Час Быка: размышления на развалинах державы

Это статья моей сестры, Полины Федотовой.

Полина Федотова

Час Быка: размышления на развалинах державы

(К двадцатилетию распада СССР)

Государства погибают тогда, когда

перестают отличать дурных от хороших.

Антисфен, древнегреческий философ.

Все идет великолепно, Генрих, покойник воспитал

их так, что они повезут любого, кто возьмет вожжи.

Е. Шварц. Дракон.

В декабре 2011 года грядет «черный юбилей» – двадцать лет с того момента, как ушло в небытие государство, с которым связывают первую практическую попытку воплотить в жизнь идеалы социальной справедливости и равенства, – Союз Советских Социалистических Республик. Все эти годы, прошедшие с момента исчезновения социалистического колосса, не утихают горестные сетования, злобное шипение и злорадные смешки по поводу этого события.

Странно, что российское обществоведение, для которого национально-государственное крушение 90-х годов, казалось бы, должно стать тем «пеплом сожженного отца», который стучит в сердце, проявляет мало интереса к этой теме. Работ, в которых делается попытка рационально разобраться в причинах этой исторической катастрофы, на удивление мало, и все они грешат односторонностью и противоречат друг другу. Отсутствие капитализма! – убеждают одни. Недостаток социализма! – возражают другие. – Дурное правление! – уверены третьи. – Экономический застой! – утверждают четвертые. – Заговор внешних сил! – Нет, внутренние пороки системы! – Избыток централизации! – настаивают одни. – Центробежные тенденции национальных окраин, – ответствуют другие. Двадцать лет наше обществоведение повторяет эти мантры, не находя в себе силы выйти из теоретического тупика.

И все же доминирующей точкой зрения является та, которая причину поражения СССР и всего «восточного блока» видит в несостоятельности социализма как социально-экономической системы, якобы «проигравшей» историческое соревнование капитализму.[1] Мало кто осознает принципиальную порочность подобного рода умозаключений. Если продолжить эту логику и приложить ее к анализу других государственных катастроф подобного масштаба, то причину поражения Карфагенской державы в ее столкновении с Римом следует усматривать в «рабовладельческом строе» Карфагена. Беда, однако, в том, что Рим был таким же рабовладельческим государством, как и Карфаген, и с такой же влиятельной торгово-финансовой верхушкой. Сравнение этих двух соперников говорит скорее об их сходстве, нежели различии. Тем не менее, их судьбы оказались противоположными: Рим стал «вечным городом», тогда как Карфаген был срыт до основания.

Если возлагать ответственность за поражение СССР на социалистическое устройство и командно-административное управление, то почему никто до сих пор не догадался объяснять причину поражения Наполеона в войне с Россией превосходством политического абсолютизма и крепостнического строя Российской империи? К слову сказать, сопротивление французской экспансии во времена наполеоновских войн было сильнее всего именно в тех странах, где процветали феодально-абсолютистские и крепостнические порядки – в России, Германии и Испании. Отчего же прогрессивно-буржуазная Франция проиграла в войне с феодально-отсталой Россией?

Далее. Как известно, «феодализм» считается более высокой ступенью исторического развития, нежели родоплеменное устройство. Тогда почему же средневековая Русь и средневековый Китай, стоявшие на более высокой ступени социально-экономического развития, оказались под пятой монголов-кочевников, так и не вышедших (даже в период расцвета Монгольской державы) из архаичных родоплеменных отношений? Из факта одержанной монголами победы следует признать, что родоплеменная структура победителей-кочевников представляла собой более совершенное социальное устройство, нежели общественный строй побежденных оседлых земледельцев. Правда, через сто лет в Китае и через двести пятьдесят на Руси роли победителей и побежденных поменялись – без каких-либо изменений в социально-экономических основах земледельческих и скотоводческих обществ. Подобного рода примеры можно было бы продолжить до бесконечности.

Таким образом, попытка усмотреть причину победы или поражения государств исключительно в преимуществах (или порочности) того или иного социально-экономического строя не выдерживает элементарной исторической проверки. Государства всегда враждовали друг с другом: рабовладельческие ли они, феодальные или буржуазные. Одни при этом проигрывали, другие побеждали – и вряд ли социально-экономическое устройство вообще играло здесь какую-то роль.

Можно привести массу исторических примеров, когда кочевники разрушали оседло-земледельческие культуры, но можно привести и массу примеров противоположных. Конкуренция буржуазной Англии с не менее буржуазной Голландией окончилась в пользу первой, но при чем тут общественный строй Великобритании? Рабовладельческий Рим подчинил себе рабовладельческую Грецию, – какой вывод следует из этого исторического факта?

