Про агентов и людей

Извините на комп. перевод с бел. языка.

Любой политик, который видит путь свержения режима не только в варианте «толпа захватывает резиденцию», сразу попадает под подозрение в «нечистоте».

Павел Шеремет недавно поднял всегда популярную, беспроигрышную и благодарную для журналиста тему - о агентов КГБ среди белорусского оппозиции. На фоне последних скандалов с новыми вербовки и пресс-конференции активистов в Варшаве вечная тема приобрела новую актуальность.

По логике Шеремета (которую, впрочем, разделяют многие) - настоящий оппозиционер всегда будет выступать за смену преступной власти, а агент спецслужб будет только защищать власть. Логика хороша, но, скажем мягко, небезупречна. Небезупречна том, что таким простым как веник подходом априори ставится под сомнение любая умеренная и няпросталинейная позиция.

Любой политик, который видит путь свержения режима не только в варианте «народный толпа захватывает резиденцию», сразу попадает под подозрение в «нечистоте».

Если кто-то из той или иной причине не выражает восторга от эффективности и необходимости массовых акций, то - «с ним в общем все ясно».

Однако не стоит ли задуматься, что больше права на существование имеет другая, противоположная, логика? Как раз именно терпимый самостоятельный политик может видеть не только единое прямую и единственную правильную дорогу - он может позволить себе сомневаться, выбирать, оценивать ситуацию и даже, о Боже, идти на компромиссы. Роскошь, которой не могут позволить себе агенты - ведь они должны выглядеть однозначными, выявлять незыблемость своей радикальности.

История свидетельствует, что часто наиболее радикальные идеи активно и громко выражают как раз те, кто имеет разрешение «сверху» их высказывать. Не перечесть случаев в истории различных стран, когда именно самые радикальные структуры были инспирированный властями и ими контролировалась. В дореволюционной России агенты охранки убивали губернаторов, провокаторы возглавляли митинги.

«Агент» не боится самых радикальных лозунгов - он знает, что ему за это ничего не будет.

Как журналист я неоднократно наблюдал, как подбирают слова редакторы газет, руководители общественных организаций, политики в своих высказываниях или интервью. И я их понимаю.

Стоп, а теперь давайте подумаем, к каким выводам приведет мая якобы убедительная логика? Или не бросит она тень на самых бескомпромиссных борцов с режимом, которые не боятся высказываться, называть вещи своими именами, выступают за самый радикальный способ решения белорусского проблемы?



Поэтому, по моему мнению, единственный приемлемый вариант - остановить проявления агентамании, которые все равно ни к чему не приведут. Настоящих агентов мы не найдем и только бросим тень подозрения друг на друга. Наконец, может, кто-то и ставить такую ​​цель?

Если бы в Беларуси была открыта публичная политика, то же преданы всеми публичный диалог, круглый стол между властью и оппозицией в рамках правовых процедур, то здесь агентом КГБ не осталось бы места. Все было бы как на ладони, под видеокамерами труднее скрыть истинные мотивы.

Пока же агентамания превращается в трагикамэдыю белорусского разлива. В Фейсбуке люди начинают меряться тем, сколько раз их вербовали.

Некоторые дадумваюцца называть агентами тех кандидатов в президенты, которые сейчас сидят за решеткой и которых пытают в застенках - мол, их специально там пытают, чтобы набить им рейтинг, чтобы они вышли и стали лидерами оппозиции.

А вот меня никогда не вербовали. Вплоть обидно, я столько раз в голове провернул свои возможные действия, а использовать подготовленный экспромт не нужно. Почему? Не знаю, вариантов ответа много - возможно, я не подхожу под какие-то их правила, может, был потерян время, возможно, мои личные характеристики показывают им, что ко мне лучше не подходить. Наконец, может, меня и так уже хватает агентов? А возможен и еще один вариант - я ни на какое зло им не нужен.

Хотя это, последнее, вряд ли. Вспоминается, как на одной пресс-конференции где-то в 1996 году, когда на такие события еще приглашали независимых журналистов, я задал довольно длинное и, как мне казалось, довольно резкое вопрос Лукашенко - то про агрессивность его политики. (Замечу, что все самые жесткие и критические вещи, которые вообще можно сказать о Лукашенко, я сказал не в 2010-м и даже не в 1996-м, а в 1994-95-м годах, когда некоторые самые упорные нынешние критики еще работали в его команде.) Так вот задаю я свой вопрос и вижу, как Лукашенко листает какие-то бумаги, и начинаю понимать, что это мое досье. «Ну вот, Виталий, твои ...» - начал Лукашенко, хмыкнул, подумал - и, отложив бумаги, начал отвечать, в своем стиле переводя стрелки на агрессивность моих публикаций в газете «Свабода».

Признаюсь, очень хотелось увидеть эти бумажки, которые, наверное, разбух за эти годы. Почитать отчеты, увидеть знакомые фамилии, оценить стиль и глубину анализа.

По крайней мере, есть еще один стимул приближать победу демократии.