Избавить историю от идеологических фальсификаций

Кризис и массовая профанация исторического знания не в последнюю очередь вызваны подрывом в обществе доверия к истории как к науке. Приснопамятная кампания по «разоблачению тёмных страниц нашего прошлого», вовсю разворачивавшаяся в конце 80-х – 90-е гг. прошлого века и проявляющаяся рецидивами по сей день, способствовала негативизму общества в отношении собственной истории. История стала восприниматься не как точное знание, а как поле для всевозможных домыслов и измышлений. Исчезло доверие к достоверности исторического факта. Отчётливым выражением такого негативизма стало широкое распространение афоризма: «Наше прошлое непредсказуемо». Предстоят ещё немалые усилия исторического сообщества, чтобы вернуть у публики доверие к предмету своих научных изысканий. И прежде всего для этого нужно вернуть в историю научные методы познания.

Одним из них является сравнительно-исторический. Подлинное значение любого исторического факта выявляется только в его сопоставлении с аналогичными. Между тем, оно нередко подменяется эмоциональными субъективными оценками, что с исторической наукой не имеет ничего общего. Более того, эти оценки, широко тиражируясь далёкими от истории СМИ и превращаясь в расхожие обывательские стереотипы, представляют собой тонко рассчитанное психологическое оружие, направленное на формирование и поддержание у россиян чувства исторической вины и национальной неполноценности перед «цивилизованными народами».

Подлинно научному осмыслению такого трагического, но важного периода в нашей истории, как период революции и гражданской войны, постоянно препятствуют попытки подменить такое изучение навязываемыми бесплодными дискуссиями на заезженную тему «Кто виноват?» Между тем, этот вопрос вообще не имеет никакого отношения к истории как к науке.

В связи с этим нельзя не вспомнить мероприятий, прошедших в конце прошлого года и посвящённых 90-летию окончания гражданской войны в России. Общий тон некоторых из них, причём с участием известных представителей исторической науки, состоял в том, чтобы сделать ответственной за развязывание гражданской войны лишь одну из её сторон, без объективного анализа условий этого процесса. Наблюдается стремление вернуть изучение столь важного явления в истории нашей Родины в русло узких идеологических трактовок, печально известных в недавнем прошлом, только поменяв привычные оценки сторон на прямо противоположные. Такая идеологизация истории отнюдь не способствует преодолению тенденций к её фальсификации.
Стереотипы о гражданской войне нацелены на оправдание излюбленного в некоторых кругах тезиса об особом «варварстве» России как её отличии от Запада. Многие пишущие о гражданской войне подчёркивают её продолжительность, разрушительность, масштабность и кровавость. Однако научный анализ показываетнесостоятельность стереотипных представлений о трагических событиях российской истории ХХ века как о чём-то выделяющем нашу страну якобы в худшую сторону среди «цивилизованных стран».

Активная фаза гражданской войны в европейской части России длилась всего два с половиной года – с мая 1918 по ноябрь 1920 гг. Даже самая кратковременная из зарубежных гражданских войн Новейшего времени – в Испании – продолжалась на три месяца больше. Не говоря уже обо всех других гражданских войнах ХХ века (в Мексике, Греции) и тем более – предшествующих веков.
Мы будем неправы и в оценке гражданских войн в других государствах как якобы принципиально менее кровавых, менее разрушительных по сравнению с российской. Одна Варфоломеевская ночь во Франции как эпизод гражданской войны – достаточно яркое свидетельство её ожесточённости! Во время гражданской войны в Англии погибло, как считают историки, около 100 тысяч человек. Всё население Англии в то время составляло всего 5 млн. человек. Гражданская война в Соединённых Штатах Америки унесла жизни, как традиционно считает историография США, 600 тысяч североамериканцев при общем населении страны 31 млн. человек. Испанцы скорбят о гибели примерно 500 тысяч – 1 миллиона своих соотечественников в гражданской войне 1936-1939 гг. Всё население Испании насчитывало в то время 26 млн.

Точное количество демографических потерь России за время гражданской войны всегда, очевидно, будет предметом дискуссий. Что касается армий противоборствовавших сторон, то тут у нас есть более определённые данные. В Красной армии в 1918-1920 гг. погибших в боях и умерших от боевых ранений насчитывалось около 250 тыс. человек (Россия и СССР в войнах ХХ века. Потери вооружённых сил. Статистическое исследование. М., 2001. С.62. Нужно учесть, что здесь же подсчитаны ещё и потери в войне с Польшей 1919-1920 гг.). Нет оснований считать, что боевые потери Белой армии были выше, так как по своей численности она всегда уступала Красной армии. Таким образом, жертвами военных действий российской гражданской войны в армиях противостоявших сторон стали, самое большее, около 500 тысяч человек.

