Кургинян и призрак коммунизма

«Мы продолжаем исторический процесс.»

Опять «Истерический процесс» смотрел, предыдущий. Последний, про призрак коммуниста (или он уже предпоследний?) опять смотрел, раза два, и еще предыдущий поглядел заодно, «Политическая подстава» называется. Там Кургинян еще отвязнее над либероидами прикалывается. Правда, подрезали его слегка, не дали выступить, перебивают постоянно, типа опровергают, Чубайс особенно, да и остальные... Вот что за люди?.. А он сразу сказал: народ они не любили, Хрущев и Гайдар, только для элиты всю дорогу старались, потому и не вышло у них ничего. Вот Дэн Сяо-пин, тот любил, в Китае, и китайцы теперь в шоколаде. Все ясно, чо еще надо? Казалось бы. Нет, давай они цифры какие-то приводить, не все, мол, так просто, да и вообще все по-другому... Хотели его демагогом, софистом, и популистом выставить, на неувязках всяких подлавливали, а он не дался, можно сказать, не из таких. А может, и из таких.

Короче, подсел я на эти зомбо-тёрки, не знаю, как и слезть. Сериал латино-американский начать смотреть? Клин клином, ну и там хоть любовь, романтика... А тут одна пропаганда насилия, хотя и косвенная. Шучу.

Ладно, оставим этот гаерский тон, который так же не подходит для обсуждения подобных тем, как и жанр ток-шоу, и рассмотрим «доводы» Кургиняна, о прочности которых так много говорят его поклонники, в том числе в комментариях к заметке «Истерический процесс, или...». Там я всего лишь пытался заострить внимание общественности на несоответствии формы и содержания, играющем на руку гг. С. Е. Кургиняну & Co. с их нехитрыми лозунгами. Это вдруг вызвало такое негодование, местами в самой грубой форме, что я даже растерялся несколько. Нельзя, оказывается, г-на Кургиняна и его мнения задевать, ни словом, ни полсловом, формируется культ личности, фан-клуб, и т. д. Кургинян — народный заступник в масс-медиа, он бросает властям в лицо правду о бедственном положении народа, объясняет причины этого положения, и предлагает разумный выход из него. Даже если бы это было и так, стоит ли доверять ему слепо и наглухо защищать от любых критических отзывов?

Начнем разговор по существу, на материале двух упомянутых выпусков шоу «Исторический процесс», итоговой (№ 40) передачи «Суть времени», видео-записи встречи С. Е. Кургиняна с членами красноярской ячейки движения «Суть времени» 17 октября с. г., и еще некоторых его публичных выступлений.

Аргументация Кургиняна строится из следующих смысловых блоков.

Во-первых, он указывает на очевидные факты массовой бедности, беззакония, и бесправия, космического разрыва в доходах, на драматизм ситуации, в которой оказалось большинство народа. Это опорный и наименее спорный пункт его рассуждений.

Во-вторых, он указывает, что эта ситуация возникла после перестройки и в результате ее. Здесь уже возникают сомнения, поскольку, как известно, «после этого» далеко не всегда значит «по причине этого». Он выдает хронологическую последовательность за причинно-следственную связь.

В-третьих, он утверждает, что СССР не разрушился под грузом объективных проблем, а был разрушен кознями врагов. Системные, и прежде всего экономические, проблемы СССР он отрицает, умаляет, объявляет надуманными, врагов рисует фантастически злонамеренными. «Инструментом развала» считает идеологическую диверсию Запада, сломавшую монолитное единство советского мировоззрения и посеявшую зернышки либерализма в высших эшелонах власти, вследствие чего расстроилась и система управления. Соответственно, он призывает восстановить СССР, сначала как общественный строй, а затем, по возможности, также и территориально, путем реставрации единого мировоззрения (политического языка) и управления.

