Битва за Москву как закономерный финал плана «Барбаросса»

Ровно 70 лет назад, 5 декабря 1941 года, советские войска начали контрнаступление под Москвой, которое окончательно похоронило идею гитлеровского блицкрига и стало одним из поворотных моментов Великой Отечественной войны (подробнее о войне читайте в нашем фронт-проекте).

За прошедшие 70 лет на эту тему написаны тонны различных трудов и исследований. Московская битва расписана буквально по часам и минутам, дана оценка каждому приказу и докладной с той и другой стороны, описаны мельчайшие боестолкновения вплоть до взвода. Т. е. белых пятен в этой истории, казалось бы, уже нет и быть не может. Но почему-то «за кадром» данного исторического события постоянно остается один момент – внятное объяснение того, как вообще стало возможным контрнаступление под Москвой. Почему после всех страшных поражений Красной армии летом-осенью 41-го в декабре вермахт был разгромлен буквально в считаных километрах от стен Кремля?

Традиционные ссылки на суровую русскую зиму и огромные пространства в данном случае абсолютно несостоятельны. Говоря о зиме и бескрайних русских просторах, подобные исследователи фактически подтверждают, что белое – это белое, а не черное, а дважды два – четыре, а не пять, и не более того. По этой логике и на Луне немцам пришлось бы туго, т. к. там нет кислорода. Да и холодно, опять-таки...

Разумеется, разгром немецких войск под Москвой стал возможен благодаря героизму сражающихся частей Красной армии. Но была и другая причина – психологическая. Речь идет о психологии немецких командиров. В последние годы либеральные историки и иже с ними с помощью книг, фильмов и разного рода «сенсационных расследований» пытаются убедить аудиторию в том, что немецкая армия была сильнейшей в мире, немецкие военачальники представляли собой профессионалов до мозга костей, операции вермахта по разгрому частей Красной армии летом-осенью 1941 года являются чуть ли не образцово-показательными и достойны занесения во все учебники по тактике и стратегии. А до этого в Европе были «образцово-показательный» разгром Польши, Франции, Греции и Югославии и блестящая десантная операция на Крите... В общем, вольно или невольно, но немецкому командованию дается не просто высокая, а высочайшая оценка.

Вместе с тем о советском командовании представители либерального лагеря зачастую отзываются пренебрежительно, а то и с плохо скрываемым презрением: дескать, тупое мужичье с тремя классами образования, которое только и умело, что махать шашками да сражаться с тамбовскими крестьянами в гражданскую войну, – вот и все руководители Красной армии. Про Верховного главнокомандующего Сталина и говорить нечего: недоучившийся семинарист, тиран, злыдень и маньяк...

Предположим на минуту, что все было действительно так, как считает либеральная братия: с одной стороны – блистательная немецкая военная элита (практически боги войны), с другой – малообразованные плебеи с генеральскими лампасами во главе с недоучкой-параноиком. Сразу возникает логичный вопрос: как же так получилось, что в декабре 1941 года немецкие солдаты и их выдающиеся военачальники, за которыми стояла не только родная Германия, но и чуть ли не вся Европа, к тому моменту так или иначе работавшая на Рейх, не маршировали по Красной площади, как планировали, а десятками тысяч валялись бездыханными в заснеженных полях под Москвой? Как получилось, что «параноик»-Сталин весной 1945 года принимал поздравления по случаю победоносного завершения войны в Европе, а немногие дожившие до того момента «гениальные» немецкие военачальники куковали на нарах – кто в советском, а кто в англо-американском плену?

Это может показаться достаточно странным, но лучше немецких генералов, полковников, майоров, лейтенантов и рядовых солдат на эти вопросы не ответит никто. И вот почему.

В послевоенные годы бывшие солдаты и офицеры вермахта написали массу воспоминаний о боях на Восточном фронте. Попутно были опубликованы фронтовые дневники многих видных немецких военачальников. И вот что удивительно: практически каждая книга воспоминаний и каждый дневник проникнуты чувством тягостного непонимания – непонимания того, с чем немцы реально столкнулись в России. Создается такое ощущение, что характерной чертой немецкого солдата и офицера был клинический оптимизм, переходящий в не менее клинический инфантилизм.

Взять хотя бы самого Гитлера. Судя по выступлениям Адольфа Алоизыча, он считал войну с СССР своего рода легкой прогулкой в лес по грибы.

