БЫЛО ДЕЛО

 

                                               О  Д  Н  А  Ж  Д  Ы

 

 

 

      Зазвонил телефон

     - Слушаю.                                                                   

     - Привет.

     - Здорово.

    - Чего звоню-то? Когда в отпуск?

        …

     - Спрашиваю, когда в отпуск собираешься?

     - По-моему я уже тебе отвечал на этот вопрос.

     - И что ты сказал?

     - Я сказал, что я не хочу тебя обманывать.

     - Это как ?

     - Это значит, что если я тебе скажу, что поеду, а на самом деле не поеду, окажусь обманщиком, и наоборот, если скажу, что не поеду, но, вдруг мне повезет, и я поеду, тоже буду выглядеть обманщиком.

     Ему трудно разобраться в применении софийской логики в элементарных вещах. И, он прав. К чему усложнять вещи, если все и так понятно.

     - Что- то старик, я не очень въехал в твою головоломку?

     - Давай так: ты зайди ко мне на пиалу чая и мы поговорим. Мне вообще с тобой нужно поговорить.                                                                                

      Трубку, положив на рычаг, откинулся в кресле. Кресло противно заскрипело, пошатнулось, и только благодаря принятым во время мерам по обеспечению устойчивости пребывания в кресле и взаимодействия кресла и человека, предотвратил неминуемое опрокидывание, так нежелательное в этот момент.

      Параллельно постучали в дверь.

     «Женщина, - подумал я, -  как не во время, лишь бы не врывалась…». Куда там, она вот уже - стоит :

     - Что ты там делаешь?

     - Да вот (чуть не вырвалось – «птичек ловлю»), опять ручка. Раньше, понимаешь, ручки были граненые, положишь, лежит. А этих надо привязывать, вечно норовят под стол покатиться…

     Ясно, что мои объяснения ей показались подозрительными. Тем более в руках у меня была отнюдь не ручка, а фрагмент женского белья, название которого я так и не научился выговаривать.

     - Господи, как у тебя тут жарко. Я сниму плащ, а то совсем испарюсь. Топят – то как, сволочи, а зимой жить без обогревателя невозможно, батареи еле теплые, еще со всех щелей дует. А тут – хоть веником попарься. Слушай, у тебя тапочек нет?

    - Нет. Какие тапочки?

    - И не надо. Я просто сниму сапоги, и буду ходить босиком, ну, в носках. У тебя тут всегда так чисто. Ты что, каждый день языком тут вылизываешь?

      Вроде спросила, но еще и сопровождала свой вопрос гиперболическим движением своего языка, означающим далеко не «вылизывание языком».

      - Ненавижу таких мужиков как ты. Все такие чистоплюи – там не кури, тут не сядь, бегом в ванную… Что с вами происходит? Можешь ничего не говорить, я знаю, что ты скажешь.

      -  Я вообще молчу…

      -  Свиньи, вот что ты скажешь. А мне наплевать, живу - как хочу. Хоть бы чаем угостил или что там у тебя ? Только не говори, что « процесс заварки чая есть осмысленный переход от высшего состояния в низший, и потому требует от личности понимания своего ничтожества».

      - Почему я так должен говорить ?

      - Не знаю. Но, ты вполне способен нести такую чушь. Неужели ты не можешь проще посмотреть на жизнь, ты думаешь, что когда ты, - ты меня слушаешь? – ты начинаешь умничать, вроде «хочу выработать диалектический стиль мышления, чтобы глубже и шире понимать действительность», ты кому-то нравишься, наоборот, ты всех отталкиваешь, никто не хочет слушать твои бредни, и твоя чертовая стерильность, кстати, почему ты не бреешься, как все нормальные мужики, вечно торчишь в ванной и не бреешься, пытаешься подражать этим западным героям, между прочим, среди них такие красивые мужчины попадаются, господи, почему я не родилась…

     - в Афганистане…

     - Фу ты! И что бы я ходила в парандже? Ни за что на свете!

     - Тогда болталась бы на самом крепком суке с табличкой на шее: «Эта девочка занята».

     - Ой-ой-ой! Там и деревьев-то нет!

     - Ради такой как ты они импортировали бы эшафот-экспонат из Пятой Республики!

     - А первые четыре – это в Африке?

     - Обязательно.

     Она задумалась. Копается в мозгах. Думает усиленно, но безуспешно. Поэтому решила обидеться. Она всегда так, не привыкла, чтобы я с ней соглашался. Вечные противники!

     - А у меня к чаю нет ничего.

     Никакой реакции. А что я сказал? Иным только надо угождать, а в этой вселился черт противоречия. Лишь бы ни  по-твоему. Точно пошла бы на эшафот, но уже не пойдет – идея моя.

     - Дорогая…

     - Ты со своей Синеглазой любезничай, небось, ей тоже ноги облизываешь?

     - Тут контора, зайдет кто-нибудь, и вообще, ты зачем заходила-то?

     - Ишь ты, вспомнил. Испугался Синеглазой?

     - Она тут не причем. Просто, не солидно, зайдет некто, а мы с тобой тут любезничаем. И одета ты тоже несоответствующая…

     - Тебе не нравиться?

     - Мне? Конечно, не нравиться! Тебе скоро уже сорок, а ты как ветряная девчонка из ПТУ! Скажи, зачем тебе проиллюстрировать свой пупок, тем более он уже совсем стерся…

     - Что ты можешь понять в женщине, несчастный?

     - Давай закругляться. Сейчас человек зайдет.

     - Ты меня гонишь?

     - Я же на работе.

     - Ну и что? Что, уже к тебе заходить нельзя? Мне кажется, что ты начинаешь наглеть. Ты радуйся, что если зайдет кто-нибудь и увидит такую женщину с тобой, о тебе тут же пойдут легенды.

    -  Все знают про нас. Кроме анекдотов, про нас ничего не ходит. И вообще, неужели ты думаешь, что ты действительная красивая?

    - Вот смотрю на тебя и думаю, сейчас тебе врезать или потом кастрировать?

    - Кстати, на счет кастрюлей. Когда ты мне ее вернешь, скоро уже как десять лет ты ее у меня позаимствовала.

    - Срок давности, дорогой. Забудь о ней.

    - Так приходила-то по делу?

    - Просто. Угости чем-нибудь.

    - Пожевать или…

    - Ни пожевать, ни пососать, просто попить.

    - Кофе, чай, техспирт?

    - Просто кофе.

    - Знаешь где кофе и самовар, сделай сама себе кофе, и мне, пожалуйста.

    - Перед другой, наверное, коршуном летаешь, лишь бы угодить.

    - Но, это клиенты. А с тебя что взять?

    - Я больше, чем клиент.

    - Нуждаюсь в пояснениях.

    - Ты ни в чем не нуждаешься. И не раздражай меня. Мне некуда идти. Куда я пойду, если ни к тебе.

    - Что, выселили за неуплату?

    - Не могут. Мне стало тоскливо. Я к тебе, а ты меня гонишь.

    - Никто гнать тебя тоже не может. Если ты вцепилась, то птичке пропасть.

    - Стареешь и становишься брюзгой, несешь - что попало. Неужели, мы с тобой никогда не поговорим по-человечески?

    - По-человечески – нет. По-дружески – всегда.

    - Ну, друг, тогда рассказывай, что у тебя нового на семейном фронте?

    - Точно подметила. Фронт не выдержал натиска.

    - Что такое?

    - Чего ухмыляешься? Ты - чтоб не знала, не поверю.

    - Да я ничего не знаю! Вот тебе крест! Случилось, что?

    - Случилось, друг ненаглядный, -  мы разошлись.                                                                          

    - Ха-ха-ха! Вы? Разошлись?

    - Вся деревня об этом знает, только ты еще спишь, смотри, проспишь самого интересного.

    - Я всегда знала, что вы не пара. Ты высокомерный осел, а она спокойная , тихая, такая домашняя, только занята тем, что возится , как ты говоришь, с «результатами твоего труда». И ты ее бросил, скотина?

    - Зачем же -«Бросил»!- сразу! Просто разошлись – тихо, мирно, без алиментов, визгов и прочих, чем сопровождается такая процедура. Просто мне нужно пожить немножко отдельно, если серьезно – так диктуют обстоятельства, и как говорит дочь – «кризис среднего возраста».

     - А куда она пойдет? А дети? Ты о них подумал? Просто разошлись! Наверное, какая-то мымра выбила тебя из толку и ты готов ради нее пожертвовать семейным счастьем? Кстати, я, почему об этом узнаю в последнюю очередь?

     - Потому что ты всегда последняя, а очередь движется медленно…

     - Это же долгий процесс – заявления, суды…

     - Бог помог…

     - Не богохульствуй в таком деле!

     - Мой Бог – это взятка. Подмазал кого надо и дело в шляпе.

     - Чтобы ты давал взятку? И в таком деле ?

     - Шучу. Хотел дать, но никто не взял. Сказали, что я никак не похож на взяткодателя.

     - Не юродствуй!

     - Что тут сложного? Когда стороны выразили единодушие, и суд оказался навысоте.

    

   

     - Если бы я тебя не знала вот уже без малого 20 лет, подумала бы, что ты спятил. Значит, затеваешь что-то, и тебе развод необходим как «важное звено в твоей комбинации» - правильно я выразилась?

     - Ты всегда была способной ученицей. Это, во-первых. Потом, это будет фиктивный развод.

     - Так, это что-то новое – фиктивный развод.

     - Почему? Брак накладывает на стороны непомерные обязательства,- речь, конечно, идет о материальной стороне проблемы,- по обязательствам одной стороны должна отвечать и другая сторона. А у меня вечные обязательства, не далек тот день, когда мои кредиторы вынесут все из нашего дома под предлогом раздела доли в общей совместной собственности, без разбора, где мои, а где ее имущество. А моя овечка ничего не скажет, воспримет все это наказание Божье, и будет еще молиться, чтобы все это пошло им впрок.

     - Интересно. Я в тебе часто ошибалась?

     - Не считал.

     - А я считала – ни разу.

     - Ну, ты преувеличиваешь.

     - Ты знаешь, почему многие, я в том числе, считают тебя ослом?

     - Принято ишака считать ослом.

     - Потому что ты ни разу не сделал то, что не должен был сделать и всегда поступаешь так, как ты должен поступать. Хотя и часто ходишь туда, где не раз тонул в болоте. Такое впечатление, что все это тебе нравится.

     - Что – все?

     - Твоя чертовая жизнь! 20 лет назад ни у кого не было таких прекрасных перспектив, как у тебя! Молодой, красивый, спортсмен, умница, с дипломом одного из самых престижных вузов страны ! А начинал – то как? Все думали, что если так пойдет, скоро ты будешь одним из знаменитостей…

     - Слава Богу, что остановили…

     - А кто в этом был виноват? За ночь изменилось все твое мировоззрение! Утром тебя было не узнать! Все думали, что ты сошел с ума!

      - Что-то все стали много думать…

      - В том числе и я. Ты считаешь, что твои достоинства есть твои недостатки. И наоборот. Хочешь, скажу какой самый главный недостаток у тебя? Только не обижайся…

      - Уже обиделся. Вози воду...

      - Так вот, ты считаешь,  да что там считаешь, ты просто чертовски убежден, и это твое убеждение возведено в абсолют, что ты самый честный человек в мире! Ты просто великий специалист по разграничению добра и зла! Только один ты знаешь - что такое хорошо, а что такое плохо! Только тебе дана способность разобраться в людях! Смотрите на него! – «Я с одного взгляда определяю – честный человек он или мерзавец». А твоя эта глупая теория о мерзавцах! «Я их классифицирую в несколько категории»! Что ты там о них написал? «Товарищи! Мерзавец  - это  околочеловечный индивид (откуда такое слово?), идентифицирующий себя в человеческом обществе наряду с членами этого социума, благодаря своему случайному пребыванию в нем и подражающий человекам в повседневной их жизни по поведению, речи и даже культуре, но превзошедший их в перечисленных качествах с отрицательным коэффициентом»! Ну, умора! Это все еще ничего, если бы ты на вопрос «А кто же, по Вашему мнению, подпадает под эту категорию в нашем коллективе?», не ответил: «Наш так называемый коллектив (и ты сделал ударение на «о»), из-за большого вливания в него как в отстойник критического количества вышеупомянутых опарышей, превратился, причем давно, в Большого Мерзавца!» Я вспоминаю немую сцену ошарашенных людей и твою самодовольную физиономию, как будто ты только что показал нам великий фокус. Естественно, ближайшая задача любого начальства должна была заключаться в том, что вышвырнуть тебя « за шиворот за ворот». Что они и сделали. Честь им и хвала.

