ТЫ НЕ ОДИНОК

    Мне всего семнадцать лет, а я уже вполне прилично зарабатываю. Присматриваю машину, скоро буду уже на колесах. Прикуплю шмоток в модном магазине, и никто уже не не посмотрит с отвращением на мое бледное, невзрачное  лицо, покрытое прыщами. Я буду ехать по проспекту, остановлюсь рядом с шагающей по тротуару красоткой и небрежным кивком головы покажу ей на соседнее сиденье. И она не сможет мне отказать. Женщины - продажные животные, все до единой. И даже Катя? Да, и даже Катя, ответил я самому себе и снова взглянул в зеркало.

   Из прозрачной глубины на меня глянуло худое, невыразительное лицо в красных пятнах, редкие, бесцветные волосы на шишковатой голове смотрелись жалко и смешно. Выпирающий кадык на цыплячьей шее, редкие кустики проступающего пушка на месте, где должна уже быть легкая щетина.
Глаза, правда, немного скрашивали общее впечатление... Но кому они нужны, мои глаза? Кто захочет заглянуть в них и увидеть ум и глубину, кто заинтересуется тем, что они скрывают? Я стиснул зубы, отвел взгляд от своего смехотворного отражения и попытался восстановить видение красотки на соседнем сиденье, но красотка презрительно скривилась и ушла, звонко цокая каблуками. Она даже не оглянулась.
   Я вернулся за компьютер и занялся недоделанным сайтом. К вечеру он должен быть готов. Мне надо работать. Мне нужны деньги. Они правят миром и у кого их больше - тот и на коне. Разве я виноват, что отец умер, когда я был совсем маленький? У меня не было выбора - я освоил компьтер, который мать купила, поддавшись на мои слезные уговоры. Она потратила все сбережения на него, и я не имею права ее разочаровать. Когда распаковали коробки, она посмотрела на монитор, кучу проводов и непонятных устройств, опустила глаза и вышла из комнаты. Слышно было, как она тихонько плачет на кухне, так горько всхлипывая, что мое сердце рвалось на части. Я сел у ее ног, положил ей на колени голову и прошептал, что все будет хорошо, надо только верить. Она наклонилась, погладила меня по голове, и горячая, соленая капля скатилась на мою щеку. 
   Я не спал ночами, я проштудировал кучу книг, я учился. Мне некогда было развлекаться. Наверное, мне и правда не хватает витаминов и свежего воздуха, как утверждает мама. Неужели, моя внешность - это расплата за труд и настойчивость? Неужели, я наказан этой ничтожной, отталкивающей маской за свое желание жить, ни от кого не завися? Отогнав от себя привычные, тягостные вопросы, я вернулся к работе.
   Завтра сложный день в школе, две контрольных и итоговые тесты по химии.
Одноклассники обращают на меня внимание, только когда надо списать или взять у меня нужную книгу. Они не говорят спасибо... А зачем? Я должен быть рад уже тому, что меня заметили, что во мне нуждаются. Может быть, мне повезет, и Катенька снова попросит меня объяснить ей сложную формулу. Она наклонит свою хорошеньку головку, коснувшись моего лица волосами, и я буду говорить ей умные слова о законах физики, жадно втягивая запах ее волос, от которого кружилась голова и сладко сосало под ложечкой...
   Я пришел в класс последним, сел за последнюю парту и углубился в изучение заданий.
 
 - Слышь, задрот, скажи мне ответ на четвертый пункт! - сунув мне клочок бумаги с вопросом, прошипел с передней парты Станислав, любимец публики и даже учителей, несмотря на то, что учился он отвратительно. Но разве это может помешать любить этого высокого красавца, сына директрисы?
 - Я не задрот, у меня есть имя, - громко ответил я и запихал бумажку ему за шиворот. Не знаю, что на меня нашло, но в тот момент я чувствовал себя бессильным  настолько, что эта слабость переросла в отчаяние и безоглядный протест. Стас развернулся всем корпусом, смерил меня презрительным взглядом и сказав, что у ничтожества не может быть имени - сильно стукнул меня по затылку. От неожиданности я уткнулся носом в парту, кровь закапала, густо окрашивая тетрадь в алый цвет. Вера Ивановна подошла, подняла мое лицо за подбородок и приказала выйти вон из класса, раз я не умею себя вести. Не спеша собрав тетради и книги, я вышел под смешки и перешептывания в коридор. Спокойно, как будто это происходило не со мной, смыл кровь над умывальником, толкнул ногой дверь и вышел на улицу. Постоял немного на крыльце, вдыхая терпкий осенний воздух, и зашагал прочь от школы. Давно я не гулял просто так. Вечная спешка, школа, работа в книжном магазине на полставки, упорный ночной труд за компьютером - в моей жизни не было места для жизни.
   Горели прелые листья, собранные в кучи, пахло дымом костров и осенней грустью. Было еще не холодно, но какое-то легкое предчувствие мороза надвигалось с севера, подгоняемое темными тучами. Я долго шел, глядя себе под ноги и ни о чем не думая. Не было ни боли, ни обиды, только страшная, тягучая пустота внутри. Ноги сами меня принесли в дальний уголок городского парка, я пробрался в незаметный лаз в заборе и укрылся под огромным поваленным деревом, загороженный его стволом с одной стороны и развалинами старой стены - с другой. 
   Вечность капала минутами, отдаваясь в моей голове легким эхом. Нет ничего страшнее этой пустоты внутри, она растворяет тебя, подминает под себя тяжелыми, темными лапами вселенской тоски. Застыв, окаменев и не меняя позы я сидел, тупо уставившись на маленького жука, суетливо снующего среди опавших листьев. В груди гулко билось сердце, и мне странно было слышать этот звук, ведь я умер, меня нет, я не существую! Существует только эта ноющая дыра в груди, заполненная запахом листьев и тиканьем секунд.
   Раздался легкий шорох, потом звук шагов и передо мной появилась Катя. Она подошла, села рядом прямо на землю и легко прикоснулась к моему виску своей тонкой, ароматной рукой. Эй, - тихонько прошептала она, - у тебя такие красивые глаза. 
И пустота отступила...