Модернизацию России Путин решил доверить китайцам

На мой взгляд, если мы сейчас всерьез говорим о том, что Китай может оказать нам помощь в части модернизации, это означает, что наш собственный научный и технический потенциал признан уничтоженным. Китай на протяжении большей части своей социалистической истории поднимался на наших технологиях, на наших поставках сложного промышленного оборудования и на нашем обучении китайских специалистов. Впоследствии Китай перешел к Западу не из-за того, что там технологии и обучение лучше, а исключительно из-за политических разногласий китайских и советских руководителей. Не буду долго рассуждать, откуда взялись эти разногласия, — у обеих сторон было достаточно серьезных ошибок. В любом случае после этого развода СССР продолжал располагать громадным собственным потенциалом и весьма эффективно развиваться. Если сейчас мы говорим, что нам не хватает возможностей по производству  технически сложного оборудования, то это не потому, что мы в принципе не умели его производить, а потому, что большая часть наших собственных производственных мощностей уничтожена, а  большая часть персонала, распоряжавшегося этими мощностями и эффективно их использовавшего, разогнана. Поэтому сейчас помощь Китая может нам понадобиться не для того, чтобы получить откуда-то оборудование и специалистов, а прежде всего, чтобы разобраться с собственными специалистами по уничтожению оборудования и разгону специалистов.

Единственное, чего нам не хватает по сравнению с Китаем, — это того, что в последнее время принято называть красивым словосочетанием «политическая воля». С другой стороны, если у нас и впрямь нет политической воли, то никакие китайские советы нам не помогут, поскольку все равно не будет воли для применения этих советов.

Что же касается соглашения в целом, то вполне понятно, что помимо практического применения, оно имеет и рекламное значение. Наше руководство показывает сразу несколько сторон. Во-первых, что у нас есть потенциальные партнеры кроме Европы и Америки, с которыми мы до сих пор играли, причем играли в одни ворота — наши собственные. Соглашение показывает нашему народу, что власть все-таки еще не вполне разрушилась сама и готова предпринимать какие-то внятные самостоятельные шаги. В какой мере эта реклама соответствует истине? Увидим. В конце концов в любой рекламе есть какие-то фрагменты реальности.

Понятно, что мы вследствие этого соглашения будем заметно больше зависеть от Китая, нежели зависели доселе. Но также понятно, что благодаря этому соглашению мы оказываемся существенно менее зависимыми от наших западных партнеров, и, таким образом, суммарный баланс зависимости смещается, причем в нашу пользу. Грубо говоря, если ты зависим от кого-то одного, ты зависим полностью, если зависим сразу от нескольких, то и они в свою очередь начинают зависеть от тебя.

Более того, если посмотреть на обширный опыт Великобритании с ее легендарной стратегией баланса сил, то мне кажется, поведение наших властей в  целом оправдано. Суть стратегии баланса сил в том, что Великобритания, будучи недостаточно сильна для того, чтобы самостоятельно контролировать континентальную Европу, несколько веков подряд заботилась о том, чтобы в континентальной Европе существовало несколько примерно равных друг другу держав,  которые бы постоянно грызлись между собою, и чтобы у них, таким образом, не хватало ни времени, ни сил, ни желания для того, чтобы в свою очередь заняться маленьким островком по соседству. Долгое время Советский Союз был достаточно велик для самостоятельного контроля значительной части мира. Сейчас пока Союз разделен, у любого из его осколков не хватает сил даже на адекватный контроль самих себя, поэтому впредь до нашего воссоединения нам вынужденно приходится придерживаться той же стратегии баланса сил. Нам, как Британии, приходится искать и сталкивать между собой конкурентов, правда, мы с большим основанием, чем Британия, можем рассчитывать на то, что одного из конкурентов вырастили мы сами. Британцы очень активно способствовали возрождению германской военной мощи в 1930-е годы, поскольку их не устраивало, что Франция в Европе осталась без серьезного  противовеса. Мы аналогичным образом способствовали усилению Китая, но делали это не для создания противовеса кому бы то ни было, а в силу тогдашних наших соображений о том, что любое развитие любой страны в конечном счете полезно всему миру.  Поэтому сейчас мы можем желать от Китая большего, чем когда-то британцы желали от Германии, ибо мы помогали Китаю из менее корыстных собственных соображений, так что моральное право рассчитывать на китайскую поддержку у нас есть.

Я думаю, что Китаю есть чем поделиться.