     - Аллилуйя!!!

     - Вот именно! Говорят, кстати, это ты сам говоришь, когда козел почует запах смерти, он начинает затевать игру с палкой чабана…

     - Хорошая у тебя память…

     -… и ты как бессловесный баран перед кинжалом мясника…

     - Все равно у барана нет выбора, лучше оттянуть удовольствие.

     - И ты оттягивал. Сколько ты в дурака валял после этого? Лет 5 или 6! Тебя никак не могли уволить. Как думаешь, они не хотели или не могли?

     - Низы не хотели, а верхи не могли. Ситуация была революционной. Мое увольнение означало бы Октябрь местного масштаба. И потом, мне уже нравилась роль придворного шута, а начальство считало, что нельзя подавить демократию даже в отдельном взятом «коллективе пауков в банке». Шуту можно все, кроме оскорблений, тем более я на такого не способен, вреда от меня никакого не было, пользы тем более, правда, ради приличия, частенько наказывали, да вроде и покровительствовали. Шкурой чуял. Потому и долго просуществовал. Между прочим, когда я уходил, ты плакала.

     - Я и сейчас плачу. Ты просто сгинул на моих глазах.

     - Еще нет.

     - Значит, сгинешь.

     - Это естественный финал человечества.

     - Но не человека! Человек рождается в достоинстве, живет достойно и должен умереть так же.

     - И достойные похороны.

     - И достойные похороны! Человек не может вот так уйти…

     - … и не возвращаться.

     -… не оставив после себя никакой памяти.

     - У некоторых есть даже памятники. Это разве не одно и то же?

     - Да. Памятник живет долго, чем память о человеке. Со временем из памяти стирается все о человеке, а бронзовая болванка живет на века и напоминает нам о ее оригинале. Мы никого не вспоминаем, и никто нас не будет вспоминать.

     - А смысл?

     - Один. Память – это продолжение человека…

     -… с ненасильственными способами.

     -… в идеальном мире для него. Представь себе, что после тебя пустота ничем не восполнимая, а память эту пустоту заполняет.

     - И мне становится от этого тепло и уютно в холодной и сырой могиле.

     - Память – это нематериальное благо, духовная собственность. Твоя собственность, но тебе не принадлежащая.

     - А как же споры наследников?

     - Вряд ли твои Синеглазая и дочь будут возмущаться оттого, что я храню о тебе память. Тем более они могут и об этом не знать – я буду страдать о тебе молча.

     - Может, хватит страдать из-за меня. Давай я за тебя буду страдать, тем более для меня это привычное занятие.

     - Не переживай. Я не из тех, кто распускает нюни, и требуют к себе сострадания.

     - А христианская наша добродетель?

     - Я тебе умоляю! Нужно быть к себе жестким и тогда не будешь так переживать за судьбу человечества.

     - А-а...

     - И за судьбу ближнего - тоже. Ты видишь , что творит моя любимая сестренка. Почему у нее нет ни капли чувства сострадания ко мне? Она и разрушила мою жизнь…

     - Что ты не замужем до сих пор?

     - Да! Если бы я тебя не знала как облупленного, Деревенский, я бы решила, что это ты виноват в том, что моя личная жизнь не сложилась. Ведь я могла умереть в 22 года, но ты меня , сволочь, спас. Сколько же ты со мной возился? Кстати, зачем ты это делал?

     - Слушай, Володкович , ты мне надоела! Вот уже 15 лет каждый наш разговор заканчивается тем, что ты мне задаешь этот дурацкий вопрос, и я тебя посылаю к черту! Неужели тебе самой не надоела?

     - Но я же хочу знать…

     - Ты все знаешь. Да, я был влюблен в тебя, больше того, я жизнь свою не мог представить без тебя. Ты мне нравилась во всем своем безобразии – ни грамма ума, ни красоты, смеялась - как ослица ревела, но что-то чертовски в тебе меня привлекало, наверное, твоя натура – первозданная, чистая, без примесей…

     - Скажи еще, что без суррогатов.

     - И без суррогатов. Когда все были против меня, единственная ты встала и благодаря своей природной глупости активно стала меня защищать. Между прочим, за это тебе здорово перепадало после этого, хе-хе-хе.

     - Эх ты. Друг называется. Я в огонь и воду из-за него, а он надо мной хихикает.

     - Кстати, на счет дружбы…

     - Заткнись, Деревенский!

     - А что я, я ничего. Давно хотел тебя спросить…

     - …и стеснялся.

     - Почему Природа бессильна перед нами?

     - Что свое не берет?

     - Что-то вроде этого.

     - «Что-то вроде этого!» Тебе только повода давай! Тут же покажешь свою силу перед природой. Я ценю нашу дружбу и дорожу. И ты цени. И дорожи.

     - Ценю. Дорожу.

     - И хватит мне задавать один и тот же вопрос вот уже 15 лет!

     - Ничья, значит?

     - Все наше! Наша история, наша память о нашей молодости. Правильно ты сделал, что не женился на мне, я действительно могла тебя предать. Как ты сказал : «Кто-то рождается в рубашке, а ты без пояса верности». Но, все равно я к тебе вернулась. Как Друг.

     - Но, Синеглазая, как ты говоришь, не верит в нашу безвозмездную дружбу. И немножко тебя не любит.

     - Но она же женщина! Я ее отлично понимаю. На ее месте любая думала бы так же. К ней у меня вопросов нет.

     - Разумеется, разве недостаточно, что «увела» меня от нее?

     - Ты как мужчина меня никогда не интересовал. Мне всегда интересно с тобой. Я уже жить не могу без твоих издевательств. И ты этим злоупотребляешь. Разве можно себе представить, что ты в моем присутствии флиртуешь с другой, и если не моя истерика, ты наверняка увел бы ее в свою берлогу  - увеличить численность населения, чтобы тебя поразил гром!

     - Имею полное право!

     - Я сейчас тебе глаза выцарапаю!

     - Да пропади ты! Сколько раз мы с тобой ходили вместе по разным этим местам, и всегда я возвращался один, а ты куда-то пропадала! Увидев хоть один раз меня с тобой вместе, никто на меня не клевал, все боялись, что ты им «глаза выцарапаешь». А потом сама исчезала, оставив меня С носом. Что, тебе можно, а мне нельзя?

     - Тебе нельзя, несчастный! Ты этим предаешь нашу дружбу! Ты знаешь, как я ревную тебя другим, даже Синеглазой! Только Богу известно, как я страдаю, представившись, как ты с кем- то обнимаешься, ни то что, увижу. Этого я никогда не допущу! И знай, мерзавец, я люблю твою семью, и не позволю ее разрушать. Ты всегда пытаешься испустить пар на стороне, вы все такие, но, запомни , я тебя когда-нибудь жестоко покараю, и, вообще, убирайся, я тебя видеть не могу!

     - Да плевать хотел я на такую дружбу, если я во всем ограничен и не могу себе  снять девочку,   надеться на  поддержку друга, в случае чего! Надо же, ей можно, а мне нет! Какая наглость! Если ты как педик, не любишь женщин, то про меня говорить об этом не приходиться, и я хочу иметь друга мужика, а не бабу, у-у-у-у-у !!!

     Внезапно наш диалог завершился. Пока я выл как шакал от злости, не заметил, как она встала со своего места и совершила через стол неописуемый прыжок, сметав все со стола. Случайное мое движение около пяти градусов влево, спасло мой правый глаз от летающих прямо в него двух скрещенных пальцев правой ее руки. Ничего не сообразив, я решил уползти под стол, пока она валялась на полу после громкого и визгливого падения под тяжестью собственного веса. Видимо, ударилась прилично, что тоже отразилось в способности соображать. Тут меня подвела моя самонадеянность. Я- то думал, что она заплачет или что-то в этом роде и, уже готовился извиняться, но вдруг, откуда возьмись, она своей мощной левой длинной ногой нанесла мне удар с положения лежа прямо в мою тупую голову, когда я неосторожно высовывал ее посмотреть как она там. И посмотрел! Удар пришелся прямо мне в лоб и голова моя откинулась резко назад и ударилась на выдвигающийся ящик стола, так неосторожно открытый в этот момент. От удара затылком я на миг потерял сознание. Когда очнулся, она стояла передо мной на коленях и пыталась взять меня за грудки. Я прекрасно знал, что это означает. Она собиралась нанести мне удар головой в нос! Этого нельзя было допускать ни в коем случае! И этого можно было сделать только одним способом. Я сделал вид, что все еще нахожусь без сознания и не могу пошевелиться. Кряхтя и тяжело дышась, она все еще на коленях, стала сворачивать лацканы моего пиджака, и, убедившись, что ее позиция позволяют превратить в жизнь задуманное, и, ориентируясь поймать мою безжизненно качающуюся голову в одной стационарной точке, в такт качаясь своей головой, вдохнув, она со всей своей мощью нанесла удар головой на уровне моего заветного носа. Скорее инстинктивно, чем визуально,- в таких случаях, у человека мобилизуются все скрытые резервы,- я, резко остановил качающуюся как будто безжизненную голову на левой минимальной точке амплитуды движения, и также резко отбросил ее вправо. И только успел заметить одной пятой частью своего левого бокового зрения,  ее голова, как выпущенный из ствола снаряд, которого остановить более было невозможно, со всей своей стремительностью обрушилась на… так удачно открытый в этот момент верхний ящик стола! Удар был такой силой, что ящик стола если и не сломался, то, во всяком случае, получил приличную трещину. Я зажмурился и втянул голову в плечи. Если от удара о ящик с ней ничего не случилось, значит, она сейчас же со мной покончит. Но, прошло слишком много времени. Она не двигалась. Что за черт? Я медленно начал вытягивать голову из плеч, чтобы посмотреть, как она тут. Расстояние-то между нами можно было исчислять сантиметрами. То, что увидел, повергло меня в шок. Она также стоит на коленях, руки опущены вдоль тела и свисают до пола, а голова как ударилась о ящик стола, так и осталась припечатанной в таком положении! Что делать? А если зайдет кто? Чтобы мне выйти из-под стола, необходимо ее побеспокоить. Но, как? А если она мертва? Что за дурацкая мысль? А все-таки? Место происшествия должно оставаться неизменным, я этого точно знал. «Вы тут ничего не трогали?» - первый вопрос любого детектива. Какой детектив, черт возьми? По-меньшей мере, надо выходит из-под стола. А потом думать, что делать. Нет, как я потом буду объяснять, что все было именно так, а не иначе. Если потом повторить эту ситуацию опытным путем, - а это называется следственный эксперимент,- вряд ли я смогу это повторить, и ясно, что никто мне не поверит. Труп у меня в конторе! Тем более о наших взаимоотношениях осведомлены все. Именно по той части, насколько мы ненавидим друг друга. Мне не раз говорили, что я с ней еще расхлябаюсь сполна. В самом деле, какая дружба между мужиком и бабой? Причем, мужик женат и имеет детей. А про таких баб говорят, что у нее ветер в голове. Честно говоря, Синеглазая, как любит говорить эта Володкович, никогда и особенно-то не драматизировала наши взаимоотношения. Когда мы поженились, я уже знал Володкович вот уже почти пять лет. А жену я не знал вовсе. То есть знал, но с детства. Потом я ушел в солдаты, так говорят у нас в деревне, после, университет, ну и в таком духе. Типичная ситуация. А когда я ее увидел, через много лет, даже не узнал, а узнав, сделал предложение, от которого, ясно, что она не отказалась, но зря, ибо, когда я ей рассказывал, что по-большому счету я негодяй, - вот в чем была права Володкович -, она это восприняла как за очередную мою внеочередную шутку. Если верить характеристике, что давала мне Володкович, которая в странной позе занимает нишу возле моего рабочего стола, я действительно был из себя ничего. Они и познакомились на нашей свадьбе. Узнав, что я женюсь, она не поленилась и прилетела с первым же самолетом. Там были какие-то пересуды, на которых я не обращал внимания, - где видано, подруга на свадьбу пришла! - но, Володкович быстро инициативу взяла в руки, и уже через несколько часов, все готовы были клясться с ее здоровьем и принести за нее жертву. Новоявленная невеста то и между делом пыталась хоть что-то уловить в движениях и словах Володкович, чтобы свадьбу превратить в фарс и уйти с гордо поднятой головой, но это ей никак не удавалось, чему свидетельствовали поцелуи в следующий день о вечной дружбе между народами. Больше имела право моя мать, рассвирепеть от такого нахальства непонятной и неизвестной ей женщины, налево и направо хозяйничающей в ее доме и пытающейся заменять ее в роли матери единственного беспутного сына. Только наш совпадаюшийся возраст исключал моей маме думать о том, что у ее сына есть другая мать, и скоро она с этим смирилась, тем более, повторяю, Володкович шла напролом как танк и умела очаровывать всех на своем пути. Этому было единственное объяснение : она была во всем своем бескорыстии и великолепии, она была искренна и открыта, ее улыбка, голос и прекрасное произношение обезоруживали всех. С ней было опасно враждовать – она могла превратить любого в объект насмешек. Володкович, казалось бы, знала все анекдоты в мире, и точно могла тут же выдать подходящий анекдот по ситуации. И каждый это чувствовал и точно знал, поэтому держался от нее подальше. А теперь это несчастное создание превратилось в нечто подобие куклы и свисает с моего письменного стола, и страх перед следователем не позволяет мне отодвинуть ее в сторону, чтобы, хотя бы самому выйти отсюда и доложить о случившемся. Черт побери! Конечно, нужно сообщить! Может, ее нужна медпомощь? Идиот! Кретин! Я осторожно взял ее за талию и как мог, попытался отодвинуть чуть в сторонку, чтобы высвободиться…

     - Не трогай меня!