Привычка рассматривать все исторические явления сквозь призму социально-экономического строя является отличительной чертой марксистской методологии. Парадокс, однако, в том, что сегодня подобного рода объяснение более всего в ходу у ярых противников марксизма, что говорит об их полной теоретической невменяемости. Очевидная неприложимость подобных схем к анализу явлений прошлого свидетельствует об их непригодности и к анализу настоящего. Более того, по отношению к прошлому даже записные марксисты никогда не давали таких объяснений – в силу их очевидной абсурдности. Тем не менее, подобного рода абсурдный взгляд на причину поражения «восточного блока» до сих пор является доминирующим не только в массовом, но и в «научном» сознании, недалеко ушедшем от невежественных массовых представлений.

Правда, действительно научное сознание уже давно поставило под сомнение адекватность термина «социализм» по отношению к СССР и странам «восточного блока». Среди российских обществоведов до сих пор идет многолетняя дискуссия о том, был ли Советский Союз действительно «социалистическим государством». Многие отрицательно отвечают на этот вопрос. Однако никто не отрицает того факта, что СССР был «социальным государством», предоставлявшим социальные блага и социальные гарантии всем гражданам страны. А именно: гарантии всеобщей занятости, бесплатного жилья, образования и здравоохранения, государственную оплату пособий по старости, нетрудоспособности, материнству, детству, оплачиваемые отпуска, льготные или бесплатные путевки в санатории, детские лагеря отдыха и тому подобные меры. Можно ли ставить знак равенства между «социальным государством» и «социализмом» – проблема действительно спорная. Но, бесспорно, что Советский Союз был если и не «социалистическим», то, по крайней мере, «социальным государством», и ликвидация СССР привела к демонтажу институтов  «социального государства» во всех странах бывшего социалистического лагеря (за исключением Белоруссии).

Те, кто по сей день твердят о «поражении социализма», не желают замечать очевидных вещей. А именно, что «социальными государствами» были и развитые страны Запада – не только в своей социально-политической практике, но и на уровне официальной доктрины. Построение «государства всеобщего благосостояния» было официальным лозунгом правящих в послевоенной Европе социал-демократических партий.[2] Более того, уровень жизни и социальной защищенности населения в таких странах как Швеция, Австрия, Германия, Великобритания был не ниже, а выше, чем в СССР (а именно эту политику социальной защиты населения и принято называть социалистической). Что же получается? По мнению либералов, Запад выиграл благодаря более высокому уровню жизни, т. е. более развитым институтам «социального государства», тогда как СССР – проиграл из-за наличия этих институтов! Странная логика, господа, точнее, отсутствие таковой.

И не надо лгать, будто «социальное государство» – это неотъемлемая черта западного капитализма. Капитализм существует уже пятьсот лет, а институты «социального государства» на Западе окончательно сложились лишь во второй половине ХХ века. Их формирование – заслуга не капитализма, а социалистов.

Пора осознать, что практика «социального государства» как средства национальной консолидации была главным инструментом конкуренции между двумя различными мир-системами: существующей с XVI века «морской» (точнее, «океанической») атлантической мир-системой и формировавшейся с того же времени континентальной (евразийской) мир-системой, ядром которой в ХХ веке стал СССР. Поскольку финансовая, ресурсная, научно-техническая база атлантической системы изначально намного превосходила возможности континентальной, то и реализация политики «социального государства» в её ядре была более успешной, чем в противоположном лагере.

Вместо повторения вредоносных формул о «поражении социализма», которые призваны лишь маскировать истинное положение вещей, необходимо уяснить действительные причины поражения континентального блока. Эти причины не сводятся к какому-либо одному фактору («экономическому застою», «командно-административной системе», «заговору внешних сил»). Наше обществоведение до сих пор не может покончить с дурным наследием «монистического понимания истории», которое представляет собой не более чем секуляризованный вариант монотеистических представлений об одной-единственной миродержительной и мироустрояющей силе. События такого масштаба, как смена цивилизационного лидера, крушение цивилизации или смещение культурно-исторического центра, никогда не бывают следствием какой-либо одной причины. Они вызываются целым комплексом исторических предпосылок и взаимодействующих причин. Взятые по отдельности, сами по себе они не в состоянии привести к масштабному геоэкономическому или геополитическому сдвигу. Однако в совокупности, усиливая друг друга, они могут привести к так называемому «эффекту кооперации». Только при возникновении такого эффекта, когда действие различных факторов образует единый однонаправленный вектор, происходят глобальные исторические сдвиги. Выяснение этих факторов и их взаимодействия составляет насущную задачу нашего обществоведения. Понимание причин болезни – залог успешного излечения.

Но прежде чем говорить о причинах поражения «восточного блока», необходимо понять, чем определялось само возникновение биполярной системы международных отношений с противостоящими друг другу экономическими и военно-политическими блоками. Традиционно возникновение биполярной модели связывают с формированием «двух систем» – социализма и капитализма с противоположными идеологиями – марксизмом и либерализмом. Такой ответ не вносит ясности, поскольку влечет за собой массу других вопросов. Почему западный блок пошел по капиталистическому, а восточный – по социалистическому пути? Почему восточный блок на 8/10 состоял из аграрно-сырьевых стран, а западный – из индустриальных? Почему страны каждого из блоков географически тяготели друг у другу, образуя не только социально-политические, но и географические общности?

