Интересный рассказ от неожиданного автора(часть 1 подкорректированная)

Пролог

Я сидел на трухлявом, мокром пне, глотая слёзы, изо всех сил стараясь не разреветься в полный голос от нестерпимой боли, страха и осознания того, что он оказался прав. Всё, что он сказал, оказалось правдой, всё до последнего слова. Но если так, то что делать дальше? как быть? Куда мне теперь идти? От запаха гари всё ещё тошнило. Ещё пахло палёными волосами и пластиком, куски которого в некоторых местах вплавились мне в кожу. Судя по рези при вздохе, несколько рёбер было сломано, левая рука безвольно повисла, причиняя боль своей тяжестью, видимо, и плечо было вывихнуто. Всё тело болело, будто меня долго и усердно избивали.
Огонь в костре почти потух, я начал замерзать, хотя пару часов назад готов был отдать всё за этот всеобъемлющий холод. Собравшись с силами и перетянув особенно кровоточащие раны последними лоскутами, оторванными от пропитавшейся кровью рубашки, я поднялся и тихонько охнул от резкой боли, пронзившей ногу в том самом месте, откуда я недавно выдернул кусок стальной арматуры. Ходить могу, значит, кость цела, но рана серьёзная, прут прошёл насквозь, возможно задел артерию, так как, не смотря на тугой жгут, тоненькая алая струйка продолжала стекать по ноге. Справившись с болью, я побрёл прочь от импровизированного ночлега, угасающего костра, остатков тепла и, на первый взгляд, бездыханной девушки, такой же измученной, выглядящей почти так же плачевно, как и я, и без чувств лежащей на холодной земле. Наугад прокладывая дорогу, я пытался разглядеть сквозь кроны деревьев огни, означающие, что я вовсе не так далеко от деревни, как думаю. Почему назад в деревню? Потому что только там можно найти и вероломно украсть сухих дров, попытавшись при этом не нарваться на хозяев, а что хуже, на их сторожевых псов, или просто на проходящих мимо пьяных мужичков. Может и стоило просто постучать в ближайшую избу, сочинить правдоподобную историю о том, как меня жестоко избили, обворовали и бросили в лесу умирать. Но за этим последовали бы более глубокие расспросы, сопровождаемые сочувственными взглядами, причитаниями, предложениями выпить сомнительного самогона, и, наконец, неминуемым вызовом участкового. А вот этого мне совсем не нужно, что в свою очередь довольно странно для человека, подвергшегося разбойному нападению. Вызвать подозрение для меня смерти подобно. Поэтому нужно было просто унести столько дров, сколько смогу, а может ещё прихватить с собой тулуп, случайно забытый невнимательными хозяевами на крыльце, ну а в идеале можно ещё и нарвать овощей. Ну что же, вперёд.
Минут через двадцать я наконец вышел к краю леса и вновь оказался у этого злосчастного поля. Однако воодушевлённый, я слегка ускорился, не сводя глаз с тёмных силуэтов крыш , вырисовывавшихся на фоне далёкого электрического зарева. Ступив на засыпанную гравием дорогу, я первым делом прислушался к лаю собак, доносившемуся спереди, в десятке домов от меня. Ответного лая не последовало, так что я, не долго думая, перемахнул через покосившийся, с облупившейся краской забор и медленно, стараясь создавать как можно меньше шума, двинулся по дорожке к крыльцу. Не обнаружив там ничего полезного, осмотрелся и, не найдя на участке ничего, кроме грядок с цветами, двинулся дальше, решив, что дрова , должно быть с другой стороны дома. Ступая на цыпочках по мокрой траве, вздрагивая от скрипа ботинок и морщась от невыносимой боли, я таки обошёл дом. Дров там не оказалось, зато оказался солидный сарай и, ну разумеется, собачья конура. Я замер. Идти дальше – значит рискнуть не только разбудить собаку, которая, разумеется, разбудит хозяев. В случае, если собака решит напасть, я просто напросто не смогу убежать. Долго размышлять не пришлось. Всё так же тихо ступая, я двинулся назад, медленно продвигаясь вдоль стены. Я шёл спиной вперёд и развернулся именно в тот момент, когда два чёрных пятна, два сгустка темноты перемахнули через забор и устремились к крыльцу. Я вновь замер, прислушался. Минут пять ничего не происходило, затем послышался легкий стук в дверь. Хозяева, если они и были дома, не среагировали. Спустя ещё пару минут стук повторился, на этот раз настойчивей.