     Я обомлел. Нет, не показалось. Чувствую ее дыхания, даже температуру ее тела. Тело крепкое. Результат тренировок в тренажерном зале. А я уже размышлял о ней как о прошедшем времени.

     - Прошу, не трогай.

     - Нам надо вставать, вдруг зайдет кто-нибудь.

     - Не зайдет. Я там повесила табличку, что тебя сегодня нет, и дверь захлопнула.

     - Мы – два идиота, что мы творим, ведь так нельзя. Я думал, что от удара скончалась.

     - Ящик амортизировал удар. Но, мне все равно было очень больно. И сейчас голова трещит. Помоги мне встать. Сама не смогу.

      Она повернулась и села на пол. Волосы были разбросаны по лицу. Платье было порвано в двух местах. Нижнее белье беззастенчиво торчало наружу. Я невольно остановил взгляд.

     - Не туда смотришь.

     Тут же я пытался неловким движением прикрыть ее прелести. Ясно, что это мне не удавалось. Вдруг меня осенило : наблюдает за мной!

     - Извини, я машинально.

     - Что у меня со лбом?

     Я убрал волосы. Ого! Вот это шишка!

     - Растет шишка. Но, крови нет. Значит уже хорошо.

     - Это плохо. Кровь сгустится внутри, и шишка может остаться пожизненно.

     - Что предлагаешь?

     - Ты мне сделаешь маленький разрез, чтобы спустить кровь.

     - Не надо было полениться, и бить сильнее.

     - Я изо всех сил.

     - Как же ты меня ненавидишь…

     - Зато ты меня пожираешь глазами.

     - Это я могу себе позволить.

     - Да, я обессилена. И в твоей власти. Даже пальцем не могу пошевелиться. Другой такой ситуации у тебя не будет, Деревенский!

     - Не искушай. Виновата будешь сама. А я буду ненавидеть себя всю жизнь.

     - Ты знаешь, что фригидна?

     - Нет. То есть , да. Нет, откуда? Что за дурацкий вопрос?

     - Если бы ты знал, что какое это несчастие. Все что я делаю или не делаю, направлено на компенсацию этого чертового отсутствующего чувства. Чем больше я изображаю и вылезаю из кожи вон, тем больше у меня притупляется чувство сближения с мужчиной. Ненавижу это слово – оргазм! Ведь, что это такое, в сущности, я не знаю, и не имею право ненавидеть его. Поэтому я ревную всех и вся, даже тебя, друга, к твоей Синеглазой. Я знаю, что она темпераментная женщина, и поэтому не могу ее видеть. И ничего собой не могу поделать. Единственное утешает, что могу тебе об этом признаваться и выслушать твои издевки. Другого убила бы, а вот тебя, рука не поднимается…

     - Ты умная женщина, поэтому со мной работаешь головой…

     - А ведь этому есть причина. Не догадываешься? По твоим идиотским взглядам ясно, что нет. Посмотри мне в глаза! Что ты там видишь? Видишь эту тоску и печаль? А видишь ,какая любовь там запрятана? Я хочу эту любовь отдать всецело человеку, которого люблю, но не могу этого сделать. Я не имею власти над собой. Все что я делаю, это только внешние проявления моей неустроенности, неудовлетворенности, слабости, которых я пытаюсь выдать в ином свете, что означает самообман и обман окружающих. Посмотри на меня, я тебе разрешаю. Разве я не красива? Не обращай внимание на шишку. Она пройдет. И моя красота тоже пройдет. Шишку ты разрежешь, и пусть от нее останется маленький шрамчик. Будет о тебе напоминание. Я буду любить этот шрамчик, как твой лучший подарок. Как хорошо мне здесь с тобой! Никогда не думала, что вот так, сидя под столом, тебе буду исповедоваться. А как же красота моя? Для кого она? Что тебе в меня больше всего привлекает? Моя грудь! Вот она! Посмотри! К черту этот бюсгалтер! Смотри, потрогай, ну, потрогай же, не бойся, руки не отсохнут! Что чувствуешь? Что хлопаешь глазами, как корова! Не бойся, не силиконовые. Чисто природные. Бог дал! Правда, за какие заслуги, не знаю. В последний раз их трогал один мальчик, впрочем, и в первый раз, еще в школе, больше двадцати лет назад. Потом один врач под предлогом пытался пощупать их, наверное, он до сих пор это вспоминает с ужасом – я хотела ему отрезать член. Он бегал по больнице и орал, как будто уже отрезанный. Ну, нравиться? Вижу, понравилось. Потрогай вот здесь. Да не бойся ты, бедолага. Как же ты оказывается, меня боишься! Для непосвященных скажу, что это называется холмиком Венеры. Тут у меня всегда идеальная чистота и порядок, ты мог бы оценить. Но, не обольщайся. Просто, наслаждайся моей благосклонностью и удачно подвернувшейся судьбой. Как тебе мой животик? Ни единого целлюлита! Вообще нигде! Видишь, какие крепкие у меня ноги! И ровные! Любая восемнадцатилетняя позавидовала бы! Ведь, и завидуют! А тетках вообще говорить не приходиться. Слушай, что-то мне становится не по себе. Ты что со мной сделал? Нет-нет, не убирай! Дави еще сильнее! Обеими руками, кретин! И ноги мои держи! Они меня не слушаются! Возьми мой сосок! Языком! Нет губами! Зубами! Держи крепче! Сжимай покрепче лобок! Пальцем, дурак, пальцем стимулируй клитор! Не смотри туда, убью! Ахх! Что это? Меня током ударило! Что тут у тебя торчат провода! Решил меня убить? Нет! Возьми другой сосок! Что, совсем дебил, почему я тебе должна сказать, что делать? Покрепче! Дави! Раздави! Скотина! Я тебя ненавижу! Пошел ты! Я кончаю! Я кончаю! Я кончаю! А-а-а-а-а-а !!! Ма – маааааа!!!  Ооо – хххх!!! Умруууу !!! Умираю!...Улетаю… Прощай, Деревенский…

     Ну что, дорогой читатель, вы не забыли, что я тоже участвовал в процессе вышеупомянутого события. Не было ни реальной возможности, ни желания перебивать женщину, которая впервые себя открывала. Обстановка и прочие атрибуты в таких случаях ровным счетом не имеют никакого значения. То, что произошло – это открытие из области медицины. Я не в состоянии дать физиологическую оценку метаморфозе, происходившей с женщиной. Понял только одно – только что Володкович стала женщиной! Она впервые в жизни испытала оргазм! Я не знаю, сколько времени продлились ее счастливые моменты. То, что не много, к сожалению – это факт. Да и не мало! Если вы обратили внимание, в каком положении я находился и какие команды выполнял без всякой видимой взаимосвязи и последовательности, но добросовестно и качественно, но, при этом сам чуть не лишился жизни, ибо когда я был прижать губами к ее правой соске с сильными ее руками и не мог пошевелиться и дышать, моя жизнь действительно была на грани и мы могли «улететь» вместе. Понимая все значение состояния женщины, в тот момент я окончательно принял решение «умру, но заставлю ее испытать оргазм». Мне повезло, что я выкарабкался и она «улетела». Столько сил в жизни я еще выкладывал за такой короткий промежуток времени, чтобы достичь поставленной цели. И вот она – «цель» - выглядит мертвее мертвого. Мертвее, чем когда она ударилась головой. На лице благородная маска посетившего ее Великого Счастья. И как она после этого похорошела! Даже не узнать! Как лицо может измениться! Черт возьми, а где же шишка? Вот чудеса! Кто поверит? Возникло острое желание выбежать и вызвать всех, – посмотрите, какие чудеса бывают на свете! Под моим рабочим столом! Далеко ходить не надо. Просто, нагнитесь и посмотрите. «Вот, дурак», - подумал я, - надо же додуматься до такого. Вмиг представил, как народ толпится в моем кабинете, и смотрят на нас, среди них, разумеется, и Синеглазая, и я глупо им ухмыляюсь…

     - Ухмыляйся, Деревенский, ты имеешь на это право…

     - Слушай, Володкович, что, по-твоему, это было? – решил я притвориться неосведомленным.

     - Хорошо, что ты сидишь как истукан…

     - То есть?

     - Хорошо, что не убегаешь. И это было бы уже неважно. Ты все равно больше никуда не уйдешь. Ты мой бог, то, что сделал ты, это достойно богов. Неужели ты довел меня до оргазма? И это был оргазм? Наверное, на свете для женщины не может быть лучшего, чем испытание такого наслаждения. Как я страдала всю жизнь! А ты где был за все это время?

     - Если лет пятнадцать назад ты пыталась бы удариться головой в куда-нибудь потверже, наверное, у тебя не было бы таких проблем.

     - А где моя шишка? Что ты с ней сделал?

     - Ты ни только избавилась от шишки, но и от многих других своих недостатков, следовательно, приобрело много других добродетелей.

      Она взяла мои руки в свои :

     - Может, мы останемся жить здесь, у тебя под столом. В жизни у меня больше нет никакого пожелания.

     Я не успел ответить.

     - Не говори ничего. Или удави меня тут же или сделай то же, что сделал со мной несколько минут назад.

     - Ведь удавлю же…

     - Удави…

     Я снова правую руку засунул в ее прекрасные шелковые трусики и начал стимулировать ее Венеру. Истины ради скажу, что там было как после ливня – кругом влажность.

     - Мне в глаза смотри, - прошептала она.

     Наши глаза встретились. В ее глазах стояли мольба и страстное желание умереть во имя сладострастия. Такие противоречивые чувства обычно мешают сосредоточиться на главном. Вдруг ее тело задергалось, она резко растянула ноги под столом, схватила меня за шею и вцепилась губами к моим губам, к тому времени обсохшим и растрескавшимся от нехватки влаги. Хотя и сам чуть не тонул во влажном климате. В отличии от первого раза, она свои эмоции не так ярко выражала – как когда-то читал – «пищала как пейджер», - и это меня немного настораживало. Вдруг это больше не повторится? Не успел я закончить мысли, о, - вот они- родимые возгласы ! – стали обрушиваться на мои голову беспрерывным потоком! Она откинула голову назад, двумя руками схватила за ножки стола, и давай, обзывать меня последними словами. Надо же такому быть! Я тут стараюсь изо всех сил, в экстремальных условиях можно сказать, что даже рискую жизнью, а она меня крыт как последняя уличная девка. Не успел я обидеться, как вообще я мог обидеться, если я был занять практически всеми частями тела, и думать не мог ни в при каких обстоятельствах, вдруг она перевернулась и вынудила меня убрать руку из ее трусиков :

     - Сейчас ты меня трахнешь по полной программе! – и стала снимать с себя заветные трусики, - ты это сделаешь. Это будет не измена ни жене твоей, ни нашей дружбе. Ты просто предотвратишь взрыв, который вот-вот разнесет меня в куски, я как на вулкане. Ну, давай же!