Попытка ответить на эти вопросы наводит на мысль, что социально-экономические различия были вторичны, т. е. являлись следствием более фундаментальных причин. Это предположение подкрепляется тем историческим обстоятельством, что конфронтация запада и востока Евразии началась вовсе не в ХХ веке, а гораздо раньше, когда «социалистического лагеря» не было и в помине. Европейская экспансия на восток насчитывает уже 800 лет. Лозунг «Дранг нах остен» («натиск на восток») стал известен вовсе не со времен Третьего Рейха. Он был провозглашен еще в XII веке, когда немецкие рыцари в 1147 году начали крестовый поход против полабских и балтийских славян. Сегодняшний лозунг европейских «новых правых» – «Европа от Дублина до Владивостока» – представляет собой всего лишь новую историческую модификацию этой старой мечты Запада.

Аналогичным образом марксизм и либерализм являлись всего лишь исторически преходящими идеологическими формами противостояния западноевропейского и восточнославянского мира. До возникновения «двух систем» эта конфронтация осмыслялась через противопоставление «католицизма» и «православия», а еще раньше – «христианства» и «язычества». Идеологические формы менялись, но само противостояние сохранялось на протяжении почти тысячелетия. Следовательно, его корни лежат глубже приверженности марксистскому или либеральному «вероисповеданию».

Дело в том, что неравноправное положение государств в мировом торгово-экономическом обмене существовало задолго до возникновения «социалистического» и «капиталистического» лагеря и было вызвано укорененным в географии, а потому неустранимым неравенством между «морскими» и «континентальными» странами.

 В геоэкономической и геополитической науке к «морскому» типу относят островные и полуостровные государства, расположенные на берегах незамерзающих морей и океанов, обладающие изрезанной и удобной для мореплавания береговой линией, чьи внутренние области отстоят на незначительном расстоянии от берега моря. К этой группе относятся все западноевропейские государства, а также Япония, Новая Зеландия и Соединенные Штаты.

Географические характеристики континентальных стран прямо противоположны «океаническому миру». Континентальные страны отличаются отсутствием или затрудненностью доступа к морским и океаническим побережьям и удаленностью от них внутренних областей. К наиболее континентальным регионам мира относятся внутренние области евразийского материка, включая Россию, Среднюю Азию, Афганистан и Монголию.

Эти географические параметры определяют разное положение указанных групп государств в мировом торгово-экономическом обмене. Глобальный рынок с характерным для него преобладанием океанических торговых путей дает громадные преимущества морским государствам и служит фактором их экономического и военно-политического сплочения. Благодаря контролю над удобными и дешевыми морскими коммуникациями страны Моря могут воспользоваться всеми преимуществами международной торговли при минимальных затратах на перевозку товаров. Напротив, для континентальных стран включение в мировой рыночный обмен связано с огромными транспортными издержками, что ставит их в неравноправное положение по сравнению с морскими.[3] Не имея достаточных средств для создания собственной индустриальной базы, эти страны обречены на роль аграрно-сырьевых колоний и технологическую зависимость от так называемых «передовых стран».

Возникновение особого «социалистического лагеря» было следствием этого неравноправного положения государств в международном экономическом обмене. Социализм оказался той социально-экономической стратегией, которая позволяла аграрно-сырьевой периферии торгово-индустриального мира вырваться из исторического тупика, навязанного чуждой ей океанической системой. Это обстоятельство объясняет, почему социалистический лагерь состоял почти исключительно из аграрно-сырьевых стран с преобладающим крестьянским населением и низким уровнем урбанизации. Большинство стран этого блока на момент отпадения от евроатлантической системы не имело собственной индустриальной базы. [4]

Это в полной мере относится и к России, которая первой в 1917 г. вышла из кабальной для нее евроатлантической системы. На тот момент крестьянство составляло 75 % населения (а в ряде губерний – свыше 90 %), тогда как индустриальные рабочие – всего 2, 5 %.

Отсутствие собственной промышленности ставило перед этими странами задачу индустриализации, т. е. обретения промышленной и технологической независимости. Главной проблемой на пути ее решения являлась проблема капиталовложений, т. е. поиск источников финансирования. Страны Западной Европы в свое время решили эту задачу за счет внешних источников накопления капитала, выкачивая средства из своих колониальных владений (вовсе не случайно создание промышленности в этих странах совпало по времени с эпохой Великих географических открытий).

Страны восточного блока – и прежде всего СССР – такой возможности были лишены. Ни одна из них никогда не имела колоний.[5] Поэтому осуществлять капиталовложения в экономику Советский Союз мог только за счет внутреннего накопления, крайне ограниченного в силу неблагоприятных природно-климатических и географических факторов.[6] Хроническая нехватка капиталовложений проистекала не от низкой эффективности управления, а по причине отсутствия неэквивалентного обмена с колониями. По сути, внутренней колонией в СССР стала русская деревня, которая и вынесла на себе основную тяжесть индустриализации.