«Надежда Англии – Россия и Америка. Если рухнет надежда на Россию, Америка тоже отпадет от Англии. Вывод: Россия должна быть ликвидирована. Чем скорее мы разобьем Россию, тем лучше» (из речи 31 июля 1940 г.).

Или: «Русские уступают нам в вооружении. Русский человек неполноценен. Армия не имеет настоящих командиров. Следует ожидать, что русская армия при первом же ударе германских войск потерпит еще большее поражение, чем армия Франции в 1940 году» (5 декабря 1940 г.).

И еще: «Ныне существует возможность разгромить Россию. Я был бы преступником перед немецким народом, если бы не воспользовался этим» (из речи 30 марта 1941 г.).

Но, может быть, Гитлер один был таким клиническим оптимистом среди руководителей Третьего рейха? Как бы не так. Вот что думал о предстоящей кампании против СССР начальник германского Генерального штаба сухопутных войск Франц Гальдер: «Советская Россия – все равно что оконное стекло: нужно только раз ударить кулаком, и все разлетится в куски».

Уже после войны Гальдер опубликует свой знаменитый дневник, рассказывающий о сражениях 1941-1942 гг. на Восточном фронте. И оптимизма там с каждой страницей будет все меньше и меньше. Пока он не исчезнет окончательно.

Но весной и летом 41-го оптимизм у высшего военного руководства Германии хлестал через край. Вот что Гитлер написал Муссолини буквально за сутки до вторжения в СССР: «Англия проиграла эту войну. Как утопающий, она хватается за любую соломинку, воображая, что это ее спасет. Поражение Франции постоянно устремляет взгляды британских поджигателей войны к месту, с которого они могут возобновить войну, – к Советской России» (21 июня 1941 г.).

Итак, выбор сделан, Рубикон перейден. Чтобы добить «проигравшую» (?!) Англию, надо разгромить СССР. Т. е. наступать на Лондон через Москву. Логично, ничего не скажешь. Впрочем, англосаксы для того и выкормили своего цепного пса – Гитлера, чтобы натравить его на СССР. Другое дело, что хозяева никак не ожидали, что в какой-то момент вышедший из-под контроля «пес» набросится и на них тоже.

Но вернемся к воспоминаниям бонз Третьего рейха. 3 июля 1941 года все тот же Франц Гальдер записал в своем дневнике: «Можно сказать, что задача разгрома главных сил сухопутной русской армии перед Западной Двиной и Днепром выполнена. Поэтому не будет преувеличением сказать, что кампания против России выиграна в течение 14 дней». Само собой, что так же полагает и фюрер: «Я все время стараюсь поставить себя в положение противника. Практически он войну уже проиграл» (4 июля 1941 г.).

Оптимизм Гитлера настолько зашкаливал, что уже 14 июля он приказал начать реорганизацию вермахта и сосредоточить основные усилия на подготовке боевых действий против Англии путем увеличения численности германского военно-морского флота и ВВС за счет сокращения численности сухопутных войск. Гитлер собирался вывести основную часть армий с Восточного фронта в Западную Европу, а для поддержания «порядка» на оккупированных территориях СССР оставить 56 дивизий. Причем вывод германских частей с советской территории планировалось начать уже в августе.

Опять-таки возникает вопрос: могли ли нормальные и трезвомыслящие люди ТАК руководить военными действиями? На чем строился их расчет, и почему немецкие генералы решили, что СССР полностью разбит и уже не сможет оправиться от летних поражений? Все очень просто: расчет немцев строился на все том же оптимизме и клиническом европейском инфантилизме.

Разработчик плана «Барбаросса» и будущий фельдмаршал Фридрих Паулюс, впоследствии сдавшийся в плен в Сталинграде, писал: «Большие людские резервы Советской России из-за недостатка командных кадров и материального снабжения не могут быть полностью использованы». На основании чего Паулюс сделал такой вывод – загадка. Численность населения СССР на начало 40-х годов XX века не была секретом, и элементарный расчет мог бы назвать цифру советского мобилизационного резерва. Но оптимистам-немцам недосуг было заниматься вычислениями на уровне первого класса, и они эту цифру взяли с потолка – 11-12 млн человек.