Это большая и сложная страна. Есть районы, которые слабы, — сельские районы, но есть сектора экономики и промышленности, где Китай далеко обогнал Российскую Федерацию. Есть такие города, как, например, Шанхай, которые  отстроены по новым технологиям коммуникации и связи. Так что методам управления — не столько административному менеджменту, сколько управлению в сфере технологических решений — мы могли бы у китайцев поучиться.

Для Китая всегда была интересна в РФ вся космическая сфера и космические технологии, военно-промышленный комплекс. К сожалению, ни та, ни другая сфера не сохранились на том высоком уровне, как это было пару десятков лет назад, тем  не менее у нас есть и научные наработки, и открытия, которые с трудом реализуются у нас, и такое двухстороннее сотрудничество поможет реализации каких-то ожидающих своей череды научных проектов. Все-таки у нас фундаментальная наука всегда была достаточно сильная. У нас там хороший задел.

…Дело в том, что не нужно расценивать это как чисто экономическое решение. Насколько мне известно, руководство государство всегда оценивало Китай как большого стратегического партнера, который никуда не денешь. Сегодня нет речи о помощи со стороны Китая, речь идет о сотрудничестве. Это сотрудничество может быть конструктивным, хотя и сложным. Сложным в силу того, что все-таки Китай — это огромное государство со своими интересами в сфере политики, военной политики, и  кое-где наши позиции расходятся, но очевидно, что развивать сотрудничество вполне разумно и уж более эффективно, чем не делать этого.

Во-первых, я хочу сказать, что этот визит в Китай и то, что там было сказано, больше зависят от внутриполитической ситуации, чем от объективных условий. У меня складывается впечатление, что этот визит в Китай — это подготовительный шаг для прихода к власти Путина. Люди должны видеть, что меняется не просто президент, а меняется вектор развития. Если Медведев ориентировался на Запад и заключал с ним контракты, то Путин больше ориентирован на такую, можно сказать, примаковскую стратегию по выстраиванию союза с развивающимися странами. Медведев тоже какое-то внимание этому уделял, но в меньшей степени. Поэтому, во-первых, оценивать эту встречу можно как некий внутриполитический, внутрироссийский сдвиг.

Что касается экономики, то Китай действительно сейчас в технологическом смысле намного более развит, чем Россия, и для нас в нем хорошо то, что буквально в последние пару лет Китай очень сильно рванул в сборке под заказ. То есть не в каком-то массовом поточном производстве, когда сборка идет по западным технологиям (хотя в этом тоже всегда было его преимущество, и оно остается), а именно в том, чтобы собирать небольшого размера технологические комплексы под конкретные задачи. Учитывая российский уровень бюрократизации административных барьеров, открыть здесь какое-то высокотехнологичное предприятие очень  сложно. Из историй на тему того, как кто-нибудь пытался это сделать, а потом плюнул и создал то же самое в Китае в пять раз быстрее и в десять раз дешевле, уже, наверное, энциклопедию можно сложить. 

Основная фишка в том, что нам сейчас очень удобно собирать целевые вещи. Наши пять направлений модернизации, которые озвучивал Дмитрий Анатольевич Медведев, все достаточно высокотехнологичные. Если мы реально собираемся занимать эти ниши, а я не думаю, что с приходом Путина этот курс будет отложен, то нам нужно начинать сразу с каких-то достаточно массовых вещей. У нас есть технологии, у нас есть довольно хорошие ученые, которые по уровню выше китайских, причем значительно выше, например в биотехнологиях, в энергетике. У Китая есть  некоторые направления, где он действительно прорвался, — это светодиоды,  солнечная энергия, но в биоинженерии и более технически сложных областях мы пока впереди. Однако у нас очень тяжело все это открывать, и нет возможности освоить такие мощности. Если нам нужно выпускать какой-нибудь небольшой приборчик, то мы будем десять лет где-нибудь в Дубне или в Сколково строить завод и только через десять лет он начнет что-то выпускать. А в Китае это можно сделать очень быстро. То есть буквально за год можно развернуть все необходимые производства  и начать процесс. 

Делается это за счет того, что в Китае практически полностью отсутствуют административные барьеры и имеются выгодные условия для иностранных предпринимателей. Сейчас это немного изменяется, но  для России, я думаю, сделают исключение как для одного из ведущих поставщиков технологий.

В принципе, китайцы очень этим дорожат, и сейчас они переходят на эту модель потому, что она позволит им вырваться из этой китайской  экономической зависимости от массового производства за счет дешевой рабочей силы. Они переориентируются на какие-то более целевые, более мелкие, но более технологические производства и компании. Россия, конечно, в этом большое подспорье.