     Каким-то невероятным образом ей удалось избавиться от трусиков. Попробуй в такой обстановке сделать лишнего телодвижения. Тут же перед моим узором появились врата в рай – в самых сладких грезах я никогда не мог бы вообразить себе наличия подобного органического сочетания ее прелести с ножками и попкой, такого симметрического построения божественного тела. Ее порывы, позывы и энергия наконец-то полностью передались и мне, и мне показалось, что мы стали единое целое. Хотя она еще и возилась с моими штанами, чуть не срывая молнию и ремень на них, я чувствовал, как будто я уже вхожу в нее. Кажется, я сам сейчас взорвусь! Как  нибудь нам удалось избавиться и от штанов, и от моих семейных трусов. Наверное, такую сцену можно встретить не часто : она стоит в коленно-локтевом положении, попкой выше, чем голова, разумеется с голой попкой, и красивой попкой, а я сижу тоже, понимаешь, голой попкой на полу, но, зато в рубашке, галстуке и пиджаке, и у меня небесный ствол под 45 градусом смотрит как дальнобойное орудие прямо в глаза ей или она смотрит прямо в него, что одно и то же, а может они просто смотрят друг на друга… Она как завороженная, как перед удавом, не моргая с минуту, посмотрела на мой ствол, словно решая, как с ним поступить. И, в конце концов, приняла очень даже верное решение – очень медленно опустила голову на него и начала язычком проводить по головке. Одновременно взяла обеими руками за мошонки и стала и массировать. Я, тоже как завороженный, прислонившись к столу, с великим преудовольствием наблюдал как, во-первых, я стал мерзавцем, а во-вторых, как везет этому мерзавцу. Она вздохнула и глубоко вонзила ствол в рот. Задержав дыхание, она с полминуты всецело проглотила его и медленно начала отпускать. Внезапно я понял, что сейчас произойдет то, что любой мужчина пытается предотвратить : извержение вулкана без предупреждения!

     - Я сейчас кончу! – застонал я.

     - Давай мне в рот – я проглочу все.

     - Будет тройная порция, захлебнешься.

     - Я съем тебя целиком.

     Она снова взяла «дальнобойщика» в рот и приступила к сосательным движениям. Через несколько секунд все мое тело пришло в движение – вся моя внутренняя кибернетическая энергия разом устремилась вниз к выходу, оккупированному красивыми и пухлыми губами и готовому принять всю эту энергию прекрасной ротовой полостью.

     Я заорал:

     - Только не задерживай во рту!

     Потом она мне скажет, что я действительно идиот, вместе того, чтобы оросить ее с ног до головы этой прекрасной живительной влагой, заставил проглотить ее, и она, действительно, чуть не захлебнулась. «Я же говорил», - ухмылялся я победоносно.

     Я кончал ей в рот в течение не менее тридцати секунд и это запросто можно отнести к рекордному достижению. Хорошо, что я ее проинструктировал относительно количественных критерий семяизвержения. По-меньшей мере, как мне показалось, она сделала более десяти глотков, как жаждущий после тяжелого перехода пустыни. «Неужели ее вырвет? - обеспокоился я, - у нее появится отвращение». Нет, она отлично выдержала этот экзамен и с честью вышла из него:

     - И это все?

       Я хотел что-то сказать, но не смог. Во рту было сухо и горло пересохло.

     - Чего ты там мычишь?

     - Попить бы, - еле выговорил я.

     - А мне не надо, - ехидно сказала она и снова взяла теряющего на глазах своего былого величия моего орудия и продолжила сосать.

     - Прошу тебя, осторожно. Мне больно.

     - А я подумала, что на седьмом небе от счастья.

     - Уже приземлился. Жестко.

     - Ну, ты даешь, Деревенский. Откуда у тебя столько спермы в спермфонде?

     - Спермфонд? Что за слово?

     - Господи, что за день сегодня? Такого счастья я за всю свою жизнь не испытывала. Даже другу успела угодить.

     - У тебя больше нет друга.

     - Давай об этом не сейчас. Я требую продолжения. Может, это последний день в моей жизни. Я хочу все больше и больше. Я хочу тебя. Я хочу, чтобы ты меня трахал сегодня так, чтобы я себе представить не могла. Во все щели! Во все дырки! Если не хватить дырок, просверлить и трахать! Трахать все мои клетки! Миллиарды раз!

      Тут я разразился хохотом. Я понимал, что  означает сегодняшняя ситуация для нее. Со времен полового созревания, она ни разу не испытывала подобного. И ей хотелось немедленно наверстать упущенного. Здесь и сейчас!

     - Позволь мне сходить за водичкой, сил нет терпеть, - промолвил я.

     - Трахни меня и иди куда хочешь,- снова заблестели ее глаза.

     - Мне нужно для восстановления сил хоть немного времени, - обессилено сказал я.

     - Я сейчас вдохну в тебя новых сил, - уверенно сказала она.

     - Это, каким же образом? – спросил я.

     - Наслаждайся созерцанием голой попки, пока я снова не подниму безвременно скисшего твоего друга.

     - Мой друг – это  твой друг. Тем более, раз ты потеряла меня как друга, но, взамен получила другого.

     - Что ж, меня вполне устраивает мой новый друг.

     И она снова прильнула губами к своему новому другу. А новый друг, он же старый мой друг, к чести его будет сказано, не подвел – тут же адекватно отреагировал на облизывающий его язычок и ласкающие его губы и через несколько секунд был готов к новым свершениям. Она, хотя и не очень умело (откуда я это знаю?), но так сладострастно сосала и чмокалась, что я решил взять на этот раз инициативу :

     - Может пора мне всадить в тебя до самих корней?

     - Ну, наконец-то догадался!

     -Только придется покинуть наше убежище, здесь не слишком удобно принуждать твоего друга продемонстрировать его дополнительные возможности.

     Она молча встала и потянула меня за собой. Как хорошо! Что я делал до сих пор под этим чертовым столом? Интересно, на кого я похож?

     - Войдешь в меня сзади, только помедленее. Дай я его смажу еще раз. Вот стоит, так стоит, молодец, друг!

      Она встала на колени, двумя руками взяла за основание своего друга, глядя мне в глаза, снова и снова начала сосать его. Вдруг резко встала, повернулась и согнулась с резким криком:

    - Ну, всади, негодяй!

    Я осторожно раздвинул ей ягодицы, согнул немного колени и медленно начал направлять ствол в пока неизвестном мне направлении. И почувствовал, что он задержался в точке, выше, чем я собирался входить. «Это называется анус, дорогая», - пришла дурацкая мысль. Хотел было ее отогнать, чтобы не мешала, она заорала:

    - Ну, давай, давай, чего же ты ждешь, я уже кончаю!

    Неужели она хочет сказать, и хотела сказать, когда говорила, что войдешь в меня сзади, чтобы я отимел ее в задний проход.

Фу, какая гадость! Ну, животное! Нет, животное, на такое не способно, только сука на это способна!

    - Ты хочешь сказать…

    - Давай, животное! Сука!

    Ни хрена себе! Она читает мои мысли!

    - Я … сейчас… секундочку… «Какого черта медлишь, баран, засади и дело с концом!» - успел подумать я, и медленно начал головку друга впихать в ее чертовски узкую розовую дырочку под научным называнием анальное отверстие. Она повернула голову и глядя мне сказала:

    - Сделай так, чтобы мне было больно.

     «Хорошо, дорогая. Я сделаю все, чтобы тебе было… Больно?» Не ослышался ли я?

    - Я хочу, чтобы ты сделал мне больно.

    Черт! Ну, как? Я никогда в жизни не занимался анальным сексом. Мне претит, то что не соответствует естественным взаимоотношениям мужчины и женщины. Честно говоря, оральным сексом у меня дела обстояли иначе. Я никогда не возражал, как например, сегодня, чтобы женщина мне делала минет. Особого удовольствия я при этом не испытывал, кроме осознания власти над ней, что меньше всего я хотел бы чувствовать. Тем более, многие это делают без всякого энтузиазма, из-за любви к искусству, так сказать, а потом, так удобнее, заставила мужика разрядиться, и он отстал от тебя. Меньше вероятностей «залететь», или вообще никакой, и в гигиеническом отношении тоже меньше всякой возни. Разные прелюдии я не признавал, раз стоит, значит в бой, поговорить, целоваться можно и опосля. Если будет желания. Как правило, это бывает редко. Каждая сторона в сексе пытается получать от другой максимум выгоды для себя, и, поэтому, в этом отношении я на секс смотрел как на процедуру заключения и выполнения сделки с элементами авантюры и обмана. И потом, почти любая женщина, отсосав у тебя, требует, чтобы ты также отплатил ее, облизав ей гениталий. Хуже на свете я не могу себе представить! Даже в постели они разглагольствуют о равноправии! Сучки!

     А тут анальный секс! Я понимаю, что рассуждаю как ханжа, что это естественно и прочая лабуда, но, товарищи, я не приемлю того, что противоречит моей природе. Но, эта сучка, сейчас докажет мне и моей природе, что я , как всегда, болтун и непостоянен, предатель и изменник, для меня нет ничего принципиального, я могу говорить одно, и сделать совсем другое. Короче, я такой же подлец, как вся остальная половина человечества.

     Еще и надо сделать ей больно! Не слишком ли много для первого раза? Хорошо, я соглашаюсь на педерастию, опять же, ради искусства, но зачем это сопровождать применением насилия? Что я должен делать, чтобы ей было больно? Вот уже головка друга почти втиснулась в розовое отверстие, и она стиснула зубы и что-то визжит нечленораздельно. Я крепко хватаюсь за ее талию с обеих сторон и одновременно продолжаю натиск вперед. Но, друг дальше не идет. В чем тут дело?

     - Ты прижала его крепко, как в тисках. Я не могу.

     - Ты просто не мужик, а тряпка. Ты будешь меня ебать по-человечески или нет? Мне что, вертеться на твоем хую, чтобы почувствовать его в себе?

     - Больно, говоришь. Я сейчас тебе такую еблю устрою, сучка, не по-человечески, как ты говоришь, человек не может так ебать другого из своего вида, и животное не может. Могу только я, и только тебя.

     - Докажи, что ты мужик, а не педик!

     Не надо было меня обзывать педиком! Впрочем, понимаю, что она хочет меня по-своему стимулировать, чтобы я доказал, что это не так или, в конце-концов, чтобы я разозлился,  и сделал то, что она хочет от меня добиться. Думаю, что это было излишне. Я уже вошел в роль, и в нее – пока не отыграю ее, пусть даже в маленьком эпизоде, не отступлюсь.

     - Подожди меня, секундочку, дорогая, - с этими словами я вынул застрявший хуй из ее задницы и поплел в соседнюю ванную комнату, где у меня имелись всякие разные бритвенные и прочие принадлежности. Схватил тюбик крема после бритья и вернулся в комнату.

     - Если ты не против, я тебя трахну в жопу с помощью этого крема. Он смазывает отлично, и еще, от него веет приятным холодком и ароматом. Понюхай,- и протянул открытый тюбик к ее носу.

     Она лениво повернулась, понюхала :

     - Так ,ты значит ебешь блядей в жопы с этим кремом?

     - Я в первый раз становлюсь педерастом, и благодаря тебе, у тебя просто там сухо и узко. Все ради тебя, цени.

     - Обязательно, - ответила она и взяла тюбик, выдавила из него приличное количество крема и стала им смазывать мой хуй. Хуй мгновенно принял боевую стойку.

     - Ну, если в этот раз у тебя найдется хоть какая-нибудь причина, я тебя уничтожу как Черная Вдова.

     - Нагни спину и поменьше болтай.

     Она согнулась и руками схватила за краешек стола, при этом широко расставив ноги.  «Какого черта она не снимает блузку? Ну и хрен с ней!» - подумал я. «Сорву на хрен!» -следующая мысль…

     - Чего так долго запрягаешься?

     - Чтобы долго наездить!

     - Это радует,- съязвила она.

     «Ну, подруга, держись!», с этими мыслями я по той же схеме свой хуй направил точно в ее дырку под другим научным называнием  порт, сделал несколько круговых движений головкой вокруг дырки, чтобы и ее смазать лучше, и, неожиданно даже для себя, совершил мощный толчок прямо в это отверстие. Удар был таков, что хуй оказался до самих мошонок в ее крепкой белой жопе. Она издала такой рев, как будто я трахаю ослицу с помощью современных технологий.