-Нет никого.
-Ломай тогда, какого встал ?
-Дай сюда.
Голоса были хриплые, прокуренные, речь щедро сдобрена бранью. Послышался металлический стук, треск деревянной двери, затем удар. Злоумышленники вошли в дом не соблюдая более конспирации и без страха топча тяжёлыми сапогами. Почти сразу загорелся свет в окнах. Я вслушивался изо всех сил, но не мог разобрать речи, зато отчётливо услышал крик, резко оборвавшийся, так, как если бы кричащему резко зажали рот. Послышались глухие шаги и скрип закрывающейся двери. Всё стихло.
Я стоял в своём укрытии не смея шелохнуться. Спустя пару минут после наступления тишины я двинулся к забору. Мне не стоило туда лезть. В таком состоянии я практически беспомощен и представляю из себя лишь ещё один объект для наживы. После всего, через что я прошёл было бы просто напросто обидно погибнуть от рук жалких взломщиков, грабящих по ночам стариков. Недойдя до ограды всего трёх шагов я снова остановился. Из дома слышались глухие крики, как я предположил, принадлежавшие пожилой женщине. Я запрокинул голову. Звёздное небо. Бесконечность. Спокойствие. Необъятность. Оно прекрасно. Особенно вдали от того самого электрического зарева. Вдали от земли, от проблем и переживаний. Я развернулся.
На цыпочках ступая по деревянным ступеням крыльца, я старался по доносившимся из дома звукам оценить обстановку. Оказавшись у самой двери, я смог разобрать, что говорила старуха. Она просила не трогать внучку. Мерзавцы смеялись и бросали в ответ ругательства. Видимо именно внучке заткнули рот, так как она непрерывно издавала мычащие звуки, которые должны были быть криками о помощи. Ну что же, я здесь, я уже здесь, и я помогу. Помимо мычания был слышен звон бьющейся посуды, грохот рассыпанных столовых приборов, скрежет передвигаемой мебели. Внутри происходила борьба, один из воров тащил девушку вглубь дома. Хлопнула дверь. Они в комнате. Второй, ожидая своей очереди, остался со стариками. Ждать было нельзя. Но и спешить тоже. Не в том я был состоянии, чтобы вступать в открытую схватку. Памятуя о скрипе, я осторожно потянул ручку и как можно более тихо приоткрыл дверь ровно на столько, чтобы смог протиснуться. В крошечной прихожей не оказалось ничего сподручного, поэтому я двинулся в кухню, откуда доносился плач и матершина. Всё так же тихо приоткрыв дверь, я замер на секунду, уставившись в затылок здорового амбала с двуствольным ружьём наперевес. У дальней стены на полу сидели хозяева. Старик волком смотрел на вора, но сделать ничего не мог. Ружьё, как выяснилось позже незаряженное, внушало ему некоторые опасения за свою жизнь и за жизнь супруги. Дверь не скрипнула. Я перешагнул порог и прижал палец к губам. Хозяину хватило одного лишь брошенного в мою сторону взгляда, чтобы понять, что к чему. Испортила всё бабуля. Она вдруг перестала причитать и скорее недоумённо, нежели с испугом уставилась на меня. Благо, реакция у амбала отсутствовала напрочь. Ему потребовалось секунды три, чтобы заметить тишину, проследить за взглядом старушки и, наконец, развернуться. Мне этого времени хватило, чтобы схватить с полочки у двери отвёртку и броситься в атаку. Противник успел лишь выставить вперёд ружьё наподобие копья, и это позволило ему протянуть дольше и усложнить ситуацию. Ствол врезался мне под рёбра, под мои несчастные поломанные рёбра, вызвав волну ослепляющей боли. Тем не менее, отвёртка достигла цели с небольшим лишь отклонением. Я метил в шею, железный стержень же вошёл верзиле подмышку и остался там. Вор заорал, пытаясь вытащить из себя инородный предмет. Я, в свою очередь повалился к стене, тщетно пытаясь восстановить дыхание. Манипуляции противника имели успех, и он, выдернув таки отвёртку и, окропив стену струёй крови, ринулся на меня. Из соседней комнаты