Таким образом, суммарный потенциал восточного блока в силу неравенства исходных геоэкономических и исторических условий развития был значительно ниже, чем у западного. Эта диспропорция в балансе сил усугублялась существенными различиями в потенциале стран-ядер: США и СССР. Мало того, что эти страны в геоэкономическом отношении представляли собой полные противоположности. США воплощали в себе наиболее выигрышные черты морского типа, тогда как Россия-СССР несла бремя издержек континентального типа. Но и геополитические условия их исторического развития радикально различались.

Если Россия на протяжении всей своей истории жила в ситуации сверхвысокого давления извне, то Соединенные Штаты его вообще не знали. На протяжении тысячи лет (с IX по конец XVIII вв.) русское государство вело непрерывную борьбу со степными кочевниками: хазарами, печенегами, половцами, монголами, татарами.[7] В XIII – XV вв. ему пришлось вести борьбу на два фронта: против монголо-татарского нашествия с востока и шведско-германской экспансии с запада. По подсчетам русского историка В. О. Ключевского за 230 лет (с 1230 по 1460), в период своего формирования, великорусская народность вынесла 160 внешних вторжений! В XVI в. Московия воевала 43 года, в XVII в. – 48 лет, в XVIII в. – 56 лет, а в XIX в. – почти непрерывно. Для России XIII – XIX вв. состояние мира было скорее исключением, чем правилом. Непрерывные войны подрывали и без того скудные ресурсы общества, не оставляя средств на полноценное развитие. Двадцатый век не стал исключением. В течение этого столетия Россия-СССР перенесла две мировые войны, вызвавшие колоссальные разрушения и серьезно подорвавшие кадровый, демографический и экономический потенциал страны.

История Соединенных Штатов являет собой полный контраст по сравнению с российской. США существовали в условиях практически полного отсутствия военной угрозы. За все время своего существования США подвергались внешнему вторжению лишь дважды: в 1775 – 1783 гг., когда Англия пыталась вернуть отпавшие от нее колонии, и 26 ноября  1941 г., когда японцы совершили нападение на американскую военную базу Перл-Харбор. Более того, в геополитическом отношении ХХ век был исключительно благоприятным для Соединенных Штатов. В отличие от Западной Европы и России, они не только избежали разрушительных последствий двух мировых войн, но и нажили на них изрядное состояние. Не случайно возвышение Америки, бывшей до это периферийной региональной державой, началось именно после Первой мировой войны, а утверждение в качестве супердержавы – после Второй мировой войны.[8]

 Европейские катаклизмы ХХ века принесли и еще одну выгоду Соединенным Штатам: они значительно укрепили их кадровую базу на фоне ослабления кадрового потенциала Западной и Восточной Европы. В ХХ веке Америка приняла несколько волн эмиграции: в 20-х годах из России после революции 1917 г.; в 30-40-е годы из Европы после установления фашистских режимов; из СССР в годы перестройки. Наконец, в 90-е годы началось обвальное бегство квалифицированных (и неквалифицированных) кадров из Эрефии и бывших стран советского блока. Если к этому добавить утечку умов из стран «третьего мира», то станет понятным, почему Америка, несмотря на крайне неэффективную систему образования и неспособность к воспроизводству собственной кадровой базы, неуклонно наращивала свой кадровый потенциал. Он укреплялся за счет кадровых вливаний из других регионов мира. Этот «интеллектуальный колониализм» сыграл немалую роль в превращении США в мировую супердержаву.

Таким образом, на протяжении ХХ века вектор исторического развития США постоянно действовал в повышающую сторону, чего нельзя сказать о России, которая за тот же период испытала колоссальные военные и социальные потрясения, демографические и кадровые потери.

Итак, следующие группы причин обусловили превосходство западного блока над восточным:

1) исходное природно-климатическое и географическое неравенство «морских» и «континентальных» государств (особенно стран-ядер), которое невозможно ликвидировать никакими идеологическими или социально-политическими средствами;

2) обусловленное этим неравноправное положение этих групп государств в мировом торговом обмене, где главную выгоду от международной торговли получали страны евроатлантического блока;

3) отсутствие колониальных владений у стран восточного блока, что лишало их внешних источников финансирования, в отличие от стран западного блока;

4) как результат действия первых трех причин – резкое неравенство в накоплении капитала, что создавало неравные возможности для финансирования хозяйства и социально-культурной сферы;

5) различие геополитических условий развития стран-ядер: отсутствие военной угрозы в отношении США и сверхвысокое давление извне на Россию-СССР.