     - Я кончила, мама…

     - А это за папу! – и снова мощный толчок. И снова она застонала и совсем легла на стол. Я смотрел на эту величественную картину и воображал себя великим трахальщиком самой красивой задницы, по-меньшей мере в этой конторе, и немного загрустил – все жопы в одно лицо. Тьфу!

     Дальше все шло как обычно. Я, с помощью отлично смазанного собственного хуя, классическим возвратно-поступательным движением, ебал ее, то усиливая, то снижая скорости, в зависимости от усталости в ногах и в брюшном прессе. То и дело она поднимала голову и с ненавистью смотрела на меня, а я скалился на нее, тогда она от злости пыталась вцепиться когтями в мои ноги, но я решительно пресекал все ее возможности нанести мне производственную травму, и она обреченно опускала голову и грызла свои ладони. После первого семяизвержения прошло оптимальное количество времени, и я мог трахать ее беспрерывно хоть сколько угодно, благо я знал несколько восточных методов контроля, грубо говоря, над собственным хуем. Тут, главное, не думать и не сосредоточиться в том, что ты занимаешься с сексом, иначе организм будет ориентирован на выработку спермы и быструю передачу адресату. Поэтому, трахая  Володкович в ее прекрасную попку, я думал о предстоящих Думских выборах и отсутствии коррупции в Финляндии. При этом я переключил хуй в автономный режим и установил режим умолчания. Думаю, я в таком положении смог бы диктовать несколько писем начальнику транспортного цеха и директору лесхоза, чтобы они не выебывались и быстрее организовали вывоз древесины под погрузку на станцию. И мне стало смешно.

     - Смейся, скотина, издевайся. Наверное, думаешь о политике, раз не можешь заставить меня больше кончать, и у меня начинает болеть голова, - резко она выпалила.

     - Буду я тебя ебать весь вечер и всю ночь до утра. Ты сама этого хотела. Неужели передумала, и это было ради красного словца? Неужели я тебя разочаровал? Работаю как вечный двигатель, радуйся.

     - Может, сделаем перерыв, дорогой?

     - Нет, я не могу бросить свою работу недоделанной. Я всегда все делаю до конца и красиво. В нашем случае, я тебя буду трахать, пока ты не окоченеешь у меня на столе.

     Кажется, ей понравилось. Она засмеялась искренно :

     - Но, я только начала жить, и ты уже хочешь меня убить…

     - Это будет прекрасная и благородная смерть – от моего хуя!

     - Послушай, Деревенский, ты меня убедил, я признаю твои возможности, но мне уже не доставляет удовольствия, прекрати. Дай мне дух перевести. Потом сделай со мной что хочешь.

     -  Нет. Не проведешь. Потом когда ты еще захочешь, а тут синица в руке…

     -  Ты думаешь, раз пристроился ко мне сзади, и я не смогу от тебя вырваться?

     - Просто, уверен!

     Она резко попыталась ударить меня попкой и сорваться с хуя. Хуй! В смысле, хуй еще дальше проник в нее и она издала стон. Она повторила это еще раз. Еще стон! Вот дела! Еще и еще! Она извивалась как змея, облизывала своим язычком губы и глазами зажигала в моем сердце огонь Прометея, и я должен был этот огонь потушить, ибо боялся гнева богов! Я отключил мысленно все ограничения, установленные моим сознанием и с криком «Через семь секунд с тобой будет покончено!», собрал все силы и мысли на уровне переносицы и резко сместил их через дыхания в солнечное сплетение. Убедившись, что в голове стало прохладно, - перестал поступать кровь в больших количествах, -  сделал глубокий вдох и резкий выдох, и почувствовал, как центр вселенной перемещается вниз со скоростью погасшей звезды и проходит через орудийный ствол справа налево по спирали и звездным потоком обрушивается через маленькое отверстие прямо в весенний сад подомной извивающейся как в предсмертной конвульсии моей прекрасной женщины!

     Дальше все как в космосе – схватил бога за бородку…

     ….

    - Я, наверное, кончила раз сорок, не меньше.

    - А я – раз.

    - Я хочу тебе рассказать многое.

    - Если в твоем рассказе меня нет, то можно.

    - Там два человека – я и ты.

    - Еще есть Синеглазая и две маленькие девочки.

    - Я договорюсь с ней и буду твоей любовницей. Все-таки так лучше, чем озираться по сторонам.

    - Смерти чуешь, коза?

    - Может быть…

     Мы уже лежали на диване, скрестив ноги через ноги друг у друга, да так, что мой измученный жаждой хуй, лениво опустив головку в левый бок, прямо, вернее, уже косвенно смотрел в пизду Володкович. Я считал его героем, и нынешнее его положение также считал заслуженным, независимо от его внешнего вида. Он сделал свое дело, вправе отдыхать, как хочет. Все мы после трудовых свершений, расслабляемся, кто как хочет и может. И нельзя никого осуждать по тому, что он выглядит неэстетично. Тем более, после интима. А ее пизду я не хочу описывать. Не потому, что не хочу, а просто – пизда есть пизда, и нечего тут разводить словесную ахинею и сравнивать ее с чем попало, и поэтизировать ее, в отсутствии всякой эстетики. Кто со мной не согласен, пусть он и ее восхваляет. Кто-то заметит, что вот сволочь, воспользовался слабостью женщины, отимел ее и не хочет взамен сказать, хотя бы ласковое слово. Я им так скажу, что - да, отимел, ну и что, тем более, до пизды дело не дошло, видимо добраться было не с руки, вернее, не с хуя, а потом, я драл ее маленькую задницу, что, согласитесь, не одно и тоже, пусть даже они близкие соседи по географическому месторасположению. Что, мне теперь петь дифирамбу ее анальному отверстию? В жизни не слышал, что кто-то кому-то его ануса поэтизировал! Бред!

     Я понимаю, что мне сейчас придется выслушивать черт-то что. Больше всего, я не хочу все это слушать сейчас. По закону жанра, я уже давно должен храпеть, повернувшись к ней спиной. Но, она выглядит совершенно счастливой, и ее состояние переходит мне, как бы сказали, она меня заряжает. В самом деле, она преобразилась, умиротворилась и приобрела какой-то совсем иной вид, чем имела вначале или всегда. Шаман бы сказал, что я выгнал из нее злых духов. Хочу быть верным своим принципам в объективной оценке человека, но, она, черт возьми, в самом деле, выглядит чертовски привлекательно – безупречное телосложение, все линии частей тела совершенно четко гармонизируют друг с другом и плавно переходят друг в друга, что только потом замечаешь, что ты уже созерцаешь, например, не левую ягодицу, а правую пятку. Кто-то скажет, вот сам же говорил, что она лежит, и как можно созерцать лежащую лицом верх женщину «сначала ягодицу, потом пятку». Я им так скажу, правильно, нельзя. Но, что только не скажешь ради красного словца почитателям «ласковых слов»? А грудь? Кто-то говорил, что если средства, затраченные на изучение женской груди, направлялись бы на освоение Луны, там давным-давно выпускались бы хот-доги! Вот это сравнение! Что я скажу после этого? Только то, что я бы пошел в атаку на вражескую амбразуру, если оттуда мне показали хотя бы черновик картинки этой груди! (Думаю, не перегнул) Короче, у нее все на месте, ну, на первый взгляд, кроме пяток и носков. Это у них у всех так. Например, никто еще не видел в порнофильмах сучку без шпилек – они так страхуются, чтобы не показать свои уродливые подошвы!

     - Чего разлеглась, пиздуй подмываться!

     - Не пизди, пока ты черпала воду как верблюд, я успела подмыться.

     - Так быстро? Я не заметил.

     - После такого траха ты вообще перестанешь все замечать, меня в первую очередь, - сказала и взяла мои гениталии в руку.

     - Я – может быть. А он – нет.

     - Почему я тебя игнорировала всю свою жизнь?

     - И мою -  тоже.

     - Я никогда к тебе не относилась как к самцу, ты никогда у меня не вызывал никаких чувств. Живем, ругаемся, ссоримся, даже, сколько обнимались, и ничего. Хотя, сколько раз ты пытался склонять меня к прелюбодеянию, - я начинаю говорить твоими словами, - я всегда тебя отшивала. Не потому, что не хотела, а я действительно не хотела, вообще, ты мне всегда был противен, в смысле секса. Поговорить с тобой, пошутить - ты на такие дела мастер, а вот чтобы с тобой я занималась сексом, поверь, мне даже в голову не приходило. Тем более, после твоей свадьбы. Я , может, наслаждалась тем, что заигрывалась с тобой, отшивала других девчонок, тебя лишала всего, намекала на секс, но не давала, а ты бегом бежал мастурбировать -  все это как-то компенсировало мне мою собственную несостоятельность. Я знала, что тебя люблю, в то же время допускала, что это не возможно. Ты назло мне уехал, и женился, и я ничего не могла поделать. Приехала-то я на твою свадьбу, чтобы расстроить ее, устроить тебе цирк и гордо уехать. Но, в последний момент поняла, что какая я, все-таки дура. Но, раз приехала, значит все сделаю так, чтобы хотя бы ты был счастлив. Тем более, Синеглазую я себе представляла совсем иначе. И ты ее выбрал неспроста. Мы очень даже похожи друг на друга, одногодки, даже родились в один день, она также ненавидит химию, как я. Мы, женщины, в отличии от вас, очень чувствительные, нам не надо лишний раз что-то говорить друг-другу. Когда мы все приехали сюда, - ты настаивал, что я оставался там еще неделю, - обосновались, - ты сразу исчез куда-то на два дня, - я ей все о нас с тобой рассказала, и она мне сказала, что верит ни мне, а своим чувствам. Но, потом я стала постепенно отдаляться от вас. Я же не могла каждый день проводить у вас? И ты изменился – семейная жизнь все-таки меняет человека. Ты ко мне охладел, и это тоже правильно. И потом, наши отношения стали, как люди правильно говорят, гибридно-мутантными – не поймешь, то ли друзья, то ли враги, но точно он ее не ебет. Если бы знали, что это я тебе не даю, начали бы тебя осуждать. По-меньшей мере, твои собутыльники. А так, молодец, морально устойчив, отличный семьянин. Я всегда читала в твоих глазах потухшее чувство мести, достаточно было, как например, сегодня, подуть в него, оно бы быстро вспыхнуло. Но, я на это никогда не шла, из уважения к твоим семейным ценностям. Я знаю, что ты никогда Синеглазой не изменял, ты же такой правильный. То, что было в молодости, не в счет. Да и в молодости ты ничем примечательным не выделялся – не пил, не курил, как говорят, за бабами не бегал. Может, и накоротке где-то с кем-то что-то и было – с кем не бывает – но, во всяком случае, ничего серьезного я о тебе не знала и не слышала. Короче, был дураком. Как я была дурой. Ты думаешь, что я такая блядь, что мне тавро ставить негде? Эх, если бы знал! Ведь, хотя и ты сегодня оформил меня по полной программе, но, я все еще… но, я все еще… девственница! Чего глаза вылупил? Я тебя удивила? Значит, ты выполнил не всю программу! В последний момент, я повернулась к тебе попой, чтобы сохранить себя! Но, для кого, для чего? Убери руки! Не смей трогать меня! А ты тут же воспользовался! Где твоя хваленая честь? Где твое достоинство? Нет! Не уходи! Прости меня! Я тебе умоляю! Прости меня, дуру! Я не хотела тебя обидеть! Я люблю тебя, Деревенский, слышишь, я люблю тебя! Я никогда никого не любила, а тебя люблю. Ты мне дал вторую, настоящую жизнь. Но, я это поняла слишком поздно. А сегодня? Ты сделал то, что столько лет не один врач не брался решить. «Фригидность неизлечима», - говорили мне везде. А ты взял да и разрешил за пять минут. То, что пережила я сегодня, никогда в моей жизни не было. Никогда я не испытывала такой радости и удовольствия. Тебе надо было дать мне по башке в первый же день нашего знакомства, но, что было, то было. Лучше поздно, чем никогда. Значит, так начертана нам с судьбой. А я ее всегда боялась. В отличии от тебя я всегда была суеверной. Не в судьбу, а в человека нужно верить, и в себя. Я это только что осознала. Прости меня, любимый. Ты же меня знаешь, я могу наговорить что угодно. Я же ни со зла, а так чисто по – бабьи. Я знаю, что ты меня простил. Больше такое не повториться, хорошо? Господи, как я тебя люблю! Ты моя судьба! Я в тебе верю! Я вся твоя! Я сохранила себя только для тебя! Возьми меня и делай что хочешь! Обними меня крепко! Я люблю тебя! Дай его сюда! Снова боевой порядок! Он даже на тебя похож! Правильно, хуй должен быть похож на своего собственника. Я тебя никому не отдам! Пусть пока отдыхает Синеглазая! Я потом ей все объясню…

     Бедный я! То ли я чертовски счастлив, то ли у меня начинаются грандиозные жизненные неприятности! Ну, как комментировать все это? Вы все слышали. То, что я перешел красную линию и стал мерзавцем, это понятно. Занялся с этой, в свою очередь, мерзавкой, анальным  сексом и оральным, прошу заметить, что в обоих случаях объектом этих извращений была она, а не я (что немного успокаивает), это тоже, уже установленный факт. Плюс все идет к тому, что сейчас я сыграю заключительный аккорд, это тоже, вроде, особых сомнений не вызывает. А что вы прикажете делать с тридцатисемилетней девственницей, не с какой там нибудь « старой высохшей анемичной девой»(слова тов.Ленина), а с самой настоящей породистой самкой, «сохранившей себя из высоких побуждений для будущих поколений», которая ждет и не дождется, когда я, в третий раз пройдусь по ней «через все и вся», замкну круг и закрою программу под продолжительные и переходящие в овации аплодисменты многоуважаемой публики! Правильно, принять единственное верное решение! Прошу, не подсказывать! Я постараюсь сам! Итак, я принимаю решение! Может, самое ответственное в жизни решение!