послышался вопросительный возглас и последовавший за ним звон пряжки ремня. И опять не было времени на размышление. Я сполз на спину, оттолкнулся руками от стены, проскользил по гладкому линолеуму и врезался верзиле в ноги. Тот повалился, выронив отвёртку, ружьё и предоставив мне шанс, которым я поспешил воспользоваться. Резким движением я обхватил толстую шею и изо всех сил начал сжимать. Но не тут-то было. Мало того, что вторая рука была совершенно бесполезна, и действовать приходилось лишь одной, так ещё и дверь в комнату распахнулась, и оттуда с очумелым видом выскочила вторая проблема с тесаком в одной руке и пистолетом в другой. Мой здоровенный друг, по всей видимости, сильно ударился головой при падении, об этом свидетельствовала треснувшая от удара вагонка, поэтому вставать он не спешил. Это родило ещё одну надежду. Худощавый мясник оказался порасторопнее своего напарника и сразу же ринулся в бой, занеся тесак. Пропусти я нужный момент, и вор отрубил бы мне половину головы.. Ещё пару секунд я лежал неподвижно и за несколько мгновений до того, как должен был лишиться той самой половины, резко дёрнул амбала влево, сумев, впрочем, лишь выгнуть его шею и убрать свою. Но и этого оказалось достаточно. Тяжёлое, наточенное лезвие с лёгким хрустом наискось вошло в лысый череп, вызвав у её хозяина легкие судороги в ноге. Худой слегка опешил, но быстро пришёл в себя и, не переставая поливать меня потоком брани, поднял пистолет. Я не испугался, я окончательно разучился бояться за последние три месяца. Прогремел выстрел, но не пистолетный. Тощего швырнуло к двери. От удара та распахнулась, и вор остался лежать неподвижно в дверном проёме. Я тяжело дышал на полу, не в силах двинуться, придавленный мёртвым, содрогающимся амбалом, измождённый, но живой.

Старик не стал молча наблюдать за дракой, подобрал ружьё, зарядил чудом оказавшимся в кармане патроном и спас мне жизнь. Старушка убежала в комнату успокаивать внучку, которая плакала навзрыд. Из соображений этики я решил не заглядывать к ней, не известно, в каком виде я её обнаружил бы. Пролежав на полу ещё минут пять, я предпринял очередное усилие и сбросил с себя тело. Старик медленно подошёл ко мне, помог подняться и, молча усадив на стул, налил стакан того самого сомнительного самогона. Я, однако, и не подумал воротить нос. В данной ситуации это было самым лучшим обезболивающим и успокоительным. В полной тишине я выпил стакан, затем ещё один. Самогон вышибал слезу, раскалённым свинцом стекал по пищеводу и вызывал в желудке локальный ядерный взрыв. Но мне действительно стало лучше. После третьего залпа глаза заволокло лёгкой пеленой, как, впрочем, и боль. Я откинулся ну стул, сгрыз ломоть хлеба и оглядел маленькую кухоньку. Здесь должно было быть достаточно мило, если бы не разбросанная посуда, опрокинутая мебель, кровавые разводы на стенах и полу и два трупа, венчающие весь антураж. Меня слегка удивляло внешнее спокойствие старика и его хладнокровие. Он не проронил ни слова, лишь буравил меня заинтересованным взглядом. Допив самогон, я встал.
-Мне нужно идти.
-Ну что же, раз нужно, то иди.
-Разрешите взять немного дров?
-Сарай с другой стороны дома, - он встал и положил передо мной ключ.
-Я…извините за вторжение, - я тупо уставился на лежащего бугая.
-Пойдём, покажу сарай, - старик ухмыльнулся и двинулся к двери.
-У нас, знаешь ли, и брать-то нечего было, - продолжил он уже на улице, выхватывая фонарём из темноты куски тропинки. – Чёрт их знает, зачем нагрянули. Они может и ушли бы, если бы не внучка. Хороша собой, приглянулась мерзавцам. А ружьё-то у него незаряженным было. Так, пугал всего - лишь. Ты мне, сынок, вот что скажи. Ты-то тут как оказался?
-Честно? Я хотел стащить пару поленьев, - помолчав, ответил я.
