Дважды два четыре?

 

Дважды два четыре?

Человек кое о чем догадался. Однажды ему открылось совершенно потрясающее знание, некий арифметический смысл, отдающий Вечностью. Вот он: 2х2=4. На этом выдающемся смысле он выстроил все последующие представления; все они, как и исходный, тянутся к незыблемости. На них человек построил не только свое  миропонимание, но и свой быт.

Но вот находится чудак, который ставит перед собой это фундаментальное «дважды два четыре», глядит на него долго, не моргая, затем спрашивает  окружившую его в недоумении публику: «дважды два четыре – почему???» Ему отвечают: «ну, ты шизик! Чего тут думать, когда и так все ясно» (см. гайдпаркеры: Alexsandr Guryan,  Artful Gawk).  Отчего же ясно, вопрошает чудик, очень даже не ясно. Ведь если дважды два четыре вечно, то и справедливо в Вечности, а у нас тут во времени своя справедливость. Если уж здесь все постепенно исчезает, то постепенно должно исчезать и само это тождество, знак равенства в нем. Дважды два уж никак не должно равняться четырем, а четырем  убывающим, примером, трем с копейками - не так ли? «Как будто так…» - отвечают здравомыслящие, чтобы прекратить невыносимые для них муки при виде поверженной незыблемости  их устоев. Но вдруг находятся: «Причем здесь время, убывание и все такое, коль все это происходит в твоем мозгу, в твоем  воображении, судя по всему, больном?!

Дважды два – само по себе, ты, чудик, сам по себе  - его, дважды два, не трожь». «Над моим мозгом тем более  довлеет время со своей смертью,-  отвечает чудак, - так что весь мозговой продукт должен чувствовать это движение по-убывающей.  Уж никак нельзя поручиться, что дважды два четыре в моем воображении может оставаться нетронутым, с какой стати? Как и все во мне, оно должно ощущать давление смерти ». «Ну, ты даешь! – восторгаются скептики, - ладно уж, оставайся со своим «три с копейками», да и то убывающим, а мы пошли заниматься делом, нам довольно и четырех». «Разве я сказал «убывающим»? – возопил слегка тронутый. – И вовсе не убывающим, совсем наоборот – растущим, приближающимся к четырем! Ведь дважды два четыре – это симметрия, нечто законченное, не сулящее продолжения, а во времени это символ Смерти. Если все здесь тащится к Смерти, то и дважды два к четырем»…

...Закончим этот несносный  разговор. Его автор подозревается в сумасбродстве, по-видимому, не понапрасну. Мне и вправду кажется, что дважды два лишь только стремится быть четырьмя, но ни в одно мгновение не равно четырем. В этом фантасмагорическом представлении я выстраиваю свой мир, нахожу в нем совершенно неожиданные прелести, которых нет в привычном мире. Удивительным образом я встречаю в нем своего Бога. Я ищу в нем сочувствия. И он дает мне его. Я ощущаю полное умиротворение.