Птица

 Я уже упоминал о трепетном отношении многих моряков к животным. Это вызвано
отсутствием общения, замкнутостью пространства и длительностью рейса.

nbsp;   Балкер , 1998-й год. Мне как-то попалась птичка посреди бушующего
Биская, она забилась за какую-то трубу на палубе. Крохотная, сантиметров 12,
черная, тонкий клюв, очень странно пахла, как-то по-доброму. Пахло немного
машинным маслом и чем-то из детства. Как она вообще могла выжить в этом
шторме, я не знаю. Я взял ее в каюту, кормил пшеном, хлебом, предлагал мелко
покрошенные овощи, воду, но она ела очень мало. Через пару дней вроде пришла
в себя. Она подкупала своей доверчивостью - очень легко шла на руки.

     Я назвал ее Гаврюшей. Посадишь на палец, скажешь <Монтана!> и чуть
подбросишь вверх, Гаврюша тут же распустит крылья. Мы вместе ходили после
ужина ко второму играть в карты с Гаврюшей на плече. Ребятам нравилось.
Отпустить птицу думал, когда подойдем к берегу.

     Днем птица спала, ночью же просыпалась и начинала летать по каюте, ударяясь
о переборки и сползая по ним. И молчала, только немного сопела, настойчивая
моя. Стукнется о стенку надо мной, и сползет, слетит вниз, на меня спящего,
на мое лицо, шевеля крыльями и слегка царапая. Нащупав в темноте меня,
начинала ввинчиваться под меня, клювом вперед. Щекотно же: Ввинтится
где-нибудь между шеей и подушкой и затихнет в такой позе (она видимо, была в
норке), а я боюсь пошевелиться, чтобы не раздавить ее. Интересно, что она
все делала молча. Ну, я вынимал ее из-под шеи, включал свет, вставал, и
вежливо ругал крылатую радость.

Она внимательно слушала меня, и, когда я
выключал свет и снова ложился спать, все повторялось. Из-за того, что она
застряла в раскрытом крылатом виде за книгами, пришлось снимать все книги с
полки, и потом перебрать всю каюту, чтобы она нигде больше не смогла бы
застрять. Весь периметр каюты был внизу уложен моими комбинезонами и
одеялами, чтобы не пораниться ей, когда будет падать.

     И, главное, не пискнет. Ну, ни слова. Партизан.

     Берег показался дня через четыре после того, как Гаврюша приземлился на наш
балкер. Волны почти утихли, но был дикий дождь и ветер, выйти на палубу
нельзя было. На следующее утро должны были подойти ближе к Бельгии. Когда я
проснулся, Гаврюша не откликался из своей коробки.

     Он умер - то ли от того, что мы его затискали своими механическими лапами,
то ли от неправильной еды (мух у нас не было, мы бы ловили ему), то ли от
того, что обессилел во время начала шторма.

      Эта крохотная птичка оставила сильный шрам где-то внутри. Я не знаю, как
надо было поступить, чтобы она выжила. Это было единственное животное в моей
жизни, которое доверчиво шло ко мне на руки - без всяких оглядок, раздумий,
взвешиваний. Которое подарило мне столько тепла и радости посреди железа и
штормового моря, сколько я не смог вернуть ему.

     Ярким постыдным пятном всплывают в памяти слова де Сент-Экзюпери: <Ты
навсегда в ответе за тех, кого приручил>. Источник