Следовательно, потери России в военных действиях Гражданской войны, будучи даже в абсолютных цифрах ниже аналогичных потерь США и Испании, в относительных цифрах составляют всего 0,3% населения страны. Тогда как в Испании в аналогичной ситуации погибло 2-4%, в США – 2% и даже в Англии в гражданской войне XVII века – тоже 2% всего населения. По-видимому, 2% погибших – обычная «норма» жертв полномасштабной гражданской войны. В этом смысле российская гражданская война была в разы менее ожесточённа, чем в названных странах.

Большинство жертв гражданской войны – умершие от эпидемий и общего ухудшения жизненных условий. В 1918-1920 гг. от заразных болезней умерло 283 тыс. военнослужащих Красной армии (больше, чем погибло от огня противника!) (Там же. С.131.), что составило 4,2% от общего числа мобилизованных в неё. Экстраполировав эту пропорцию на всё население России (без Польши и Финляндии в 1914 г. – 155,4 млн. человек (А.Г. Рашин. Население России за 100 лет (1811-1913): Статистические очерки. М., 1956. С.25, 27.)), находим, что от одних лишь эпидемий за это время умерло более 6 млн. человек.

Необходимы точные, политически неангажированные оценки всех демографических потерь России за 1914-1920 гг., но их пока нет. Исследования в этом направлении, проясняющие истину, не находят политического заказчика.

Вопреки ещё одному тиражируемому мифу, российская гражданская война не была массовой и вообще пользовалась крайней непопулярностью в народе. К нашей чести, среди русских находилось сравнительно мало таких, кто был готов по собственному желанию проливать кровь своих братьев в междоусобной брани.

Обе армии – Красная и Белая – были вынуждены уже летом 1918 года прибегнуть к массовым насильственным мобилизациям, так как добровольцев изначально не хватало. Сравним это с гражданской войной в США 1861-1865 гг. Там далеко не сразу, а только в середине войны обе стороны вынуждены были объявить общую мобилизацию. Однако армии федералов и конфедератов до самого конца войны оставались преимущественно добровольческими (на две трети на юге и более 90% на Севере). Но этого «свободным и демократичным» американцам вполне хватило, чтобы на тот свет отправилось больше народу (в относительных цифрах – почти вшестеро больше), чем за время «кровавой» российской междоусобицы.

Таким образом, представление о некоей пресловутой «особой ярости» русского народа в революции и гражданской войне оказывается одной из идеологических фальсификаций истории, внедряемых в массовое сознание и рассчитанных на создание у нас комплекса своей исторической и культурной неполноценности.

Наоборот, непопулярность гражданской войны, массовое нежелание русских людей участвовать в братоубийственной бойне, на поверку оказываются фундаментальными фактами, от которых и должно отталкиваться подлинно научное изучение этой трагической полосы нашей истории.

На этом фоне особую тревогу вызывают призывы отдельных лиц из научной общественности вести идеологическую борьбу путём разрушения памятников. Хорошо известны призывы такого рода в отношении мавзолея Ленина. Можно (хотя и ненаучно) связывать эксцессы революции только с личностью человека, там захороненного, а не с объективными процессами, однако мавзолей Ленина ныне связан также с событиями священной для нас Великой Отечественной войны. Это – парад 7 ноября 1941 года и парад Победы 24 июня 1945 года. На трибуне мавзолея стоял Юрий Гагарин после своего триумфального возвращения из космоса. Следовательно, призывы упомянутого рода содержат в себе неприятие не столько идеологии и методов революционеров-большевиков, сколько многих последующих героических и славных страниц в истории нашего Отечества.
Уже более двадцати лет налаживается плодотворный диалог между отечественными историками и их коллегами из Русского Зарубежья. Два некогда разделённых русских культурных потока вновь сливаются воедино, и это в высшей степени отрадное явление. К сожалению, не столь уж редко приходится слышать тон поучения, менторства, претензий на непогрешимую истину одной из сторон этого диалога, которая как будто пытается тем самым взять реванш за долгие десятилетия искусственного замалчивания её точки зрения на её Родине. Это особенно заметно проявилось во время упомянутых выше юбилейных мероприятий «исхода» из России участников Белого движения. Между тем, другая сторона – потомков тех, кто дважды после великих разорений отстроил Родину, победил в Великой Отечественной войне, вывел человека в космос – имеет явно не меньше прав давать назидания, чем потомки тех, кто все эти величайшие свершения в жизни своего Отечества только наблюдал со стороны.