Мои миниатюры из "Непричастных" в журнале "Клаузура"

Изобилие

Самолёты бороздят бескрайние просторы. Пароходы вздыбливают тяжёлые воды, переваливаясь с крутой волны на другую волну. Паровозы, мощно пыхтя, с трудом тянут безмерные составы.

За стёклами огромных витрин — ткани, одежда, обувь, в других — колбаса, масло, деликатесы.

Идём вместе — я и Сталин.

— Взгляните, Иосиф Виссарионович, как всего много, какое изобилие!

Он щурится на долю секунды и, пыхнув от души трубкой, спрашивает с лёгким акцентом:

— А где же люди?

— А людей нет… потому и изобилие.


Натурщики

Рабочий и колхозница очень поразились тому, что оказались рядом.

— Мне бы в колхоз, — попросилась селянка.

— Мне бы на смену, — сказал пролетарий.

— Держите крепче! — взвизгнула Мухина Вера Игнатьевна.

И они держали… кто серп, кто молот.

— У меня коровы — не доены, — чуть не ревела, как тёлка, колхозница.

— У меня болванка зажата в станке, — хрипел рабочий.

— Держите!

— Как у вас лица хорошо получились, товарищ скульптор, — сказали Мухиной на просмотре. — Твёрдый такой, рвущийся вперёд взгляд.

— В колхоз они рвались, — вздохнула Вера Игнатьевна, — да в цех. Ох, и намучилась я с ними. Остервенели они без работы.

                                                                     Дворник

 

Было утро. Казалось, что облака свалены в одну большую кучу, и никак не могут  разбежаться по миру. Светило солнце. Спокойно и радостно.

Повидавший виды смотритель поправил свои редкие золотистые волосы по крупной голове перед старым массивным зеркалом и, оставшись довольным произведённым осмотром, вышел во двор, мурлыча какую-то песенку. И его благодушное настроение сразу испортилось.

– Ты посмотри на себя, – вскричал он в праведном гневе, – опять ты чумазый хватаешь грязнущими лапищами чудесный товар. Хотя бы вымылся. Какую красоту ему доверяют, а он?

Огромный детина сидел, сгорбившись, на земле и валял что-то белоснежное своими узловатыми руками.

– За твои деяния тебя бы в ад надо отправить, а ты здесь прохлаждаешься. Непыльную работёнку себе отхватил. И за что тебя только хозяин и любит.

По лицу мастерового текла одинокая слеза. Он шмыгнул носом и вытер её тыльной стороной руки, продолжая упорно трудиться.

– Ну что? Не слышишь? Я к тебе обращаюсь! – начал по-новой заслуженный старец, глядя в массивную согбенную спину.

– В немого играешь?

Герасим выпустил небольшое облако из рук. И оно поплыло по небу.

– Смотри! – вскричал мальчик, указывая в небо. – Вот то облачко похоже на собачку. Ну ту что дядя Герасим утопил. Гляди, ещё одна…

В небе плыли облака одно за другим, похожие на шустрых дворняжек. Они, казалось, играли с друг другом, резвились…

Герасим опять вспоминал Му-му.

 

 

Скорый поезд

Алексей проснулся в холодном поту и ясно понял, что мчится в поезде, который сейчас раздавит Анну Каренину. В чём был он выскочил в коридор и закричал проводнику:

— Остановите поезд! Там Анна!

Проводник только услужливо наклонился:

— Не понял.

— А чтоб тебя! — вскричал взволнованный человек и схватился за стоп-кран. Заскрипели тормоза. Всё качнулось. Они рухнули друг на друга с криком. В купе люди полетели с верхних полок. Стоны. Ругань.

— Что вы наделали! — вскричал служащий, поднимая фуражку и направляясь к стоп-крану. Алексей схватил его за ногу. Они повалились вновь, забарахтались. Проводник взмолился:

— Ну подумайте, сударь. Ну напились вы там, с кем не бывает. Нам ехать надо, — и попробовал встать.

Алексей рычал. Алексей бился. Из открывшихся дверей стали выходить пассажиры и пробовали разнять дерущихся. Началась толкотня. Офицер драгунского полка врезал Алексею, прижал:

— Сударь, меня мама ждёт. Не обессудьте.

И врезал ещё. Алексей брыкнулся в ответ. Ударил. Офицер отлетел. А дальше… Кто-то вернул кран в исходное положение и встал на его защиту, присоединились ещё двое. Решительные.

— Как вы не понимаете! Она же на рельсах, — чуть не зарыдал Алексей. Поезд дёрнулся, качнулся, звякнула сцепка, и состав начал набирать ход.

— А-а-а! — закричал взбешённый Алексей и бросился сквозь вагоны к паровозу.

— Держите его! Он сумасшедший! — завизжала толстая дама, толкая драгуна вперёд. Офицер побежал, за ним ещё трое. Началась погоня.

Алексей толкал встречных. Опрокидывал что-то. Захлопывал двери. Кто-то стрелял в него. Но он вырвался. Перелез через решётку, повалился в уголь и пополз к кочегарам.

— Вы что, барин? — удивился один, неуверенно утирая пот.

— В сторону! — закричал Алексей и бросился внутрь. Толкнул первого, ударил другого, отпихнул кочегара, навалившегося сзади. Рванул какую-то железку, другую. Его ударили — лопатой, потом ещё чем-то в голову. Он упал.

Когда он пришёл в себя, то увидел чистую палату и своего старого полкового друга.

— Что вы наделали, Лёша? Что натворили? — только и вздохнул тот.

Он схватил его за грудки:

— Скажите одно, она жива?

Его товарищ смутился, отвернулся. В руке его хрустнула тихо папироска. Он глянул в окно. Повернулся.

Алексей Вронский упал на подушку и взвыл:

— Я не успел!