-На кой они тебе?
- Чтобы не замёрзнуть.
Старик замолчал, так как мы подошли к сараю. Он открыл дверь, впустил меня внутрь. Подвох я учуял слишком поздно, лишь тогда, когда эта дверь с грохотом захлопнулась за моей спиной, и в скважине повернулся ключ. Я тяжело вздохнул и присел на корточки, прислонившись лбом к двери.
-А теперь, сынок, рассказывай, кто ты такой. Дрова, говоришь, воровать пришёл? Ох, не верится мне что-то, что в третьем часу ночи ты за дровами пришёл.
Мне, в целом, ничего не стоили вышибить эту хилую дверь, сбить с ног бдительного старика и убежать восвояси. Вместо этого я сказал следующее:
-Отец, вернись в дом и заряди ружьё, заряди оба ствола, возвращайся и открой дверь. Чтобы ты знал, что я не собью тебя ею с ног, я отойду в дальний конец сарая, и буду стучать в стену, пока ты не откроешь. Затем держи меня на мушке в трёх шагах перед собой, чтобы я не смог выхватить у тебя ружьё. В случае чего – стреляй. Сейчас мне очень нужно вернуться в лес, я заберу того, кого оставил там, а затем мы поговорим. Я расскажу тебе всё, поверь, ты будешь очень удивлён услышанному, но сейчас нельзя терять ни минуты, человеку нужна помощь. И я окажу её, даже если придётся грызть эту дверь зубами.
Старик молчал, с минуту он решал, как поступить, заем послышались удаляющиеся шаркающие шаги. Я остался один, запертый в жалком сарае, по-прежнему истекающий кровью, немного пьяный, но всё ещё живой. А это значит и девушка пока будет жить. Проснувшись и не найдя меня, она уйдёт, вдруг что-нибудь случится? Я пока в ответе за неё. За ЭТУ её интерпретацию, за этот вариант её будущего. За этот, отнюдь не плохой жизненный путь, один из тех, которые она так усердно пыталась уничтожить, стереть, лишить себя любого будущего, любого выбора, собственноручно обречь себя на страдания. Первый вариант, первый расклад…первый круг.- Я тяжело вздохнул, скривившись от рези в рёбрах. До жути захотелось рассказать кому-нибудь обо всём. А этот старик, на мой взгляд, явился бы отличным хранителем моей тайны. Даже если бы он и захотел рассказать об этом, кому бы то ни было, никто не поверил бы ему.
Вышеупомянутый хранитель вернулся спустя несколько минут, постучал в дверь чем-то тяжёлым и почти вежливо попросил отойти к стене, как и было обещано. Услышав слабое постукивание в дальнем углу, он вставил ключ в скважину и осторожно повернул. Я продолжал стучать даже тогда, когда старик уже распахнул дверь и встал в оборонительную позицию чуть поодаль. Неровным шагом я выбрался из укрытия и, бросив взгляд на два нацеленных мне в грудь ствола, поплёлся по уже изведанной тропе на этот раз к калитке, свернул налево, двадцать метров по дороге, старик не отставал. Поле, грязь, сырость, темнота, умиротворяющая, всепоглощающая темнота. Я всегда гораздо уверенней чувствовал себя в ночи, ведь ночью легче скрыться, спрятаться, убежать от преследователей. Но сейчас я не убегал, нога по-прежнему болела, но я старательно не обращал на боль внимания. Из-за выпитого спиртного меня покачивало, но дорогу я помнил. Вот и первые редкие деревья. Мы вошли в лес. Старик наверняка пожалел, что забыл взять фонарь. Невозможно было разглядеть и своих рук, не то что бы странного израненного человека, пришедшего ночью за дровами и по счастливой случайности спасшего жизнь тебе и твоей семье. Мне искренне не хотелось заставлять бедолагу нервничать, поэтому я заговорил.
-А где ваша собака? неужели мало шуму было? Или пёс глухой?
-Пёс издох две недели назад. Всю свою жизнь с нами прожил, будку оставили в память.
-Издох… « и спас тебе жизнь», - мрачно подумал я.
-Как внучка?
-Всё в порядке. Перепугалась, конечно, но цела и невредима. Он не успел ничего…этого.
