тыл для агитации в пользу мира, после чего немедленно сдался контрразведке. В ходе вербовки, согласно показаниям Ермоленко, «офицеры Германского генерального штаба Шигицкий и Люберс ему сообщили, что такого же рода агитацию ведёт в России агент Германского генерального штаба и председатель украинской секции Союза освобождения Украины Скоропись-Иолтухновский и Ленин. Ленину поручено стремиться всеми силами к подрыву доверия русского народа к Временному правительству. Деньги на агитацию получаются через некоего Свендсона, служащего в Стокгольме при германском посольстве. Деньги и инструкции пересылаются через доверенных лиц». Иными словами: офицеры германского Генерального штаба были настолько идиоты, что имея в России развитую сеть многочисленной агентуры, причём в весьма высоких кругах, на беседе с только что завербованным мелким субъектом, совершенно непроверенным в деле, безо вской нужды раскрывают имена двух своих важнейших агентов и тайный механизм их финансирования, при этом даже не давая никаких поручений, касающихся их каким-либо боком. В русской контрразведке дураков не держали, вследствии чего всё дело быстренько прикрыли, а незадачливого прапорщика убрали с глаз подальше. Естественно, противников большевиков это не остановило и они продолжали искать улики, но ничего конкретного найти так и не сумели...

Некоторые в тупоголовости доходят до обвинений Ленина в работе на германский Генштаб на основании его проезда в пломбированном вагоне. Но, господа хорошие, во-первых разведка рекламой своих агентов не занимается, а во-вторых: кроме пары десятков большевиков, через Германию в Швецию в подобных же пломбированных вагонах добрались еще 159 членов других партий – меньшевики, эсеры, бундовцы, литовские социал-демократы, финские националисты и т.д.

Из разных документальных и литературных источников общая картина вырисовывается довольно занятная.

Председателем ЦИК Советов был меньшевик Чхеидзе. Что касается большевиков, то в Петроградском Совете они составляли меньшинство. В июле семнадцатого дошло до открытого противостояния: ЦИК Советов, угрожая применением военной силы, потребовал от большевиков увести броневики от особняка Кшесинской, вывести матросов из Петропавловской крепости в Кронштадт, а потом и вовсе в ультимативной форме предложил убираться на все четыре стороны... Лишь благодаря огромным усилиям Сталина, (проявившего себя настолько умеренным переговорщиком, что когда впоследствии стали арестовывать членов верхушки большевистской партии, его не тронули), дело не дошло до открытых боёв между социалистами разных фракций...

Рассказывал Родзянко: когда в начале июля после неудачной попытки большевиков захватить власть в Петрограде, он приехал к тогдашнему премьеру «временных» князю Львову и, стуча кулаком по столу, требовал «доарестовать» их лидеров – Троцкий, Луначарский и Коллонтай уже сидели, а Ленин с Зиновьевым хоть и укрывались в знаменитом шалаше в Разливе, но место их нахождения знали точно, – Львов ответил с улыбкой: «Как можно! Наша революция – самая великая бескровная...»

Керенский вообще действовал так, словно был тайным членом большевистского ЦК. В сентябре он выпустил из тюрем всех большевистских лидеров, остановил то самое «дело о германских деньгах для большевиков», а потом... официально разрешил большевикам создавать и вооружать Красную гвардию, запрещенную было в июле после попытки большевистского переворота... И именно в сентябре семнадцатого, когда большевики протолкнули к руководству Петросоветом Троцкого и начался стремительный процесс «большевизации» означенного Совета...

Вообще на этот счёт интересные воспоминания оставил видный кадет В. Набоков, отец знаменитого писателя: в мае Керенский стремился к личной встрече с Лениным, чтобы снять недоразумения и уговорить Ильича войти в «отряд революционной демократии...».

Это потом уже, мифологизируя Октябрь, советская пропаганда ввела в обиход сказочку о «министрах-капиталистах» и их злобном вожде Керенском. На деле же между большевиками и Керенским существовали лишь некоторые разногласия, и не более того. Достаточно сказать, что Керенский заявил: « Вопрос о земле надо, не дожидаясь созыва Учредительного собрания, передать в местные земельные комитеты, созданные еще весной. А вопрос о мире поставить на предстоящей Парижской конференции стран Антанты, где будет обсуждаться проблема сепаратного мира с Болгарией, Турцией и Австро-Венгрией...» Весь юмор ситуации в том, что эти гениальные идеи Керенский озвучил... 24 октября! Ровно за сутки до большевистского переворота.

В этом и суть Октября – что несколько левых, социалистических, революционных партий (большевики, левые эсеры, анархисты) отпихнули от штурвала представителей столь же левых, социалистических, революционных партий.

