"Как умею, как могу . . ."

Как умею, как могу,

С этой жизнью препоганой

Я грызусь, сражаюсь, лгу,

Сил своих не берегу

И зализываю раны!

Здесь «прокол» и там «провал»,

Жду ударов слева, справа:

Кто успел – тот «оторвал»,

Только есть еда – «отрава»!

Как умею, как могу,

Я веду «оттяжку срока» -

Не желаю и врагу

«Попадать в объятья» рока!

Как умею, как могу,

Я судьбине распроклятой

В этой битве помогу

На «последнюю зарплату» . . .

Зря испытывает она

Русское долготерпенье –

У паденья – нету дна –

Перед схваткой гимнов пенье!

А потом – всё позади –

Ты свободен, АБСОЛЮТНО!

Но, по прихоти минутной,

В одиночестве безлюдном,

Сделай милость, погоди,

В «эту даль» не уходи!

Знаешь, в Риме случай был –

Гражданин один – Катон

Вдруг клинок себе вонзил

В сердце, сдерживая стон . . .

«Рассчитался, в общем, с жизнью,

Нам с тобою – не чета!

Мы-то – голь и нищета!

Плакали рабы на тризне . . .

Он уж послужил отчизне –

В тридцать – был героем признан,

Был богат, любим, капризной

Он Фортуны знал успех,

Но на душу принял грех . . .

Был честолюбив и знатен,

Высоко ценил Свободу,

Был манерами приятен,

Речи говорил народу.

Словом, человек достойный,

Он имел, что только можно

В Риме получить, «застойный»

Дух клинок достал из ножен!

Самомнением и Властью

Наделённый свыше меры,

Он в борьбе с жестокой страстью

Потерял остаток веры . . .

Эта страсть сильна – Гордыня

Имя ей – я не желал бы,

Оказаться в той пустыне –

Жар испепеляет скалы,

Ты один и добровольно

Подвергаешь испытаньям,

О которых думать больно,

Тело, душу и сознанье!

Пред подобной силой духа

Надо б преклонить колени,

Выразить восторг, да сухо,

Всё во рту и, честно, - лень мне!

Был великим – слава богу!

Нет великих – измельчали –

Мне «Катоновы печали»

Не дают найти дорогу.

Дух блуждает на распутье,

У последней переправы –

Безысходной веет жутью

Тот, пустынный берег, правый . . .

Всё слышнее звук уключин,

Тихий плеск – Харона лодка,

Я – готов, почти отключен,

По камням спускаюсь ловко:

«Я иду, старик-извозчик»,

Только бы не оглянуться –

В славном Стиксе этой ночью

Мне хотелось «окунуться»!

Вот он, борт ладьи угрюмой –

Стёрт ногой уже ступивших

На него теней из «бывших»

Прежде: радостью и шумом,

Огорчением и болью,

И подорванным здоровьем,

И просыпанною солью,

Бедностью и . . .малокровьем,

И повышенным давленьем,

И утерянною сумкой . .

Тех, кто был с неважным зреньем,

Кто был «псом», а кто-то «сукой!»

И любимых и желанных,

И отверженных изгоев,

Разных: необычных, странных,

Рассуждающих с собою,

И обыкновенных вовсе,

И больших авантюристов,

Тех, кого по свету носит

Дух мятущийся, нечистый,

И поэтов лёгкий дух,

Мрачный, светлый иль незримый –

От Египта и до Рима,

Странствующих пилигримов

Дух прозрачный тих и сух . .

Тех, кто жили на земле,

С совестью в ладу, с законом,

И кто пил, подобно тле,

Сок живых листов зелёных!

И злодеев и убийц

Тени злобные мелькали,

И влиятельнейших лиц,

И потасканных девиц,

И царей на пьедесталах . . .

Всех их, живших до меня,

И со мной одновременно,

Я узнал – судьбу кляня,

Встретиться и непременно

Были просто мы должны

Здесь на этом берегу . . .

Как умею, как могу.

Нету в том моей вины,

Что я с ней, однажды данной,

То – постыло-ненавистной,

А то – до смерти желанной,

За любой цепляясь выступ,

Так борюсь – исход неясен.

В этой, без конца, борьбе –

Путь тернист, тяжёл, опасен –

Лишь один итог прекрасен:

В Схватке, в беге и ходьбе –

Больше нравлюсь я себе!

1992