Но и она им показалась слишком большой, и, учитывая пресловутый «недостаток Красной армии в командных кадрах и материальном снабжении», они уменьшили ее до 6,2 млн человек, т. е. по факту ошиблись ровно в пять раз. Не в два и даже не в три, а в ПЯТЬ раз. Ведь за время войны в ряды Красной армии было призвано почти 34,5 млн человек. Немцы решили, что к осени 41-го Красная армия осталась без резервов, и война окончена, в то время как мобилизационные резервы СССР не были исчерпаны и на четверть. Стоит ли удивляться, что после таких грубейших просчетов блицкриг забуксовал?

Гитлер планировал закончить войну до ноября, парадным маршем пройти по Белоруссии, Украине, Прибалтике, на севере взять Ленинград и соединиться с финнами, затем взять Москву и выйти к Волге в районе Горького, а на юге захватить кавказские месторождения нефти и поставить в войне точку. В 1942 году фюрер уже собирался воевать в Иране и Индии, а Средиземное море превратить во внутреннее германо-итальянское озеро. 25 октября 1941 года он в очередной раз порадовал своих соратников и весь немецкий народ, заявив, что Россия уже никогда не оправится от понесенных потерь и находится на последнем издыхании.

Меж тем Красная армия и ее командование и не думали прекращать сопротивление. Более того, несмотря на действительно катастрофические по меркам любой другой страны потери, сопротивление вермахту все возрастало. А тут началась осенняя распутица, а за ней – и зима. И то, и другое, разумеется, стало для немцев полной неожиданностью. По свидетельству генерала Гюнтера Блюментрита, настольной книгой фельдмаршала фон Клюге, в декабре 41-го назначенного на пост командующего группой армий «Центр», накануне нападения на СССР были мемуары наполеоновского генерала Армана де Коленкура. В своих мемуарах де Коленкур очень красочно расписал все трудности, с которыми столкнулся Наполеон в России, – и осень, и зиму, и мужиков с вилами, готовых при каждом удобном случае воткнуть их в одно место оккупантам. Но фон Клюге, похоже, не придал этому значения, потому что он, как и Гитлер, не планировал воевать в России зимой. По крайней мере, надеялся, что предрешить исход войны получится довольно быстро: «Москва – голова и сердце советской системы. Если мы захватим Москву до наступления холодов, то можно будет считать, что мы для одного года достигли очень многого. Затем нужно будет подумать и о планах на 1942 год».

И вермахт продолжал упрямо рваться к Москве. Хотя уже осенью начались проблемы со снабжением, пополнением резервами и отсутствием теплого зимнего обмундирования: немецких солдат элементарно не во что было переодеть. Дело дошло до того, что пришлось собирать теплые вещи по всей Германии и отправлять их на Восточный фронт. А ведь ранее Гитлер заявлял: «Я не хочу больше слышать этой болтовни о трудностях снабжения наших войск зимой. Никакой зимней кампании не будет. Поэтому я категорически запрещаю говорить мне о зимней кампании».

Но реальность оказалась совсем другой. Вот что писал 21 ноября знаменитый генерал Гейнц Вильгельм Гудериан, командующий 2-й танковой группой: «Страшный холод, жалкие условия расквартирования, недостаток в обмундировании, тяжелые потери в личном составе и материальной части, а также совершенно неудовлетворительное состояние снабжения горючим – все это превращает руководство боевыми операциями в сплошное мучение».

Ему вторит фон Клюге, написавший также в конце ноября следующее: «Боеспособность 57-го и 21-го корпусов настолько упала, что в оперативном отношении они больше не имеют никакого значения. Потери в людях просто колоссальны».

Дальше – больше. 29 ноября на докладе у Гитлера министр по делам вооружений и боеприпасов Тодт заявил, что в военно-экономическом отношении война уже проиграна, и требуется срочное политическое урегулирование (это было сказано Гитлеру, повторяем, уже осенью 1941 года! В этом свете гибель Тодта в авиакатастрофе в феврале 1942 года не выглядит стопроцентно непредумышленной. – Прим. ред.).

Но и это были еще цветочки. Ягодки случились 5 декабря, когда, к немалому изумлению немцев, началось контрнаступление «разгромленной» Красной армии, после чего вермахт ударился в дружное бегство. Если прежде немцы видели звезды Кремля – и наяву, и в грезах – и собирались зимовать в Москве, то после 5 декабря выяснилось, что война только начинается. СССР оказался не колоссом на глиняных ногах, как говорил Гитлер, а той страной, с которой надо было связываться в последнюю очередь. А Бисмарк и вовсе не советовал этого делать ни при каких условиях.