Таким образом, с точки зрения объективных материальных условий: природно-климатических, финансовых, исторических, международных, – мощь и возможности западного блока значительно превышали возможности восточного. Но, безусловно, это не причины, а только материальные предпосылки коллапса «социалистического лагеря». До поры до времени страны СЭВ успешно развивались. Значит, трудности объективного характера, хотя и существовали, но были преодолимы. Главная проблема заключалась не в наличии объективных ограничений в развитии, а в том, что эти объективные ограничения субъективно не осознавались ни населением, ни руководством, ни научным сообществом. На виду у «второго мира» были лишь витрины западных магазинов, т. е. более высокий жизненный стандарт «первого мира». Вину за это население возлагало на неспособность руководства обеспечить всем такие же стандарты потребления, как «в Америке» или «Европе». Многие до сих пор искренне полагают, что это достижимая задача, и если бы не «коммунисты», то мы бы давно жили по американским стандартам.

Суровая правда, однако, заключается в том, что американские стандарты потребления для всего мира недостижимы в принципе, независимо от политического и социального строя государств. Модернизировать человечество по американскому образцу невозможно из-за ограниченности земных ресурсов. Насчитывая 5 % населения, США потребляют половину добываемого в мире сырья, расходуют 23 % всей энергии, съедают 15 % мяса, используют 37 % машинного парка в мире. Средний заработок гражданина США почти в пять раз выше заработка усредненного жителя планеты.[9] Эксперты ООН подсчитали, что для того, чтобы весь мир мог достигнуть стандартов потребления стран «золотого миллиарда» (т. е. стран-ядер атлантической мир-системы), необходимо шесть таких планет, как наша Земля!

Иначе говоря, «второй мир», если бы он захотел достигнуть потребительских стандартов «первого», должен был сделать одно из двух: либо уничтожить «первый» и занять его место, либо коллективно переселиться на другую планету с аналогичным объемом ресурсов. Когда эта ситуация была осознана (а доклады «Римского клуба» свидетельствуют о том, что в странах «золотого миллиарда» она хорошо осознавалась), «первый мир» не стал ждать переселения «второго», а начал его планомерное уничтожение при яростной поддержке самого «второго мира». Вот так была решена эта историческая головоломка.

Население стран «второго мира» плохо осознавало (и до сих пор так и не пришло в сознание) ту историческую ситуацию, в контексте которой оно оказалось. В начале XX века начался распад сложившейся мировой системы, которую Европа создавала на протяжении четырехсот лет. В результате Русской революции от евроатлантической («океанической») экономической системы откололась огромная часть: сначала в виде СССР, а затем, после победы  Советского Союза во Второй мировой войне, и стран социалистического содружества. Кроме того, в ХХ в. произошел сдвиг центра силы океанической системы из Западной Европы в США. Одновременно оформился континентальный «противоцентр» в виде «восточного блока» – стран СЭВ и Варшавского Договора. Он стал заслоном на пути евроатлантической экспансии, не позволяя в одностороннем порядке перекачивать планетарную энергию и увеличивать антропогеографический дисбаланс. Но распад континентального блока в конце XX века привел к реваншу евроатлантической мир-системы и откату к ситуации столетней давности. Нынешний момент – не точка бифуркации, а возвращение мировой системы на пройденный путь развития. Точкой бифуркации для современности явился момент подписания Беловежского соглашения о ликвидации Советского Союза. Именно тогда глобальная мир-система «свалилась» на пройденный аттрактор, т. е. вошла не в эволюционный (повышающий), а в инволюционный (понижающий) канал. Происходит возвращение к старой колониальной системе, которую Запад созидал начиная с XVI века, и которая рухнула в результате военного поражения Европы во Второй мировой войне. На наших глазах происходит показательная расправа именно над теми странами, которые в своих политических симпатиях и социальном устройстве ближе всех тяготели к советско-российскому миру: Югославия и Сербия, Ирак, Ливия и Сирия.[10]

Таким образом, главное обстоятельство, которое привело континентальную систему к краху, заключалось в неадекватном осмыслении реальности всеми слоями населения стран восточного блока. Мало кто осознавал наличие объективных ограничений собственной экономической деятельности. Выражаясь определеннее, идеологический маразм всех слоев населения – вот главный фактор поражения СССР и других социалистических стран. Достаточно вспомнить, как советские граждане, находясь под обаянием либеральной пропаганды, рвались попасть из «социализма» в «мировую цивилизацию». Им было невдомек, что тамошняя «цивилизация» и есть «социальное государство», только в более развитом виде – в силу больших финансовых возможностей евроатлантических государств. На самом деле вхождение в атлантическую систему обернулось для России выходом из цивилизации и стремительным скатыванием к социальному, политическому и духовному варварству.

Пропаганда либерализма со стороны российской верхушки понятна и с её стороны оправдана. Она выиграла от развала страны и подобно разжиревшим от падали стервятникам двадцать лет питается ее трупом.