В-четвертых, он страстно бичует пороки буржуазно-либерального Запада и предрекает ему скорую гибель совершенно так же и почти в тех же выражениях, что и некогда Шевырев, Бакунин, Маркс-Энгельс, Герцен, К. Леонтьев, Ленин, Шпенглер, и Суслов, и как сегодня это делают Проханов, Джеймисон, или Жижек. Тысячи русских и западных агитаторов всех мастей и размеров ждут смерти Запада со дня на день вот уже почти два века подряд, а тот по-прежнему живее всех живых. Парадокс, однако. Загадка природы. При этом критика Запада в России всегда есть преувеличенное повторение некоторых мотивов западной самокритики, и Кургинян здесь не исключение. Берутся на вооружение концепты и учения, на Западе уже отшумевшие и засунутые в более или менее скромное место среди прочих, провозглашаются единственно верными, и идеологически раздуваются до совершенно немыслимых размеров. Так случилось с марксизмом, сегодня это проделывается с «пост-модернизмом», имеющим к России еще меньшее отношение.

В-пятых, в противовес рассыпающемуся на глазах, как он считает, западному либеральному проекту Кургинян выдвигает специфически русский, или российский, исторический опыт и идеал — «коллективистский», имперский, и большевистский, со всеми превосходными определениями и прекрасными образами, притороченными к этим эпитетам «патриотической» «мыслью». Здесь он также идет по стопам Шевырева, Герцена, Леонтьева, и советских идеологов.

Здесь каждый последующий аргумент слабее предыдущего, все менее опирается на факты, и все более — на мифы. В целом Кургинян говорит то же самое, что и множество других, озвучивая довольно массовое настроение «назад в СССР», прототипически описанное еще в Книге Исхода («назад в Египет»). В частностях он говорит много верного, но архитектоника его теоретических перспектив банальна и скорее скрывает, чем выявляет основные исторические тенденции.

Кургинян и его сторонники всего лишь повторяют азы советской пропаганды, их агитация за восстановление СССР начинается и заканчивается восстановлением в правах официального советского мировоззрения. Социализм Кургиняна — это социетальный аутотренинг, каковым являлся и советский агитпроп прямо вопреки марксистской азбуке базиса и надстройки.

Десятилетиями удерживать в сознании масс искусственную картину мира, все более противоречащую данной в ощущениях реальности — это была наиболее жизненно важная функция режима. По какому праву существовало это мировоззрение? По праву силы, вооруженным подавлением инакомыслия. Главной отраслью советской промышленности было производство идеологии, сбывавшейся, во-первых, на внутреннем рынке, во-вторых, в странах соцлагеря, и в-третьих, в «третьем мире», в нагрузку к братской помощи. «Ложное сознание» было основной опорой СССР, к концу 1980-х оно обветшало и сломилось под напором фактов, и прежде всего следующего: «капитализм» со всеми его противоречиями и пороками — это живой, спонтанно растущий социальный организм, тогда как «социализм» — это скрипучий механизм, который приводится в движение рабским трудом.

Есть два типа социальных организмов: не-западный и западный. Первый хронологически предшествует, но второй его обогнал в развитии, поэтому и определяется первый отрицательно относительно второго, по отсутствию процессов и институтов, которые возникли на Западе более или менее спонтанно, снизу, а вне Запада насаждаются административно, сверху, как то: наука, гильдии, регулярная армия, университет, сословия. Можно обозначить первый, архаический, как восточный, но тут и Африка, и Америка (доколумбова), и Россия в основном, да и на Западе хватает не-западных черт.

Основное отличие то, что в не-западных социумах жизнь организуется почти исключительно сверху, из одного центра, тогда как в западных — также и на уровне общин, городов, церковных приходов, феодов, и т. п. относительно автономных ячеек общества. Идеальные типы: восточная деспотия и древнегреческий полис. Суть в том, на каком уровне принимаются важные решения: только наверху, спускаясь вниз по разнарядке,— или также и в локальных центрах жизнедеятельности. В первом случае все население — это подданные, во втором — граждане.

