Не верь. Не бойся. Не проси

Ходорковский ответил на десятки вопросов, текст опубликован в интернете, но это — не интервью, а в некоторых случаях — это даже не ответы.

http://gidepark.ru/community/1056/article/460449

Суетный соблазн «что-нибудь спросить у знаменитого человека» похож на просьбу дать автограф. Знаменитость расписывается на чём попало, на любом клочке... А зачем это просящему? Что делать с этой закорючкой? Хранить? Любоваться?

Ходорковский — самый знаменитый зэк России. Но именно потому, что он заключённый, некоторые вопросы задавать нельзя (бессовестно и нечестно).

Некоторые спрашивают его об убийствах (тем более что Путин несколько раз прямо говорил, что у Ходорковского руки в крови). Но даже если человек на свободе, даже если уехал, живёт в другой стране, — неужели он скажет: да, по моему приказу убивали людей?

Зачем задавать вопрос, ответ на который всегда «нет»? Это даже не столько вопрос, сколько желание безнаказанно оскорбить.

Читатель, вообразите, что у вас берут интервью в прямом эфире и спрашивают: давно ли вы перестали лазить по карманам? Вы, конечно, ответите, что и не лазили. Однако сам факт, что вам публично задали оскорбительный вопрос, останется. И люди будут говорить друг другу: «Видал, как задёргался!» (Конечно, задёргаешься. А если дашь интервьюеру в морду — вот тебе и уголовное дело; даже если ты олигарх.)

А интернетные задаватели вопросов — вообще в полной безопасности. Кто этот «inkvizitor»? — может быть, Сечин или кто-нибудь из прибравших ЮКОС?

Человеку, который сидит в тюрьме, нельзя задавать вопросы, ответы на которые могут ухудшить его положение или положение его близких, друзей, бывших сотрудников.

Такие вопросы задают прокуроры, следователи — это их работа. А зачем праздношатающиеся (по интернету) бездельники берут на себя такую работу — непонятно.

Результат можете оценить сами. Вот второй вопрос и ответ на него.

— Было ли начало Вашего бизнеса безупречно чистым? Стыдитесь ли Вы чего-нибудь сделанного за период карьеры?

— Люди, уверенные в своей безупречности, меня пугают. И, конечно, было много всего, чего, повзрослев, начинаешь стыдиться. Но и подходить к эпохе революционных реформ с мерками обычного времени — ошибка.

Будь это интервью, журналист (после такого ответа) должен бы сказать: «Вопрос был о „начале бизнеса“, это очень конкретно. А в ответ — рассуждения: о неких людях, уверенных в своей безупречности; о эпохе революционных реформ, к которой нельзя подходить с обычными мерками».

Зачем спрашивать зэка, будет ли он мстить Путину, когда выйдет на свободу? У него старые родители, жена, малые дети — ему надо как можно скорее вернуться к ним. Неужели он должен ради красного словца сказать: «Да, мечтаю выйти и убить!» — и значит, не выйти никогда; и скоро стать в зоне жертвой несчастного случая.

Он не верит суду. И правильно делает. Он не просит об условно-досрочном освобождении. И правильно делает. Закон зоны: не верь, не бойся, не проси. И не лезьте в душу.

Пусть выйдет на свободу. Тогда поговорим.