«Наступление на Москву провалилось, – писал Гудериан. – Все жертвы и усилия наших доблестных войск оказались напрасными. Мы потерпели серьезное поражение, которое из-за упрямства верховного командования привело к роковым последствиям». А последствия эти были таковы: Гитлер (как, задолго до него, и Наполеон) оказался в стратегическом тупике. Никаких планов действий в подобной ситуации у вермахта не было, т. к. вероятность поражения попросту не рассматривалась немецкими инфантильными стратегами.

Никто не знал, что делать и с бегущим, бросающим вооружение вермахтом. Пришлось Гитлеру 20 декабря подписывать драконовский указ о создании заградотрядов. В создании заградотрядов либеральные историки дружно отдают пальму первенства Сталину, но факты доказывают обратное: Гитлер начал их использовать еще в декабре 1941 года.

Поражение немцев под Москвой вскрыло целый ряд проблем в планировании и осуществлении операций вермахта. Весь план «Барбаросса» был, по сути, набором трогательно-наивных пожеланий, совершенно исключающих возможность сколь-нибудь серьезных трудностей, с которыми вермахт столкнется в России. Плюс еще мыслящий глобальными категориями Гитлер в середине июля 41-го решил, что война выиграна. Подобная оторванность от реалий и проявилась в преждевременном снижении объемов производства военной продукции, отсутствии теплого обмундирования, неудовлетворительном снабжении и скромным пополнением резервами действующей армии. Все эти факторы и предрешили разгром вермахта под Москвой. Наряду с, естественно, умелыми действиями советского командования и героизмом солдат и офицеров Красной армии.

В то самое время, как Гитлер готовился к покорению Индии и отзывал с Восточного фронта полки и дивизии, Сталин и его генералы и наркомы запустили военную машину СССР на полную мощность и мобилизовали все ресурсы страны. В отличие от Гитлера, они были не инфантильными оптимистами, а реалистами до мозга костей. Вот почему в 1942 году советскому командованию удалось, несмотря на все катастрофы 1941 года, стабилизировать фронт практически на всем его протяжении, и лишь на юге немцы смогли продвинуться до Сталинграда, где и нашли свой конец. В 1943 году вермахт надорвался окончательно, а 1944 год стал зеркальным отражением 1941 года, только все прелести блицкрига, с «котлами» и сгинувшими в них группами армий, теперь познали на собственной шкуре немцы. Впрочем, среди них все равно находились клинические оптимисты, кто и в 1945 году верил в победу Германии…

Главная проблема немецких военачальников и высшего руководства Рейха, повторяем, заключалась в непонимании того, что их ожидает после вторжения в СССР. Они не знали ни численности советских войск, ни точного количества танков, самолетов и пушек, ни советского мобилизационного резерва и уж тем более – реальных возможностей советской промышленности. Они шли даже не воевать, а покорять неполноценных славянских унтерменшей, но, перейдя советскую границу, вермахт столкнулся с наихудшим из всех возможных противников. Это во Франции или Польше война была относительно бескровной и, если так можно выразиться, «цивилизованной». В СССР же все было совсем не так, и немцы к такому обороту оказались совершенно не готовы. В СССР никто не собирался с ними о чем-то договариваться и просить мира, особенно после того, как стало известно о «подвигах» немцев на оккупированных территориях. Война сразу же приобрела чрезвычайно ожесточенный характер, без всяких компромиссов. По воспоминаниям немецких ветеранов, «отправка на Восточный фронт означала отправку прямиком в ад», откуда мало кто возвращался живым и не искалеченным. Вот почему входной билет на территорию СССР стоил немцам, образно говоря, рубль, но за выход пришлось отдать все, что у них было.

«Нападение на Россию было политической ошибкой, и поэтому все военные усилия с самого начала были обречены на провал», – писал генерал вермахта Герман Гот. Прозрение к немецким стратегам пришло слишком поздно.

KM.RU поздравляет ветеранов войны, в т. ч. участников боев за столицу СССР, с 70-летним юбилеем победного контрнаступления Красной армии под Москвой.

Источник: km.ru