И надо сказать, что Керенскому в утрате контроля над ситуацией многие весьма активно помогали... Когда всё же решили арестовать Ленина, петроградская милиция, сплошь состоявшая из эсеров (не левых, просто эсеров) отказалась это выполнить. Как и приказ министра внутренних дел Никитина (кстати, бывшего большевика!) о разгоне Военно-революционного комитета большевиков и аресте его членов... Видя такое дело, прокурор пошел к командующему Петроградским военным округом Полковникову и попросил у него надёжную воинскую часть для ареста Ленина. «Нету надежных», – развёл руками Полковников. Врал. Части у него были. Просто он в это время крутил шашни с Военно-революционным комитетом...

Антанту события в нашей стране интересовали лишь в аспекте продолжения войны с Германией. Посол Великобритании во Франции записал в дневнике касаемо России: «Если только нам удастся добиться независимости буферных государств, граничащих с Германией на востоке, то есть Финляндии, Польши, Эстонии, Украины и т.д., и сколько бы их ни удалось сфабриковать, то, по-моему, остальное может убираться к чёрту и вариться в собственном соку». Видя рост влияния большевиков и зная о пораженческой линии Ленина, англичане попытались перехватить инициативу у большевиков организацией похода Корнилова. В вагоне английской военной миссии они доставили в Москву из Питера брошюру «Генерал Корнилов – национальный герой» В поддержку Корнилова британская военная миссия при Ставке в Могилеве выделила дивизион броневиков и танков. Но Керенский решил, что с Лениным, как тоже социалистом и революционером, он всё же скорее найдёт общий язык, а при Корнилове однозначно окажется не у дел. Ленин и Керенский выступили единым фронтом и ставка англичан на Корнилова была бита. Командира этого дивизиона, спасая от солдатского самосуда, Керенский вывез из Могилёва в своём личном поезде ...

Одновременно известный писатель Соммерсет Моэм ( помните «Луна и грош»?) в России не материалы для романа собирал, а по заданию английской разведки, где не один год прослужил, прилежно готовил государственный переворот, с целью проведения в новые вожди известного террориста Бориса Савинкова, который, в отличие от «главноуговаривающего» Керенского, кровушку лить ничуть не боялся. Дело зашло далеко: с помощью чешских разведчиков Моэм связался с командованием чехословацкого корпуса, привлек кое-кого из русских генералов.

Планы строились серьезные, однако большевики опередили...

При этом большевики брать власть не хотели!Если придерживаться исторической правды, то не большевики звали народные массы на взятие Зимнего, а наоборот!

В ЦК партии однозначно «за» были только Ленин и Троцкий, примкнувший к РСДРП(б), причём по его словам вождь изначально планировал устроить восстание в Москве, полагая, что там больше шансов на успех. Остальных пугала июльская неудача подобного выступления и лишь постановка питерскими рабочими вопроса ребром: «Если вы допустите разгром Советов, то дальше нам с вами не по пути» решила дело при повторном голосовании в пользу вооруженного захвата власти.

Кстати, помните истерику Ленина, когда Зиновьев и Каменев выступили в печати с критикой курса на вооружённое восстание, полагая, что власть и так на Учредительном собрании совершенно легитимно достанется большевикам в силу их всё возрастающего влияния в массах? Между тем Троцкий открыто говорил в интервью корреспондентам газет, что да, мы собираемся взять власть вооружённым путём, а иначе какие же мы революционеры? – и Ленин по этому поводу совершенно не волновался. Так что дело не в том, что Зиновьев и Каменев выдали секрет Полишинеля, а в том, что это противоречило линии вождя.

Как я уже писал, само действо, благодаря которому и возникла знаменательная дата 7 ноября, было окончательно доработано, обсуждено, обдумано и доведено до ума отнюдь не в «штабе революции» Смольном, а в мирной, уютной, домашней обстановке. Причем на квартире человека, который этого события категорически не хотел.

Так уж вышло, что последние заседания Военно-революционного комитета большевиков по иронии судьбы проходили... на квартире видного меньшевика члена Исполкома Петроградского Совета Н.Н.Суханова (оставившего интереснейшие воспоминания), который к большевикам относился примерно, как кошка к собаке. Зато его законная жена была целиком и полностью на стороне большевиков – и ради пущей конспирации, пока муженёк дённо и нощно трудился на благо новой России в Смольном, предоставила для решающих заседаний свою жилплощадь.

Правда, справедливости ради, следует заметить, что в этом по сути никакой необходимости уже не было, поскольку власть к тому времени и так уже была в руках большевиков, (т.е. переворот фактически состоялся не 25 октября (то бишь 7 ноября по новому стилю), а еще 21-го!) только они этого не заметили! Шутка истории.

