Можно ли говорить о восстановлении Храмов, разрушая леса и загрязняя реки?



Утекайте отсюда скорее,
песчаные реки,
Не найдете вы здесь ни любви,
ни заботы вовеки.
Не стремитесь сюда, перелетные,
вольные птахи.
Ну зачем вам края, где живут
в озлобленье и страхе?
Уходите отсюда, деревья, хоть знаю —
вам трудно
Вырвать корни из почвы.
Но верьте — в отчизне подспудно
Зреет темное нечто, ведь свойственно
краю родному
Коль рубить — так под корень,
Коль резать — так всласть, по живому.

Начинаем с прекрасного и очень горького стихотворения Ларисы Миллер «Уходите отсюда, деревья»… Как же им уходить? А как жить?

Наша дача находится на станции Отдых по Казанской железной дороге. Зинаида Александровна здесь выросла. Уже больше пятидесяти лет мы живем здесь вместе. Лес, который тянется между Отдыхом и Ильинкой и дальше, — наш родной лес. Кажется, каждое дерево в нем родное, пустившее корни в душу. Сколько стихов и прозы зачиналось здесь, в этой тишине, в этой глубине и глуши… Прийти сюда — окунуться в источник жизни, омыться в нем, набраться сил.

То, что происходит в последние несколько лет с этим лесом, не происходило никогда раньше. Он стал бесхозным. Его стали хищнически рубить и растаскивать. Ну, а сейчас он просто гибнет. Раньше было лесничество, следившее за нашим сокровищем. Деревья опрыскивали с воздуха, оберегая от вредителей. Сухие деревья вырубались. Порубка каждого живого дерева каралась законом.

После страшной жары прошлого лета и зимнего оледенения живой лес стал напоминать лесное кладбище. Говорят, жара — условие распространения жука-короеда типографа, нападающего в основном на ели. И вот огромные вековые ели стоят совершенно сухие и заражают соседние деревья. Изредка среди них виднеются рыжие, как опаленные пожаром, шапки сосен. А березы, сплошь поломанные, валяются рядом, пересекают дорожки, ломают ветки других деревьев. И не только это. Какой-то вредитель сдирает кору с берез. Перед нами не березки, а рыжие стволы. Какой-то красный налет на дубах, они тоже гибнут. И никому до этого нет дела.

Уходите отсюда, деревья, хоть знаю —
вам трудно
Вырвать корни из почвы.

Трудно. Невозможно. И деревьям, и некоторым людям. Мы из тех, кто предпочитает погибнуть в родной почве, вместе с родной почвой.



Но вот пытаемся все-таки позвать на помощь.

Когда-то в сталинские времена Ахматова писала:

Стрелецкая луна. Замоскворечье...
Ночь.
Как крестный ход, идут часы
Страстной недели.
Мне снится страшный сон.
Неужто в самом деле
Никто, никто, никто не может
мне помочь?

Сейчас другое время, но мне хочется процитировать эти же строчки. Неужто не к кому воззвать?

Где-то в начале перестройки «реабилитировали» Бога. Не виноват, сказали, у нас опять православная страна. Мы снова отстраиваем Тебе храмы. Мы и крестики все надели. Кто скажет, что мы безбожники?

Но вот около тридцати лет подряд мы ездили в Коктебель. И чувствовали это место настоящим нерукотворным храмом. На дорожках городского парка там стояли столбики с деревянными досками, на которых было написано: «Соблюдайте тишину, работают писатели». Катера, приближаясь к коктебельской бухте, приглушали свою музыку «юрского периода» (как сказал один писатель). Нельзя. Оштрафуют.

Так вот, что сделали с этим нерукотворным храмом?

Уже много лет мы не можем и подумать о поездке в Коктебель. Большего осквернения храма, чем произошло там, не бывает. И дело, конечно, не в том, что это Украина. Это всеобщее направление. Можно ли говорить о вере в Бога без благоговейного отношения к жизни, к творению Божьему? Прежде всего к Природе?

Можно ли говорить о восстановлении Храмов, разрушая леса и загрязняя реки?

Можно ли говорить о Святой Руси, опустошая душу и заполняя пустоту денежными купюрами?

Хочется закончить эту статью криком SOS! И еще несколькими словами.

Процесс уничтожения лесов в Западной Европе остановила тревога, вызванная Римским клубом. К 1990 году западные страны взяли свои леса и воды под надежную охрану, и даже в собственном саду европеец не вправе срубить дерево. В этом отношении нам стоит поучиться.

Однако глобальные угрозы не исчезли. Саморазрушение выносится за государственные границы: из Соединенных Штатов в Мексику, из Европы — в бассейн Амазонки. Но биосфера едина, мы все — часть единой суши, и где бы она ни разрушилась, это рушится наша жизнь. И это «по тебе звонит колокол», писал Джон Донн. Его текст, взятый Хемингуэем в эпиграф к известному роману, продолжает пророчествовать.