Война с ее миллионами жертв – лакомое пиршество для гиен и шакалов. Социальный и личный эгоизм нравственно и интеллектуально одичавшей российской верхушки, по крайней мере, объясним. Но цепляние за либерализм основной массы населения, в правовом и социальном отношении отброшенной к началу ХХ века, говорит о ее полной интеллектуальной и человеческой несостоятельности. Массы двадцать лет демонстрируют животное неумение и нежелание осознать как свои социальные, так и национально-государственные интересы. В этом им подыгрывают не только скупленные на корню СМИ, но и российское обществоведение, до сих пор не сумевшее выйти ни из политического сервилизма, ни из теоретического идиотизма.

Плачевное состояние общественного сознания, живущего представлениями 30 – 50-летней давности, где до сих пор задают тон ископаемые «шестидесятники», – не результат ли это усилий массы советских, а ныне российских обществоведов? Экономистов, социологов, политологов, историков, философов, юристов – этих дипломированных лжецов и остепененных фальсификаторов? Опутавших умы своими доморощенными теорийками, учебной макулатурой вроде учебников политологии и «обществознания», напичканных антисоветской и антироссийской пропагандой и либеральным трепом про «демократические ценности»!

Как будто ученым мужам невдомек, что либерализм представляет собой не научную, а сугубо идеологическую концепцию, направленную на защиту интересов капиталистического «ядра». А поскольку в самом ядре наивысшей статусной группой являются торгово-финансовые круги, представленные преимущественно еврейскими кланами, то вполне закономерно, что главным пропагандистом и проводником этой идеологии выступает именно эта этническая группа – там, где она имеется.

Либерализм – это идеология мировой статусной группы, контролирующей финансовые и торговые потоки, – главный источник богатства в капиталистической мир-экономике. Относиться к либерализму как к научной теории – величайшая глупость. Либерализм – не научная теория, а идеологический вирус. И с ним следует не дискутировать, а уничтожать, как уничтожают патогенные вирусы, подрывающие иммунную систему организма.

Но вирус поражает прежде всего внутренне ослабленный организм. Пропаганда либерализма потому и удалась, что попала на подготовленную почву. Какова же его морально-психологическая почва? Ведь любая идеология опирается не только на рациональные доводы, но и на внерациональные допущения морально-психологического порядка.

Идеологический маразм советского и постсоветского обществоведения, оказавшегося беззубым и безоружным перед лицом зубастого и наглого противника, не был локальным заболеванием группы гуманитариев. Он отражал идеологический маразм всего общества, где задавала тон идеология и психология фарцовщиков и спекулянтов позднесоветского периода.

По сути, те представления о «добре и зле», которые были восприняты обществом в постсоветский период, – это легализованный образ мыслей тех тунеядцев-спекулянтов, которые толкались возле «Березок», «Интуриста», антикварных и книжных магазинов. Интеллектуальная шпана, убогие выродки советского режима, сидевшие в щелях тараканы – именно эта биологическая популяция (в полном смысле слова биологический подвид) стала правящим слоем в России после крушения советского строя.

«Постсоветский проект» – это реализация представлений и устремлений советской фарцы и ее околофарцовского окружения. Их глубоко невежественные представления, почерпнутые из примитивных и лживых передач «Голоса Америки» и радио «Свободы», стали официальной идеологией правящего слоя. Но они нашли и до сих пор находят поддержку в реакционном невежестве и психологическом настрое масс

Наше общество – это общество всеобщей коррумпированности, всеобщего обмана и очковтирательства, где отдельные случаи «правдоискательства» (как, например, случай с врачом-хирургом Иваном Хреновым) встречают организованный отпор и со стороны начальства, и со стороны ближайшего окружения. «Зачем ты лезешь?», «бесполезно связываться», «все равно ничего не изменишь», – это хоровое сопровождение уготовано каждому, кто пытается публично выступить против существующей системы. Любая попытка выступить с разоблачением привычного для всех очковтирательства на своем рабочем месте наталкивается не только на яростное сопротивление чиновников, но и на глухое недовольство и ироничное недоумение коллег.

Равнодушие к правде, повальное участие в коррупционных практиках, обман ближнего как норма человеческих отношений, – вот главная болезнь и главная проблема нашего общества, обрекающая его на застой и деградацию.

Именно морально-психологическая и гражданская несостоятельность массы населения (а вовсе не «партократия» или «экономический застой») являлись и являются источником, т. е. первопричиной наших бедствий. Китай тысячелетиями существовал под властью административно-командной системы и столетиями находился в экономическом застое, но это нисколько не мешало его существованию – до тех пор, пока он не столкнулся с экспансией евроатлантического мира.

 Бывшие советские люди променяли право исторического первородства на чечевичную похлебку: 300 – 500 долларов зарплаты, мобильник, телесериалы, китайский ширпотреб и вездесущий тандем. Ради этого стоило крушить державу и рукоплескать тем, кто ее крушил! За фальшивым интернационализмом, за трескучими фразами о толерантности наше общество утратило чувство ответственности перед миром, осознание своего всечеловеческого долга.