     И я его принял …

     Одним из неблагодарных занятий – это верить женщине. Когда она говорила, что дверь она захлопнула на щелчок, то есть, закрыла, я ей поверил. Вернее, пропустил мимо своих ушей. Какая там к черту табличка? Отродясь не было. Тем более, потом ситуация развивалась так стремительно и непредсказуемо, что я вообще забыл о всяких там мерах предосторожности. Благо, никто и не стучал в дверь. Одним словом, не было никаких внешних сил, способных вмешаться в вышеописуемое событие и все пошло без всякого сценария, и только по импровизации участвующих в этом представлении лиц. Сам Бог нам покровительствовал. Я всегда полагаюсь на случай и везение. В данный момент оба критерия существовали. Хотя, за каждой случайности затаилась закономерность. Что касается везения, везет только избранным. Избранным случайностью. Таким образом, эти два явления совпадают, и если ты во время и в нужном месте окажешься рядом с ними, значит ты счастливчик. Обязан радоваться этому подарку судьбы и попытаться, как можно дольше держать за хвост своего счастья, ибо счастье – это как ветер, быстро ускользает из рук, и вместе с ним все, что связано с ним, вернее, все, что принесло с собой счастье, с собой и уносит, и это очень даже печально.

     Сколько я спал, не знаю. Проснулся оттого, что она локтем врезалась мне под дых, и я как рыба на суше ловил ртом воздух. Конечно, это было не преднамеренно. Она меня крепко сжимала в своих объятиях руками и ногами, как осьминог свою жертву. И прямо дышала в мое лицо. Ясно, что не со свежим дыханием, и это меня заставило, хоть и с трудом, но высвободиться из ее тисков. Она после этого приняла какую-то неестественную для спящего позу, точно как «боксера» - криминалисты называют этим словом полусгоревшего трупа при пожаре – человек инстинктивно принимает защитную позицию от огня, но умирает от едкого дыма, и остается в таком положении. И это мне не понравилось, не потому, что она мне напомнила «боксера», а просто, она выглядела отвратительно. Говорят, любой самец после полового сношения естественным образом испытывает это чувство. И я с этим положением полностью был согласен. Но, тут же попытался не согласиться с собой – вспомнил все былое, и у меня прорезалось чувство жалости к ней, но, тут же возразил себе. «Ничего себе, да она же у меня весь сок высосала, и не только, еще и лежит без всякой тревоги, счастливая и удовлетворенная, как никогда, нашел, кого  жалеть», - дополнительно подумал я, и согласился с собой. «Ты лучше на себя посмотри»,

сказал я самому себе, и пошел посмотреть. Правильно, что некоторые женщины не любят зеркало – оттуда на меня смотрел какой-то доходяга с опустошенными и пустыми глазами, с глубокими морщинами вдоль и поперек лица, с отвисшими скулами и веками, с побледневшим лицом, словом, я превратился в совершеннейшее ничтожество, от которого необходимо было срочно избавиться. Как я уже говорил, в ванной комнате у меня были все условия для экстренного устранения возникших проблем. Но, душа не было. И зачем он мне? Я стал набирать ванну с горячей водой, и быстро приступил к ненавистному мне занятию – бритью. Как я ненавидел это занятие, так же старался его сделать красиво. Как и любую другую работу. В кино всегда моются, и только потом бреются, я этого никогда не понимал. Через двадцать минут, я некотором образом преобразился. Когда ванна была готова, я окунулся туда. Не любил я никогда нежиться в ванне, пролежав в ней пять минут, я встал, формально намылился, смыл мыло, вышел из ванны и стал вытираться. Полотенце было короткое, не рассчитанное на все тело, но, что делать, повозившись немного, я стал натягивать трусы и заодно думать, что делать дальше. «Что тут думать, иди и дальше трахай эту сучку», - подсказал мне черт. «А то я не знаю, да?», - ответил я про себя ему, и стал вытирать насухо всего, к чему прикасался. После принятия ванны или душа, мне нравилось убирать и вытирать все насухо, чтобы после меня, если человек зайдет, не говорил, что я свинья. А про всех я говорил. Попробуйте сами проверить, если, конечно, в сами не свиньи. После человека следом зайдите в ванную – сплошное болото. Ну, ладно, это беда отдельных индивидов. Это все ерунда, надо думать о будущем. А будущее выглядело совсем туманным. Я, мы, она, - хорошо, что не так много. Опять черт шепнул в ухо : «Сейчас ты подойдешь к ней, повернешь ее раком к себе, смажешь свой непревзойденный хуй своим любим кремом, и снова вдуешь ей в ее красивую попку, и сольешь в нее остатки своего спермфонда, вот тогда можешь считать, что программа выполнена, тем более, это всего - навсего программа – минимум, а впереди тебя ждут, ох, такие дела!». Не зря говорят, черт! Я, конечно, знаю, что черт – это мое второе Я, и я полемизирую только с самим собой. Но, это не меняет дело. Тем более, если у меня опять встал ! Что такое? Да он же снова рвется в бой! Вот дела! Я приспустил трусы и посмотрел на него. Ну, в самом деле, есть с чем гордиться! Между прочим, он меня никогда не подводил. Володкович, конечно, льстила мне, когда говорила, что я никогда не бегал за женщинами. Бегать – то не бегал, это факт. А кто бегает? Достаточно свистеть, сами прибегут. Один раз, помню, было преждевременное спермаизвержение, и я так стыдился, что через пять минут восстановил утраченную чуть ли из ничего завоеванную позицию. И такое больше не допускаю. Да здравствуют древние мудрецы – китайцы! Жаль, что не здравствуют, у них можно было еще многому научиться. Никогда еще ни одна женщина мне не говорила, что давай, я еще хочу. Я драл этих коз столько, сколько они хотели. Иногда даже боюсь, что наступит возраст, а он обязательно наступит, что «меня больше будет пугать согласие женщины, чем ее отказ». Но, это будет потом. И будет ли? В смысле, доживу ли? Вдруг мне показалось, что он снизу смотрит на меня, и удивляется, почему я не даю команду «К бою»! Он всегда был образцовым воином, если иногда были и неудачи, то это, конечно, моя вина, а не его. Но, вдруг я почувствовал, что кто-то стоит за дверью ванной комнаты, и не похоже, что это Володкович. «Дурак, а кто же еще?», - спросил я себя, - « снова прочитала мои мысли и пришла, чтобы я реализовал подсказки черта о программе – минимум». Я стоял и смотрел на дверь как завороженный, и видел как она медленно открывается…

     С той стороны двери стояла … Синеглазая !

     Дверь, значит, Володкович не закрывала, никакой таблички не вешала…

     А у Синеглазой ключа нет. И быть не может. Тогда что может быть? Что это такое? На ее месте я не поверил бы ни одному моему слову. Кроме всего, я стою перед ней голый с эрегированным до невозможности членом и глупо улыбаюсь :

     - Привет. Не дождалась? – первым начал я.

     - С каких пор ты в конторе принимаешь ванну, и почему… он… он  у тебя стоит?

     - Я помогал Ольге Андреевне перевозить вещи, ты же знаешь, сколько у нее хлама, весь взмок, а тут у меня еще работа, клиент обещал завтра заплатить, неплохие деньги, тебе же сейчас они очень нужны, решил, помоюсь быстро и займусь работой, часа два, не больше, а потом домой, не стал звонить, девочки –то как? А тебя я сразу заметил за дверью и сразу возбудился, иди ко мне?

     - У тебя случайно никто не спить на диване?

     - Брось,  кто там может быть, иди ко мне?

     - Убью сразу! – заключила она и заключила меня в свои обьятия.

     То, как она набросилась на меня без ножа и с поцелуями, я понял, что она только что вошла в контору и услышав звуки в ванной, решила прислушаться, и еще не входила в кабинет, и это мне давало отличную возможность маневрировать и что-то срочно предпринимать. А что? Что надо делать-то? Ни в коем случае не на диван!

    - Ты дверь закрыла на щелчок? – спросил я.

    - Нет, откуда? Сейчас закрою.

    - Нет, я сам. А ты пока раздевайся. Как же ты похорошела!

    Быстро вышел из ванны, плечом крепко закрыв дверь, и в один прыжок оказался у Володкович:

    - Ну, проснись же! Быстро сгинь, сука, Синеглазая здесь!

    - Ну и что?

    - Она первым делом тебя прирежет, я закрыл ее в ванной, не знает, что ты здесь, я тебе умоляю, быстро уходи, потом все решим, обо всем поговорим, клянусь, все будет так, как ты захочешь!

    Она быстро начала одеваться.

    - Дверь открыта, уходи тихо, я тебе умоляю.

    Она одевалась, но чувствовалось, что все это ей доставляет удовольствие. Вдруг мне показалось, а не сговорились ли они?

    - Ну, что там у тебя? – раздался голос из ванной.

    - Слышала, давай быстрее!

    - Ну, не идиоты?- бросила Володкович.

    Не дождавшись, пока она уйдет, я собрав волю в кулак, снова вошел в ванную. Синеглазая в одних чулках сидела на ванне и изучала потолок с отслоенной штукатуркой. Я сходу обнял ее и начал страстно целовать. Но, вернее, изображал. И не давал ей возможности почувствовать фальши. Через секунды она уже стонала у меня в руках, и мы начали заниматься любовью. О, господи! Эта сука никуда не ушла! Она через приоткрытую дверь подсматривает за нами! Да что это такое? Хорошо, что лицом Синеглазая повернулась в другую сторону, и, как обычно, глаза закрыты. Мы прямо смотрели в глаза друг-другу. В ее глазах я увидел красный огонь, вот-вот готовый обрушиться на меня. Она простояла вот так с минуты, не меньше, и исчезла. Я начал молиться всем богам в совокупности, чтобы она убиралась отсюда. Вполне допускал, что сейчас она разденется и попытается присоединиться к нам. Это было бы уже смерти подобно! От страха … я кончил! Это было невообразимо! Наоборот, я думал, что моя долгая возня, - за последние пять часов я уже кончил три раза, - вызовет у нее справедливое подозрение. И, даже, не хотел об этом думать.

    - Что с тобой случилось, ты вечно меня опережаешь, - обиделась Синеглазая.

    - Нам надо почаще заниматься с любовью, - отпарировал я.

    - Наверное, тут неудобно, давай на диван, - предложила она.

    - Нет, давай лучше дома продолжим, - решил я увести ее в сторону.

    - Я хочу на диване, - отрезала она.

    - Хорошо, ты прими ванну, а я пока там приберу, - сказал я.

    - Нет, давай вместе, - не унималась она.