Между тем всё именно так и было. Как раз 21 октября петроградский гарнизон после митингов и резолюций признал своей верховной властью Совет, а своим непосредственным начальством – большевистский Военно-революционный комитет. После этого Керенскому с компанией оставалось только тушить свет и сливать воду. В их распоряжении имелось в Питере несколько сот человек, максимум – тысяча, а петроградский гарнизон насчитывал 160 тысяч...

Но, что самое смешное и пикантное, решение гарнизона посчитали за некую абстракцию и «временные», и большевики! Потому что очень похожих резолюций к тому времени было вынесено уже немало... И какое-то время, четыре дня, всё шло по-прежнему. В Зимнем балаболил Керенский, в Смольном занимались текущими делами. Как писал в мемуарах Суханов: «Совет по традиции не признавал себя властью, а правительство по традиции не сознавало себя чистейшей бутафорией...»

Последующие четыре дня напоминали скорее дурной балаган. 22 октября делегация Военно-революционного комитета заявилась в Главный штаб, к командующему Петроградским военным округом полковнику Полковникову (наверняка, судя по фамилии, правнук крепостных крестьян, принадлежавших некогда какому-то полковнику) и потребовала, чтобы им дали право проверять все распоряжения штаба по гарнизону и ставить на них свою визу. Полковников, разумеется, послал их по матери, и делегаты сговорчиво удалились – но не по указанному адресу, а в Смольный. И ничего особенно не произошло. Все продолжили заниматься собраниями, заседаниями, резолюциями и прочей болтовней.

24-го добры молодцы Керенский с Полковниковым сподобились, наконец, додуматься нанести решительный удар по супостатам в лице большевиков. Самое время... Но пусть никто не воображает, что они собрали одну-две сотни верных солдат и, усилив их броневиками, двинулись штурмовать Смольный...

Ничего отдаленно похожего. «Решительный удар» заключался в том, что десяток безусых юнкеров с милицейским комиссаром во главе нагрянули в редакции большевистских газет «Рабочий путь» и «Солдат» и объявили, что закрывают оба издания к чертовой матери. Ни малейшего сопротивления они не встретили, в первую очередь оттого, что большевистские газетчики чуть на пол не попадали от удивления: они и предположить не могли, что существует ещё правительство Керенского и командующий Полковников. Они-то были уверены, что единственная власть нынче – Военно-революционный комитет...

Разобиженные юнкера начали клацать затворами, и большевики, решив с сопляками не связываться, пожали плечами, взяли пальто и ушли в Смольный, всё ещё не в силах опомниться от удивления. Юнкера поломали матрицы и порвали готовые газеты, сфотографировались на память посреди этого бардака (снимок сохранился), запечатали редакцию и с чувством исполненного долга удалились. На том и кончились все «решительные меры».

Военно-революционному комитету такие шуточки пришлись не по вкусу, и он объявил полную боевую готовность. Вот тут уж началось всерьёз. Из Кронштадта подошли эсминцы с революционными морячками (большей частью никакими не большевиками, а эсерами, анархистами или просто бузотерами). Матросы, солдаты и рабочие-красногвардейцы начали без особого шума занимать всевозможные стратегические точки – мосты, телефонную станцию, вокзалы. К Николаевскому мосту подошел крейсер «Аврора» и бросил якорь. Керенский послал крейсеру приказ немедленно уйти. На крейсере, как легко догадаться, подтерлись.

Только теперь Керенский стал понемногу соображать, что дела, пожалуй что, хреновые. И принялся рассылать гонцов куда только возможно: в казачьи полки, в подразделения броневиков, в школы прапорщиков, требуя, чтобы все, «конны и оружны», как говаривали в средневековье, немедленно выступали на защиту правительства и его лично.

Выступать никто и не подумал...

Ну, разумеется, не было никакого «штурма» Зимнего. Как и штурма Бастилии. Что происходило на самом деле фрагментарно написано в опусе «Чудо-остров» http://gidepark.ru/community/1115/article/465080 в части посвящённой празднику 7 ноября.

К этому можно добавить. Вы помните, вначале я написал, что в защиту сверженной монархии открыто выступил фактически лишь лидер сионистов Владимир Жаботинский, а великороссы в подобных поступках замечены не были... Что любопытно,и среди защитников Зимнего, по воспоминаниям Синегуба, было немало евреев – юнкеров и прапорщиков: Шварцман, Шапиро, Гольдман, Мейснер, Кан и т.д. Господа кадровые русские офицеры в эти дни вели себя несколько иначе. Тот же Синегуб вспоминал, что еще 19 октября Главный штаб организовал бесплатную раздачу офицерам револьверов с патронами – чтобы воевать против большевиков. На Дворцовой площади за наганами стояло не меньше тысячи офицеров, а защищать Зимний пришли 134. Когда Синегуб по наивности изумился такому несовпадению цифири, его сослуживец по школе прапорщиков Шумаков в два счета разъяснил положение дел...«Ха-ха-ха, – перебил меня, разражаясь смехом, поручик. – Ну и наивен же ты. Да ведь эти револьверы эти господа петербургские офицеры сейчас же по получении продавали. Да еще умудрялись по несколько раз их получать, а потом бегали и справлялись, где это есть большевики, не купят ли они эту защиту Временного правительства». Поручик Шумаков вовсе не клеветал– члены Военно-революционного комитета впоследствии вспоминали, как организовали массовую скупку этих револьверов прямо на Невском проспекте. Господа офицеры, голубые князья ...