Когда-то великий русский писатель Федор Михайлович Достоевский говорил о «всемирной отзывчивости» русского человека как отличительной черте его психологии. Сегодня русский человек более напоминает иное существо – из тех, «кто глазом упирается в свое корыто», с местечковым кругозором и мещанской психологией, чьи узенькие представления не способны вместить не то что всемирный, но хотя бы общенациональный масштаб. Население современной России (которое трудно даже назвать нацией) утратило не только понимание своей исторической миссии, но и всякий интерес к тому, как страна выглядит в глазах остального мира. Интерес этот – отнюдь не праздный. Он продиктован потребностью в национальном самосохранении. Ведь самопознание – человека ли, нации – осуществляется через познание другого. Как афористично заметил немецкий философ Людвиг Фейербах: человек – это зеркало для другого человека. Только в сравнении с другим и через другого индивид познает свои истинные качества, что позволяет ему избежать неадекватной самооценки и губительного самомнения. Неумение критически оценивать себя и свои поступки блокирует поступательное развитие и личности, и общества в целом.

Любопытно, что в своих печатных изданиях буржуазные русские националисты, пекущиеся о развитии национального самосознания, даже не задаются вопросом о том, как выглядит современная русская нация в глазах современного же мира. Видимо, это «зеркало» слишком нелицеприятно и малоутешительно для национального самолюбия. К тому же оно еще и антибуржуазно, поскольку во всем мире социально и политически активная часть населения настроена по большей части антикапиталистически. Однако нам стоит прислушаться к тому, что говорят о нас другие, раз сами мы утратили способность к самоанализу.

Вот, например, отзыв латиноамериканца, Антонио Нубаррона Тремендо, помещенный в Интернете: «25 лет назад у нас в Латинской Америке об СССР писали или с восхищением, или с ненавистью, но, во всяком случае, с уважением – как о единственной в мире стране, способной противостоять США. А сейчас над вами смеются все латиноамериканские газеты! Иначе как дураками русских и не называют! Вы же сами себя на глазах у всего мира загнали в дерьмо!

25 лет назад, когда мы приезжали в СССР – особенно из стран диктатуры – мы чувствовали себя вылезшими из дерьма, нам было стыдно, что у нас дома полуграмотные «гориллы» расстреливают без суда и следствия крестьян прямо на улицах, что у нас дети умирают от голода, что у нас 80 % населения не знает, что такое канализация, а то и электричество, что у нас процветают наркомафия и детская проституция, что наши полицейские неотличимы от гангстеров. Теперь все наоборот. Теперь все это есть у ВАС. Теперь, приезжая к вам в Россию, мы видим, что живем ЛУЧШЕ вас, что это вы – в дерьме. И это дерьмо – результат вашей ненависти к революции».[11]

А вот что написала из Монтевидео – столицы Уругвая – в редакцию газеты наша бывшая соотечественница Евгения Васильевна Думнова де Хуанарена. В 20-летнем возрасте выйдя замуж за уругвайца, она всю жизнь прожила за рубежом. Работала журналистом и художником, написала по-испански три книги. Привожу текст письма почти целиком.

«Я в совершенном отчаянии от происходящего в бывшем (как жутко писать это слово!) Советском Союзе. Что за невежи теперь так страшно захватили власть! Какая это демократия, когда страна управляется дикими декретами и грубым нахрапом? У нас в мире насчитывались миллионы верных друзей, которые за Советский Союз были готовы отдать жизнь. А теперь они смотрят на нас с брезгливостью и тоской. <…> Русские газеты читать противно. Тошнотворно от ернического языка, ослиных брыканий по нашей славной и трагической истории, нашим святыням, от политической безграмотности, от превращения газет в дешевую и пошлую бульварщину. Боже, какой стыд!». «Бедная наша молодежь, – продолжает Евгения Васильевна, – что она впитает в себя в атмосфере этой отвратительной измены, этого бесчеловечного цинизма? Неужели у нас действительно укорениться дикий капитализм, превращающий мир в аморальную клоаку?»  «Нет ни одной страны в мире, где рынок был бы совершенно свободным, – замечает автор письма. – Даже в Швейцарии все находится под контролем. Не говоря уже о США, где рынок совершенно подчинен политическим и экономическим аппетитам хищного правительства». И в то время как российские газеты наперебой твердили о возвращении России в лоно «мировой цивилизации», наша соотечественница из далекого Уругвая с горечью писала: «Нет у нас больше друзей. А те, кто алчно к нам приближается, только думают,  как бы хапнуть побольше. “Партнеры-капиталисты” нам ничего не дадут. Они никогда никому не давали. … Именно они подтолкнули подписать смертный приговор Советскому Союзу…».[12]