Говоря утрированно, западный социальный организм — многоклеточный, прочие же — все еще одноклеточные, где население, возрастая количественно, не структурируется внутренне по сословиям, гильдиям, цехам, вольным городам, но веками или даже тысячелетиями, как в Китае, сохраняется в виде «первобытно-общинной» или «родо-племенной» протоплазмы в территориально-государственной оболочке с единственным нервным центром во главе. Историческое преимущество западных обществ над незападными — того же рода, что эволюционное преимущество сложно устроенных живых существ над более простыми.

«Политическая» модернизация, т. е. плюрализация и диверсификация отношений власти,– именно то, чего не хотят допускать «не-западные» режимы, и на чем, соответственно, ломаются все теории модернизации и глобализации как универсальных «естественно-исторических» процессов.

Политическая модернизация на Западе — это очередной этап длительной эволюции властных отношений, основанной на полицентрическом их характере, спонтанный и исторически естественный шаг в направлении дальнейшей их плюрализации. Плюрализм властных отношений возник не в Новое время, но столь же, хотя и в иных формах, характерен для античности и средневековья, это определяющая особенность Западной Европы сравнительно с прочими культурно-историческими регионами, включая Россию, где издавна возобладали центростремительные тенденции структурирования власти, которые проявились еще в Ростово-Суздальской Руси, укрепились, в условиях монголо-татарского ига, в ходе собирания земель под Москву, и полностью воплотились в идее и институте самодержавия.

Исторически формируясь между Западом и Востоком, Россия испытывала влияния с обеих сторон, поэтому процесс европеизации начался в ней гораздо раньше, чем в собственно восточных странах. По Ключевскому, этот процесс стал циклическим уже с воцарением Романовых: «Когда царь Михаил, сев на разоренное царство ... обратился к земле за помощью, он встретил в избравших его земских представителях преданных и покорных подданных, но не нашел в них ни пригодных сотрудников, ни состоятельных плательщиков. ... С тех пор не раз повторялось однообразное явление. Государство запутывалось в нарождавшихся затруднениях; правительство ... начинало искать в обществе идей и людей, которые выручили бы его, и, не находя ни тех, ни других, скрепя сердце, обращалось к Западу, где видело старый и сложный культурный прибор, изготовлявший и людей и идеи...» (Курс русской истории, XLI).

При этом государство выступало как субъектом, так и основным объектом модернизации, состоявшей преимущественно в заимствовании военных и административных технологий, тогда как социетальный порядок оставался по-прежнему или еще более, как при Петре I, государство-центрированным. Насаждение западной культуры среди дворянства само по себе имело, правда, далеко идущие последствия в связи с зарождением «(образованного) общества», по мере своего развития постепенно ставшего затем важнейшим историческим фактором.

Социальное реформирование начинается лишь при Петре III и Екатерине II, с раскрепощения дворянства и дарования ему прав личной свободы и собственности. Реформы Александра II имели уже решительно социетальный масштаб: результатом их стало формально-правовое преображение всего социума в целом. Впервые была легитимирована автономная общественная деятельность (земская и судебная реформы 1864 г.). Речь шла при этом о смене монистического парадигмального принципа властных отношений – плюралистическим, так что после 1861 г. романовская модернизация вступила в противоречие с экзистенциальным принципом российского государства.

Сопротивление модернизации в России — это защитная реакция социума незападного типа на угрозу социетальной вестернизации, т. е. плюрализации власти. Отсюда представление о (политической) модернизации как о «гниении», основное для русской идеологии в ее монархическом или коммунистическом вариантах. «Крайности сходятся», правые и левые «государственники» стоят в России по одну сторону баррикад, а немногочисленные либералы — по другую. Начиная с 1917 г. моноцентрическая потестарно-социетальная структура была востановлена, а модернизация вновь ограничена сферами техники, военного дела, и администрации.

«Основное противоречие современной эпохи», по С. Е. Кургиняну — между Китаем и США, по Ю. С. Пивоварову — между честью и бесчестьем, по сути — между традиционным монизмом власти, модернизирующей лишь самое себя и инструменты своего господства,— и плюрализацией власти, т. е. реальной модернизацией.