-Рад слышать. А супруга?
-А что супруга? С ней и подавно всё отлично. Она больше за Свету боялась.
-Сам-то цел, отец? «И откуда только этот говор?» - подумал я про себя.
-Голова гудит, этот здоровый стукнул прикладом, как вошёл. А так жить буду. Сам-то цел?
-Цел отец, цел,- я иронично усмехнулся. - Почти пришли. Видишь, угли ещё тлеют?
Метрах в ста от нас действительно можно было разглядеть маленькие алые огоньки, оставшиеся от костра. Подойдя поближе, я, убедившись, что девушка на месте, вздохнул с облегчением. Старик встал поодаль, недоверчиво оглядывая наш скромный лагерь. Увидев лежащую без чувств, а может и мёртвую, девушку, он на всякий случай вскинул ружьё. Присев на корточки, я убрал волосы с её лба, несколько секунд просто всматривался в её запачканное копотью, землёй и кровью лицо. Она была красива, даже сейчас я с уверенностью мог об этом заявить.
-Я не могу вернуться с тобой, старик. Но, как и обещал, я расскажу тебе всё, что ты захочешь услышать. Можем начать прямо сейчас, но я могу и подождать, пока ты вернёшься к своей семье, успокоишь их и уверишь в том, что скоро будешь дома. Я никуда не уйду. Мне некуда идти. Я буду ждать здесь, а ещё я буду очень благодарен, если ты захватишь пару курток для моей подруги. Думаю, что лежать на холодной, мокрой земле–занятие не из приятных.
-А она разве не…
-Нет. Она жива. Она в отключке. Но нужны бинты и спирт, чтобы протереть раны. И, отец, поторопись, у нас с ней не так много времени.
Старик недоумённый смотрел на меня ещё минуту, затем сдвинул брови, бросил на девушку суровый взгляд и ушёл. Мне было абсолютно некуда спешить, он мог придти в любой момент, когда ему самому вздумается, поэтому я просто сидел и смотрел на неё. Так хотелось, чтобы она очнулась, так хотелось поговорить с ней, тем более, если дальше всё продолжится в том же духе, то вполне вероятно, что этот вечер у нас с ней последний. Так я просидел вплоть до того, пока не пришёл старик. Он оказался ещё более добродушным, нежели я подумал сначала. С собой он притащил не только два тулупа, но и походный плащ, охапку поленьев, моток ваты, небольшую баночку спирта, баночку йода, каких-то овощей, хлеба, коробок соли и, разумеется, бутылку самогона. Все это поместилось в небольшой тачке. Я слегка улыбнулся этому простодушию и добросердечию. В реальном, суровом мире крайне редко, почти никогда не встречаются такие люди, готовые безвозмездно, не задавая лишних вопросов помочь потерпевшему, а выглядел я именно потерпевшим. Я не размышлял о том, почему же он действительно не задаёт вопросов, сославшись на то, что старик ждёт ответов на них из моего обещанного рассказа, а доверие к незнакомцу ему вселило то, что благодаря этому незнакомцу он всё ещё дышит.
Пока этот альтруист заново разводил костёр (и делал это крайне умело), я обрабатывал раны, свои и чужие. Я протёр ей лицо, шею, руки, стёр кровь с груди, разодрал штанину и протёр длинный порез на ноге, после обработал наиболее серьёзные раны йодом и перевязал. Она не пришла в себя, даже когда я приподнял её и подстелил один из тулупов под спину. Вторым я накрыл девушку и вновь уселся на мокрый пень. Костёр не полыхал, но уже разгорался. Мы сидели со стариком друг напротив друга. Он смотрел на меня, а я – на огонь. Не прерывая молчания, не подгоняя меня и не настаивая, старик осторожно разлил самогон, разрезал помидор и, передав мне и то и другое, чуть приблизил ко мне свой стакан.
-За знакомство?- спокойно и уверенно предложил он. – Валерий Георгиевич Захаренко.
-За знакомство, - согласился я. - Меня зовут Джон, Джон Скофилд. Но сегодня ночью, Валерий Георгиевич, зови меня Сергей. Сергей Юрьевич Мирошниченко. – Я улыбнулся.
И, стараясь не обращать внимания на удивлённо взметнувшиеся брови старика, я заговорил.