А комиссар ВРК Сладков с отрядом из 6 человек еще до окончательного взятия Зимнего занял Адмиралтейство и без малейшего сопротивления заарестовал несколько сотен офицеров Главного штаба военно-морского флота. Все послушно сдали револьверы и кортики и заявили о своем нейтралитете.

Офицеры двух других штабов – Генерального и Главного штаба Петроградского военного округа – еще за несколько дней до переворота заготовили в казармах Павловского полка массу спиртного и закусок, засели там и тоже объявили нейтралитет. Дело в том, что заместитель начальника Генштаба генерал Потапов был давним добрым знакомым крупного большевика М.С. Кедрова. Незадолго до переворота Кедров свёл его с членом ВРК Подвойским, стороны мило побеседовали, и в итоге ни Генеральный штаб, ни Военное министерство пальцем не шевельнули, чтобы помочь Керенскому. Уже при Советской власти Потапов, щеголявший в форме РККА, с нешуточной гордостью писал: когда после Октября служащие многих министерств либо разбежались, либо саботировали указания новой власти, «ярким исключением из этого явилось царское Военное министерство, где работа и после Октябрьской революции не прерывалась ни на минуту...»

Как тут не вспомнить Бунина, написавшего в «Окаянных днях»: «Луначарский после переворота недели две бегал с вытаращенными глазами: да нет, вы только подумайте, ведь мы только демонстрацию хотели произвести и вдруг такой неожиданный успех!».

Между прочим, когда Керенскому удалось все же двинуть на Петроград казаков генерала Краснова, 28 октября начальник штаба Ставки верховного главнокомандующего генерал-лейтенант Духонин телеграфировал донскому атаману Каледину: «Не найдете ли возможным направить в Москву для содействия правительственным войскам в подавление большевистского восстания отряд казаков с Дона, который по усмирению восстания в Москве мог бы пройти на Петроград для поддержания войск генерала Краснова?»

Каледин категорически отказался – господа казаки к тому времени как раз объявили полный суверенитет Войска Донского. Рассчитывали отсидеться в своих сытых и богатых краях, решив отчего-то, что революция обойдет их стороной и они до скончания века будут наворачивать под самогонку огурчики с салом, отгородившись от остальной России. В девятнадцатом году, когда у большевиков и до них дошли руки, «станишники», должно быть, спохватились, но было поздно... Не отсиделись...

.........................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................

1941 год. Сентябрь. Немцы уже под Орлом. Из камеры орловской тюрьмы вывозят в лес группу политзаключённых в количестве 154 человек. Среди них много бывших видных революционеров и просто членов семей таковых. В том числе и прошедшая знаменитую нерчинскую каторгу, бывший лидер левых эсеров Мария Спиридонова. Последний раз глядя в небо подслеповатыми от многолетних мытарств по царским и советским тюрьмам и ссылкам глазами, о чём она думала, под тихий шелест осеннего листопада? Вспомнились ли ей слова, сказанные спустя месяц после Октября:

«Перед русскими рабочими открываются ещё невиданные в истории горизонты... До сих пор всё рабочее движение неизменно кончалось разгромом. Но теперешнее движение интернационально и потому непобедимо! Нет в мире той силы, которая могла бы погасить огонь революции! Старый мир гибнет. Нарождается новый мир...»

.......................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................

Александр Солженицын всю жизнь искал причину трагедии русской истории ХХ века. Между тем она проста и неизменна – невежество, т.е. отсутствие научного мировоззрения перед исторической необходимостью выхода на путь прогресса.

Это обстоятельство установил ещё первый Всероссийский съезд Советов, заключивший, что в России нет партии, способной ясно указать стране верную дорогу в будущее. «Есть такая партия!» - запальчиво воскликнул вождь большевиков, но это была лишь гипертрофированная претенциозность выскочки-верхогляда...

Однако историческую необходимость выхода на путь подлинного прогресса никто не отменял. Особенно для России...

Наш народ попытался найти дорогу к правде жизни в 1917 и 1991 г.г. Оба раза не получилось. Но это вовсе не означает, что надо плевать на себя и страну, опуская руки.

«Дурное, ошибочное понимание истины, не уничтожает самой истины.» В.Г. Белинский.