Российским гражданам не мешало бы также познакомиться с мнением известного уругвайского писателя Эдуардо Галеано, одного из самых блестящих публицистов современной Латинской Америки.[13] В интервью, данном российской журналистке в 1993 году, он поведал несведущей российской аудитории, что крушение социализма в Восточной Европе нанесло удар по «человеческим надеждам» во всем мире. «Пока существовала система, именуемая «реальным социализмом» со всеми ее дефектами … у опыта освободительных движений в латиноамериканских странах, равно как и в других государствах третьего мира, по крайней мере была точка опоры, которая сейчас если не утрачена совсем, то стала более зыбкой».[14]

А что означала утрата такой «точки опоры» для индивидуальной человеческой судьбы, рассказал в своей книге «Египет и египтяне» российский востоковед Алексей Михайлович Васильев. Одним из египетских друзей Васильева был экономист и социолог Фуад Мурси. Блестящий публицист, доктор экономики, один из лидеров левой Национально-прогрессивной партии Египта, Фуад Мурси неоднократно подвергался арестам, судебным преследованиям, клеветническим кампаниям, прошел тюрьмы и лагеря. Но эти испытания, тяжкие для любого человека, не сломили его волю к жизни. Когда же пришло известие о распаде Советского Союза, он утратил душевное равновесие и в отчаянии искал смерти. С бешеной скоростью гоняя на автомобиле, он погиб в автомобильной катастрофе на шоссе Каир-Александрия…[15]

А сколько их было во всем мире – известных и безвестных – не вынесших той мерзости нравственного запустения, которая последовала за распадом социалистического лагеря! Все в мире взаимосвязано. За своими маленькими повседневными делами, в ежедневной борьбе за выживание мы забыли, что любое наше решение, любое действие, любое слово отзывается – и часто катастрофически – на другом конце земного шара. Наступит ли прозрение? Придет ли раскаяние? За погибель страны, за предательство друзей, за лишение надежды миллионов… Надежда – тот же хлеб. Потеряв ее, люди теряют и жизнь.

Увы, но наше общество оказалось не на высоте исторических задач – ни в нравственном, ни в интеллектуальном отношении. Ему оказалось не по плечу бремя советского человека. Трусливые ученые, с умным видом тиражирующие заведомую дурь; молодые тупоголовые бычки, с упоением клеймящие «совковое прошлое»; глумливая, выжившая из ума и таланта «творческая интеллигенция», чье место разве что в зоопарке рядом с макаками; одуревшая от даровых денег буржуазно-бюрократическая верхушка, орущая о себе «элита, элита, элита!» и выставляющая напоказ свое мнимое, жульнически обретенное превосходство; но главное – пассивное одураченное большинство, не имеющее воли даже на то, чтобы выкинуть, к чертовой матери, телевизор – это оружие массового поражения, – разве такому народу по плечу груз всемирной истории? Карикатурные правители, карикатурная независимость, карикатурная демократия, карикатурные зарплаты, карикатурное всё-всё-всё, – и это Россия?!! Разве такая страна способна взять на себя ответственность за судьбы мира, если она оказалась неспособной разумно распорядиться собственной судьбой?

Распад СССР стал трагедией всемирного масштаба. И виновник этой трагедии – мы все. Нам нечем оправдаться перед историей. И ее возмездие – неотвратимо.

Январь – август 2011.

Кто виноват?

Господа, чем искать виноватых,

Чем в измене стократ обвинять

То хазар, то хасидов проклятых,

Не пора ли  всю  правду сказать?

И спросить: не моя ли вина?

Не моя ли беспечная воля

Виновата, что наша страна

Прозябает в злосчастной юдоли?

И случайно ли мерзость и гадость

Расплодилась – хасидам на радость?

Что измена, предательство – да.

Что изменой сданы города –

Это век занесет на скрижали.

Только разве они возражали?

А ведь там – миллионы людей!

Как же быть? Ни один лиходей

Ни куска у страны не ухватит,

Стоит нации вымолвить: хватит!

Вы печалитесь: в пепле пожарищ

На планете горят города.

Но не вы ли прозванье «товарищ»

Променяли на клич «господа»?

Что ж вы думали? Барство – не братство.

И кого нам винить за мытарства?

Ведь закон у народов один:

Есть рабы – там, где есть господин.

И чем кумушек нынче считать,

Не пора ль на себя обратиться?

И чем пени хасидам пенять,

Может, все ж на себя рассердиться?

Этот пил, тот парил на Парнасе,

На каком-то разбойном Пегасе,

Тот копил по-хозяйски деньгу,

Кто в элиту сбежал, кто в тайгу,

Кто молчал малодушно, кто спорил

Из-за пары замшелых идей,

Кто с врагами мирился, кто ссорил

Меж собой закадычных друзей…

Эх, Россия! Ты горюшко-горе,

Окаянства – безбрежное море…

Мы проснемся ль, исполнены сил?

Иль, судеб подчинясь приговору,

Наш народ все, что мог, совершил:

Сдал страну иностранному вору

И свой путь на земле завершил?..