Тирану тиранья смерть!

Отнимая выбор у общества, правитель не оставляет выбора и себе

Уже стало традицией, что события класса гибели Муамара Каддафи (См. Саддам, Усама, Милошевич и др.) вызывают в нашем благословенном отечестве отчаянные приступы идиотизма. Публичные фигуры вдруг пламенеют, превращаются в языки огня. Очень длинные языки. Последний писк – обличение ливийских повстанцев, а через них или даже минуя их, напрямую Запада в аморальности, жестокосердии, лицемерии, садизме…

Действительно, убить человека у последней черты, загнанного, беспомощного, не сопротивляющегося, несмотря на свой золотой пистолет, молящего о пощаде, взывающего, наконец-то, к закону, праву, совести. И потом показать все это по мировым каналам – канализационную трубу, из которой его вытащили, ярость толпы, самосуд. И бездыханное тело, выставленное на всеобщее обозрение в его родном городе Сирт, прежде чем его зароют в песок пустыни в неизвестном месте, чтобы он скрылся навсегда и без следа.

Действительно, малоэстетично. И какая уж тут мораль. Только одна: собаке – собачья смерть.

Фи, как грубо. Не по-христиански. Или, как выразился один заметный реагент: «Ничего подобного нет в морали ни одной из мировых религий - ни в христианстве, ни в иудаизме, ни у мусульман этого нет».

Что правда, то правда. Как правда и то, что Каддафи сам выбрал себе такой конец. Он неотвратимо шел к нему, отбрасывая все другие варианты. Пока не остался один этот.

Армейский капитан из бедуинской палатки, сбросивший с трона короля Идриса в далеком 1969 году, превратился в мировое пугало и чучело. Превращение заняло 42 года, в течение которых исполнялись все его желания. Не стало равных ему в стране: все конкуренты убиты, партии запрещены, в прессе не появлялось других портретов. Не стало законов, Священным Писанием и Уголовным  кодексом стала его Зеленая книга. Не осталось места для несогласия и несогласных, его (их) карает поистине высшая сила. В тюрьме Абу Салим одной темной ночью 1996 года погибли разом 1200 политических заключенных.

Десятки людей исчезали каждый год. Таинственная смерть неотвратимо настигала оппонентов и за границей.

Одно слово - Джамахирия. И это слово придумал он.

По правилам Джамахирии он мог все – покровительствовать убийцам со всего мира: из соседней Либерии и Сьерра-Леоне, колумбийским повстанцам, ирландским террористам. Он даже пытался замутить бучу среди аборигенов Новой Зеландии. Сбить самолет для него ничего не стоило – в крайнем случае, несколько миллиардов отступных, при бесконтрольном владении всей нефтью и газом страны, семечки. Он – мировое все: голос мировой бедноты, лидер Третьего мира, король Африки, Царь царей, лидер революции, которая никогда не кончается. И больше ничего. Его нельзя уволить. Ему нельзя уйти в отставку – неоткуда уходить, как он подчеркивал все последнее время.

Его можно было только убить.

То есть, конечно, лучше было бы, если бы его арестовали, желательно огласив предварительно правило Миранды о его правах, и судили настоящим, корректным, независимым судом – национальным и международным. Но где же его взять – такой национальный суд? За 42 года такого суда точно не было создано. За 42 года безраздельного правления в политической пустыне, которую он создал, на выжженной репрессиями земле остался только один жар – жажда мести. Ее малоэстетичный протуберанец и был явлен миру.

На самом деле, это правило для любых диктатур и тираний.

Кандидата в диктаторы, потенциального тирана влечет власть.

Власти никогда не бывает много – только мало. Но когда все цели достигнуты, выясняется, что у тирана остается только одна жизненная цель – умереть в своей постели. Иного выхода из ловушки абсолютной власти нет. Отняв выбор у общества, он не оставляет выбора и себе.

В демократии все прописано – порядок прихода – ухода, сроки, методы и границы властвования. Демократия для смертных людей. Смерть бывшего премьера или президента – повод для газетных некрологов, не более того.

Диктатору покой может только сниться. Он не может оставить власть, и не только потому что власть – это все для него. Это его мир, созданный по его образу и подобию. Он уйдет и все рухнет. Диктаторам нужно быть бессмертными. В ХХI веке это точно стало невозможным.