    - Давай, - сдался я…

    Да здравствуй Несчастие! Вот оно! Вдруг в входную дверь конторы кто-то сильно постучал, и не дождавшись приглашения, вломился внутрь. Синеглазая от испуга чуть не полезла под ванну.

    - Эй, есть кто-нибудь? – заорала Володкович.

    «Но, за что мне такое наказание?» - подумал я.

    - Есть кто-нибудь? – и прошла в кабинет.

    - Это - Володкович, что будем делать? – спросил я .

    - Ну, сука, нашла время прийти, - заблестели глаза Синеглазой, -ты что двери не закрывал?

    - Да там замок заел, - отвернулся я.                                                                                                                                                

    - Скажи, что сейчас выйдешь, и закрой дверь кабинета, чтобы она не знала, что я здесь. Я потом появлюсь, как будто только что пришла, - наказала она мне.

    - Какого черта? Ты моя жена, и кому какое дело, что мы здесь делаем, - сказал я.

    - Я не хочу, чтобы она это знала, и все! И одевайся!

    - Эй, Деревенский!

    - Что надо, я в ванной, сейчас выхожу, одну минуточку.

    И вышел …

    Вот она, прислонившись к столу, стоит, и из подлобя пристально смотрит на меня. Неужели она сейчас меня будет атаковать. Вроде, настроение миролюбивое, вернее, упадническое – в таком положении любая агрессия неминуемо ведет к провалу. При моем приближении, она раздвинула ноги и подняла и так короткую юбку:

    - Меня тоже трахни, - промолвила она.

    - Перестань сейчас же, - я одернул ее юбку, под которой не было трусиков.

    - Я все ей расскажу, - сказала она,  почему – то глядя при этом на портрет Берии.

    - Тогда она в самом деле уйдет от меня, назло мне начнет блядовать, и мне придется покончить с собой, предварительно отправив тебя к твоим праотцам, - зло прошептал я.

    - Мне все равно, - также безучастно прошептала она.

    Вдруг, я ей поверил. И себе тоже. Представил, что она все рассказывает в мельчайших подробностях, периодически демонстрируя то попку, то передку, то хватается за мои ширинки, а Синеглазая сначала сидит как парализованная, а потом как завоет и бросается к окну, разбивает его, потом ее увозят в дурдом, маленькие девочки ревут и отказываются есть без мамы… я рассвирепел, не стал дальше воображать, как я ее убиваю, резко схватил ее за глотку:

    - Вырежу все твое поколение до седьмого колени, слышишь, ты, отребье фашистское! – зашипел я от ярости.

    Она чертыхнулась, - я отпустил ее, - прокашляла, профыркнула, и так залилась звериным хохотом, что я даже испугался, - это было признак последующей ярости или сумасшествия, - согнулась от хохота в три погибели, а я сделал несколько шагов назад – от греха подальше, но она быстро овладела собой и закричала:

    - Лера, давай выходи, я знаю, что ты там, - и снова загоготала.

    Я схватил за голову и сел в кресло, и почувствовал,  как будто кресло меня обняло и пожалело. Я был крайне подавлен и унижен собственной ничтожностью и совершенно не представлял, что мне делать. Как правило, в таких случаях, я откидывался назад, вспоминал давно ушедшее детство, маму, и умолял святых помочь мне выпутаться из этого положения, ибо сам был не в состоянии. Я сложил голову на скрестившиеся руки на столе и закрыл глаза – будь, что будет.

    Тем временем, Володкович прошла в ванную, насильно вытащила оттуда Леру и привела ее в кабинет, схватившись ее за талию:

    - Ты только посмотри на своего мужа, подруга. Как ты можешь его терпеть? Если он с тобой разошелся не понарошку, то мы его простим. А если он тебя бросит, не дай бог, мы его кастрируем.

    Почему-то Лера всегда в присутствии Володкович вела себя скованно, то ли чувствовала ее преимущества и лидерства, то ли она ее напугала до смерти, что нельзя было исключить.

    - Расскажите, чем вы тут занимались,- взяв в охапку Леру, Володкович плюхнулась на диван.

    Я видел, как Лера покраснела. Она в жизни не признается чужому человеку о своих интимных отношениях с мужем, что бы ей это не стоило. Я тем более. Я сразу понял, что Володкович решила играть по-своему эту партию, превратив в балаган, что меня вполне бы устроило, если бы ее непредсказуемость.

    - Что ты пристала к человеку, мы просто были в ванной, и там не делали ничего предосудительного, - сказал я не очень-то убедительно. Как будто, если я был бы убедителен, Володкович мне поверила бы – она, сука, за всеми наблюдала, а тут решила поиграть.

    - Вы муж и жена, можете этим заниматься где угодно и когда угодно, - поцеловала она Леру. Лера совсем съежилась и превратилась в комок.

    - Тебе не кажется, что переходишь грань дозволенного? - как будто строго спросил я.

    - Я давно не видела Леру, и ты в этом виноват ( я ? – спросил я себя мысленно), что никогда дома не бываешь, а она вечно с девочками, ты хоть их в садик водишь? – перемешала Володкович.

    - У нас только одна посещает садик, - решил я ей напомнить.

    - Ах, да. Как я могла забыть. Это ты виноват, что я не помню, что Тату уже в третьем классе, - снова поцеловала Леру.

    - Это Джиджи в третьем классе, а Тату в садике, - поправил ее.

    - Черт, неужели? Откуда у этих детей такие имена? Что это ты вечно придумываешь? Что не мог нормальными именами называть детей? – вспылила она.

    - У детей нормальные имена – Дуняша и Таня – это ты запамятовала, - подзадорил ее я, - забыла, небось?

    - Я ничего не забыла, тем более я сама настаивала, чтобы если первой родится девочка, вы ее назовете в честь моей мамы, - обрадовано воскликнула она.

    - Честь твоей мамы была спасена, - пафосом подытожил я.

    - Моя мама очень даже в восторге, - примирительно сказала она.

    Вроде, пока мы словесно дурачились, Лера начала приходить в себе. Чувствовалось, что она тут же пытается освободиться от назойливой опеки Володкович:

    - Лара, если у тебя нет дел к Джахару, то мы пойдем домой, девочки одни дома, - чуть ли с мольбой произнесла она. Но, произнесла, молодец.

    - Какие у меня могут быть дела к нему сегодня, дорогая, - Лара подчеркнула слово «сегодня», растягивая, - зашла к вам, вас дома нет, - и почему вы двери не закрываете, что за привычка у вас, - девочки все перевернули дома верх-дном, просто, дьяволята какие-то, Джиджи кричит : « Лара, иди к папе, мама к нему пошла», я и пришла сюда, а тут еще интереснее, чем у вас дома, - подмигнула она Лере. Лера резко встала:

    - Мы пошли, - пыталась она протиснуться между столом и Ларой. Лара схватила ее за руки:

    - Меня не приглашаете? – чуть с обидой в интонации спросила она.

    - Лара, ты единственный человек, и ты это знаешь, который может к нам приходить без всякого приглашения днем и ночью. И не жди, что я буду об этом тебя умолять, - отрезала Лера.

    - Спасибо, подруга, я все это знаю. Ради приличия, я просто обязана задать этот вопрос, - улыбнулась она.

    - Тогда, пошли. За одно поможешь мне приготовить на завтрашний праздник плов.

    - Я с удовольствием, - встала Лара тоже.

    - Отлично! Завтра будет плов! Ура! – я тоже встал.

    - Кстати, ты же говорил, что у тебя срочное дело и завтра клиент с тобой должен рассчитаться, - неожиданно спросила Лера.

    - Черт, точно. А что делать? – Я сделал невинный вид.

    - Не сегодня, так завтра. Придумаешь что-нибудь, - посоветовала она.

    - В самом деле, горит что ли, - поддержала Леру Лара, - можем мы в кои-то веки собраться вместе?

    - Можем и обязаны, - схватил я шляпу и пальто, - пошли домой, девочки заждались.

    Мы  втроем вышли и пошли в сторону нашего дома. Расстояние до дома было рукой подать – всего две остановки трамваем, но решили пройти пешком. Вечер располагал приятной прогулке. Мы прошли через аллею, пресекли школьный стадион и вышли на улицу, где уже был виден наш дом. Внезапно, как из-под земли появился Сашка Мороз, бездельник и наглец, но лучший собкор местной городской газеты. Он вечно в поисках материалов:

    - Какая троица? Тебе не кажется, Джо, что женщина, которая обнимает твою жену, принесет когда-нибудь тебе непоправимое горе. Отдай ее мне на съедение! – сам и расхохотал своей  ничтожной , но верной шутке.

    - Начинай с обрезанных моих ногтей, чтобы привыкать к вкусу моего тела, чтобы не отравиться, - отгрызнулась Лара.

    -  Я готов даже с отрезанных твоих волос с твоей Венеры, - снова он расхохотал.

    -  Если щипать будешь сам, с зубами, пожалуй, я подумаю, - изобразила Лара.

    -  По-моему без сенокосилки там просто делать нечего, не правда ли, Джо? – еще сильно заржал Сашка.

    - У сенокосилки твоего друга есть собственница по имени Лера, и вряд ли он без ее согласия может ее применить на чужой лужайке, - ущипнула Лара Леру в попку и я это заметил, а также заметил, как Лера покраснела. Дурацкие шутки Лары бесили Леры, но она никогда ей публично не возражала.

    - Лара, если ты меня сегодня не пригласишь к себе на пиалу вина, я про тебе напишу фельетон с элементами эротики, - подмигнул ей Сашка.

    - Ты меня шантажируешь, негодяй? – как будто рассердилась Лара.

    - Тебя только путем шантажа можно вырвать из среды обитания, - продолжал он ржать.

    - Эй, товарищи, может, и мне дадите слово? – поднял я руку.

    - Мы уже знаем, что ты скажешь, ты слишком прогнозируем, как погода через минуты, лучше отбей свою жену от лап  этой  Багиры, и вали к  своим прелестным девочкам, пока их соседи не утопили, как котят, - он вообще еще тот циник.

    - Что тебе надо от моих девочек? – не выдержала Лера.

    - Вечно на них жалуются Екатерина Марковна и Лизавета Моисеевна, мол, не дети, а истребители старушек, - жестом показал Сашка.

    - Они любят этих бабушек, они никогда не могут на них жаловаться, - прижалась она к Ларе.

    - Вот и я говорю, любители – истребители, - не унимался чертовый Сашка.

    - Может, ты отобьешь, Сашка, Лару из нашего прайда, и мы посмотрим, чем это закончиться для тебя, - вмешался я.

    - Да, попробуй. Да он жены боится как огня. Что за мужики пошли, - повертела головой Лара.

    - Ты мою жену не трожь, она святая, - он сделал непонятный жест.

    - Ну, тогда вали к своему истукану и поклонись перед ним, - разозлилась Лара.

    - Вот и пришли. Заходи, Александр, посмотри, как твой друг живет в окружении истребителей,- пригласил я Сашку.

    - Спасибо, друг. Мне надо в контору. Есть убойная статья о твоих соплеменниках. Как они воют от милицейского произвола и криминальных поборов от чиновников.

    - Пусть не дают взятки. Раз дают, пусть не жалуются.

    - Ты к ним слишком строг, - пытался Сашка меня разжалобить.

    - Настоящий кавказец не станет гнуть спины, перед кем бы ни было! Тем более, перед каждым вшивым чиновником! А эти превратились в ползучих червяков, развратили даже порядочных чиновников, кто, как говорит Гоголь, не рожден быть нечестным и непорядочным.

    - Это – система, брат. А они, между прочим, и мы с тобой, ее заложники.

    - Слушай, заложник, или пошли водку пить или убирайся в свой хлев.

    - Как поет Высоцкий, водку будем после пить, а сейчас вина хочу. Все, я пошел. Дамы, привет!

    - Несчастный человек, - сказала Лара, когда мы вошли в подъезд, - его сколько раз приглашали в столичные газеты, а он : «Я русский журналист, потому должен быть со своим народом, пусть московские будут с москвичами», - как будто Россия и Москва – это понятия не совпадающиеся. Что ты скажешь?

    Я ничего не сказал. Слишком хорошо знаю Сашку, чтобы с ним не согласиться. Он свое место знает.

    Мы поднялись на третий этаж. Двухкомнатную приличную квартиру я получил от покойного Союза еще в конце восьмидесятых, используя подложные документы. Люди, которые занимались распределением жилплощади, как и все распределители всех времен и народов, были мерзавцами, поэтому я смело пошел на авантюру и не прогадал – мне дали эту квартиру. А, когда один из них пронюхал, что я подсунул им   сфальсифицированный документ, пытался меня шантажировать, тогда я ему угрожал убийством и уничтожением его  собственности, тот испугался, как любой мерзавец, и заткнулся, а через месяц, вовсе собрал свои манатки и убрался, черт знает куда.

    Девочки нас атаковали, как мы переступили порог квартиры. Обе повисли на Ларе и она потащила их собой в комнату, где все было как после нашествия.

    - Наверное, сегодня у нас ничего не получится, - вздохнула Лера.

    Снова я промолчал. Об этом я только мог мечтать. Мы переоделись, помыли руки – ноги, и приняли эстафету у Лары. Лара пошла в ванную. Заработал душ – она начала петь.

    - Папа, Лара поет, - бросилась на меня Джиджи.

    - Папа, Лара поет, - также бросилась на меня Тату.

    Пока я играл с девочками, Лера возилась на кухне, Лара закончила и свои песни и душ. Я услышал щелчок открываемой защелки, и тут же девочки побежали к Ларе.

    - Убирайтесь к папе, дайте отдышаться, - прикрикнула на них Лара. Девочки даже слушать ее не собирались. Схватившись за подолы ее халата, - она любезно позаимствовала его у Леры, как это обычно происходило, - они вместе с ней потащились в комнату. Халат ее распахнулся на миг, и девочки завизжали, а я увидел ее прекрасные ноги выше колени, вплоть до места их соединения, и чуть не набросился на нее, но вовремя остановился. Она, как будто, это не заметила. Нет, от нее нужно срочно избавиться. Любой ценой.

    - Может, ты пройдешь в другую комнату, - предложил я ей.

    - Хорошая мысль, - согласилась она, - а то не ровен час, - подмигнула она мне, и мне стало не по себе. Собрав волосы в пучок, и замотав их каким-то образом в полотенце, изображая восточную красавицу и виляя попкой, она убралась. Я, как дурак, смотрел ей вслед, и попытался было привстать и преследовать за ней, но во время одумался.

    - Я сказала, идите к папе, - снова она пыталась избавиться от девочек. Но, поскольку, дверь в другой комнате захлопнулась, я понял, что они вместе с ней ворвались туда, и немного успокоился.

    Как бы Лера не относилась к причудам Лары и не прощала ее выходки, я решил, что именно сегодня мне не стоит оставаться дома, и я решил пойти в контору, во-первых, избежать ее присутствия, а во-вторых, у меня действительно были дела, и их необходимо было закончить к завтрашнему дню. Я прошел в кухню:

   - Я пойду в контору, - сказал я Лере, - сама с ней разбирайся.

   - Иди, так будет лучше, - неожиданно согласилась она.

   Я очень даже обрадовался и немедленно собрался уходить.

   - Ты куда собрался? - уже стояла в коридоре Лара, и смотрела на меня с усмешкой.

   - Мне надо в контору, - спокойно я ответил.

   - И как долго? – она посерьезнела.

   - До скончания века, - пытался я отшутиться.

   - Ну, иди, увидимся, - многозначно сказала она.

   - Обязательно, - кивнул я.

   Быстро вышел из квартиры и закрыл за собой дверь. Мне не надо было беспокоиться о домочадцах. Лара, не считая последнего времени, постоянно к нам приходила, даже ночевала, и это уже была привычной картиной. Они неплохо ладили между собой, но и как любые женщины, иногда цеплялись. Но, потом все входило в свое русло, и жизнь продолжалась.

    Я хотел плюнуть на все и пойти выпить пиво к Араму. У него была неплохая забегаловка недалеко от нашего дома. Но, все-таки решил пойти в контору и заниматься делами – не любил недоделанной работы.

    Как оказался в конторе, сразу приступил к составлению документа, от которого многое должно быть зависело. Мне нравилось импровизировать между официально-деловой речью и художественно-экспрессивной оценкой изложения фактов, да еще таким образом, что выглядело все это многозначно, и в то же время ничего не означало. Единственно, что извлек из истории бюрократического чиновничества за время его существования, это – бороться с ними с их же методами. Они это хорошо понимали, и если мне удавалось хоть одного чиновника рассмешить, и в то же время научить его к чему-то новому, тот старался не отписываться, по-меньшей мере, подсказывал возможные варианты решения проблемы. Это было целая эпопея, я ни одну стаю собак разгрыз в этом деле, и даже мечтал написать научную статью, посвященную на эту проблему, в то же время себя сдерживал, потому что это могло выглядеть очень смешно. А смех и серьезная наука – они несовместимы. Если, конечно, это не область психатрии.

    Довольно быстро я управился с задачей и все убрал со стола. Стол был чист совершенно. Никогда у меня ничего нигде не могло оставаться просто так. Так, что же делать дальше, куда податься. Может, к Араму. У меня с ним очень поучительная история была, но это в другой раз. Вдруг я заметил под диваном какой-то предмет, предположительно из ткани. «Что это может быть?», - поднял я его и обомлел – это было трусики Лары! Вот, сволочь! Неужели она специально их здесь оставила? У меня чуть пар не вышел из головы! Я представил себе самое страшное! Например, Лера поднимает эти трусики и пытается засунуть их мне в рот, а Лара-сволочь ржет как лошадь! Немного придя в себя, я понял, что их там и не было, скорее всего, Лара трусики засунула в карман плаща, а когда мы все уходили, она просто незаметно их бросила под диван, давая при этом мне условный знак! Ведь когда она раздвигала ноги, она была без трусиков! Я вспомнил это и глупо улыбнулся. Неужели вся эта история когда-нибудь кончится, и я выйду из нее, если и не победителем, хотя бы и не побежденным. Но, пока все шло очень даже отлично, и я боялся внезапного прекращения везения, что, как я уже говорил, было смерти подобно.

     Я лег на диван, почему-то понюхал трусики, и стал предаваться страстным воспоминаниям. Когда Лара говорила, что она девственница, честно говоря, я этому не поверил. И сейчас не верю. Когда она оказалась в положении сверху, и начала постепенно садиться на мой ствол, никакого сопротивления я там не почувствовал. Если она девственница, и существует девственная плева, то по моему уразумению, у тридцатисемилетней девственницы она должна быть, как минимум, из твердого материала. Годами, как я считаю, она должна быть еще тверже, чем, например, ей, если было семнадцать. А, самое главное, не было никакой крови! Это же обязательное условие! Некоторые утверждают, может и не быть ее, то есть крови. А кто знает? Надо исходит из фактов. Тут слишком много противоречий. Например, ее утверждения. Утверждения, относительно ее многолетней фригидности. Как можно быть уверенной в своей фригидности, если ты никогда не трахалась и не трахаешься. По-моему, такие утверждения могут быть основаны только на опытных действиях. Трахаешься – трахаешься, и так, и сяк, и не один год, в конце концов у тебя появляется , пусть и негативная, но уверенность в том, что тебе никак не удается кончать или получать оргазм, следовательно, ты фригидная женщина. Я таких женщин называю под общим именем Фригида, с ударением на последнюю букву. А тут, я - фригидна. Почему она так решила? Значит, она не раз это пробовала опытным путем. Но, в то же время, она утверждает, что она девственница, что является парадоксом, как бы сказали логики, два утверждения одновременно не могут быть истинными. Тем более, я в этом убедился. В чем я убедился? В том, что мы не раз меняли позиции, - я ее трахал практически по всем мне известным позициям, -  и я отчетливо чувствовал ее крепкую и узкую влагалищу, - не родившая женщина, - но, какого-либо чувства боли она не выказывала, наоборот, кончала при каждом моем толчке, и стонала как недорезанная слониха, что бросала в дрожь. Короче, тут были вещи, не очень-то доступные моему разуму, и я решил дальше не думать об этом. Это же Володкович, разве знаешь, когда она шутит или говорит правду? Никогда я до конца в ней не разбирался – это просто было бы невозможно. Она была такая разная! Я решил, что и в этот раз она тоже пошутила, а я развесил уши, и успокоился. Но, хороша, сучка! Потом она говорила, что ей одинаково доставляли удовольствие мои старания и сзади, и спереди. Она кончила как минимум тысячу раз, и это было нечто, ну и так далее, в том же духе. Я ей не особо поверил.

    Я не хочу останавливаться на моральной стороне этого события. Частично я давал собственную оценку происшедшему, и эта оценка резко негативная. У меня есть собственная теория, как и наряду с другими теориями, относительно происхождения морали. Как и все явления, мораль тоже многолика. С ее помощью можно изничтожить либо взводить в ранг святого любого действия или явления. Но, еще есть и природный фактор, что не следует сбрасывать со счетов. «Принцип удовольствия противоположен принципу морали», - писал И.Кант, - и с ним приходится соглашаться. Мораль как сдерживающий фактор, необходим, как и религия, как инструмент регулирования отношений. Можно говорить об этом много и долго, но обсуждение моральной стороны моих действий, сегодня не входит в мои планы. Сегодня я отгораживаюсь от морали путем ее забвения, и, считаю, что в сложившейся обстановке, я не мог действовать иначе. Представьте себе, что я ей отказал. Она, во-первых, неизвестно, могла пойти куда угодно, лишь бы утолить свои страсти, а во-вторых, могла возненавидеть меня – женщине в такой ситуации опасно отказывать, ее вражда могла мне дорого обойтись. Известно много случаев, когда неудовлетворенная или отвергнутая женщина кончала жизнь самоубийством или клеветала и позорила мужчину перед всеми, что было еще хуже. Поэтому, при возникновении подобных ситуаций, нужно исходить из понятия целесообразности, что я классифицирую как диалектический стиль поведения, и подобные встряски, скорее, могут пойти в пользу обеим сторонам, чем соблюдение условных правил поведения, не совподающихся с реальными интересами людей. Не зря, периодически нормы морали подвергаются видоизменениям либо вовсе отвергаются обществом, как мешающие факторы развития. Все, что было между нами, имело большое значение для нас обоих. Мы поняли, что как бы дальше не развивались наши отношения, мы будем вместе, а в каком качестве, уже это не важно. Скорее всего, мы будем любовниками, а может, и нет, - что у нее в голове? – но, факт остается фактом, мы не можем далее жить друг без друга. Сегодня – завтра, Синеглазая об этом узнает, что у меня вовсе не вызывает сомнений, потому что кто-то из нас об этом ей признается, а другой подтвердит, или вообще никто никому ничего не расскажет, ибо не успеет, потому что Синеглазая опередит всех и скажет просто : «Я все знаю», - и опустит голову, и мы будем жить дальше и поживать, а что будет после, кто знает. Главное - они между собой ладили. И, вроде, у них все хорошо. Но, неужели они будут из-за  меня ссориться? Жизнь и так постепенно клонится в сторону заката, нам надо постараться максимум сделать этот закат безоблачным друг для друга, в старости кто из нас будет ругать другого за наши шалости в молодости и в зрелости? Тем более, я понял, что женщина после определенного возраста вообще мечтает, что ее оставил муж в покое. А это может достигаться только одним способом : найти любовницу! Подходящую, чтобы ей и ему не было стыдно за нее. Как в анекдоте: я найду такую любовницу, чтобы не стыдно было попадаться на глаза жены, или другой анекдот: все-таки, дорогой, наша любовница лучше всех. Примерно, вот так. Все равно народ что-то скажет, на то он и народ – на каждый роток не бросишь платок. Иметь любовницу в прямом и переносном смысле, -  это все-таки очень здорово. Больше времени остается и для семьи, и для нее, и для работы – не приходиться бегать за поиском очередной шлюшки, и не надо тратиться впустую. Любовница – это универсальная машина, удовлетворяющая все твои потребности, это эликсир здоровья, она твоя муза – вдохновляет тебя совершить то, что в обычной ситуации ты даже не помышлял бы. Она предоставляет тебе отличную возможность быть всегда на несколько голов выше, чем остальные представители твоего вида, она тебя возвышает и одухотворяет, она – это концентрация всех лучших и полезных качеств женщины, твой ангел – хранитель.

     Да здравствует ЖЕНЩИНА !!!

  

 

 

                                                          КОНЕЦ    ПЕРВОЙ    ЧАСТИ