Резюме о поэзии

Речь о поэзии зашла у нас с читательницей случайно, но, увидев, что разговор клеится серьезный, мы решили его записать. Получилось интервью. Она спрашивает, я отвечаю.

– Что сегодня происходит с латышской литературой? Почему ее нет в русских книжных магазинах?

– Должен признаться, хоть я и занимался когда-то переводами латышской прозы на русский язык, сегодня меня латышская литература совершенно не интересует. Не интересует она, по-моему, и подавляющее большинство русской читающей публики. Объясню, почему: за последние двадцать лет общественное сознание латышей под влиянием националистических настроений шагнуло не вперед, а, наоборот, отступило далеко назад. Естественно, что это самым непосредственным образом сказалось на их духовной жизни. Между тем литературные интересы русской читающей публики остаются прежними – такими же, как и десять, и двадцать, и тридцать лет назад. Любые проявления провинциального национализма, как и провинциализма в целом, ей неприятны и чужды. Кстати, и сами латыши видят эту разницу. Писатель Андрис Колбергс говорит в книге воспоминаний: «Латышская художественная литература стоит сегодня на краю могилы, еще немного – и она туда свалится».

В самом деле книг на латышском языке издается неизмеримо больше, чем в советское время. Но латыши жалуются, что от этого уровень литературы не возрос. Он и не мог возрасти, потому что теперешние латышские авторы стремятся равняться вовсе не на шедевры мировой литературы, а на современный западный середнячок. Читать это неинтересно. Поэтому теперь никто не переводит латышских писателей на русский язык. И поэтов тоже, тогда как раньше они на русском языке издавались чуть ли ни чаще, чем в оригинале. И тиражи были намного выше.

– Но у нас и русских местных поэтов почти не видно.

– Им просто негде печатать свои стихи. Для наших СМИ это давно неформат. Если в советское время даже газеты снисходили до того, чтобы хоть как-то отражать литературную жизнь, то сегодня они литературы боятся как черт ладана. Литература, и особенно поэзия, заставляет человека чувствовать и думать, иметь собственное мнение. Но как раз частное мнение, субъективный взгляд на мир и любое философствование в нашей повседневной печати не приветствуются. Впрочем, это лишь одна сторона проблемы. Есть и другая, может быть, более важная. Поэт всегда растет вместе со своей аудиторией, со своими читателями. Не в том смысле, что он догоняет их, наоборот – он норовит их обогнать и повести за собой. Стихи только тогда стихи, когда они жгут сердца. Наши поэты, мне кажется, не только не растут, но и забыли, что к этому надо стремиться. Не нужны им ни стадионы, ни концертные залы, ни многотысячные тиражи книг, которые когда-то раскупались со свистом. Это подстегивало творческий азарт, вызывало желание увлечь, вдохновить читателя, поднять его на крыло. А сегодня? Где он – читатель? Какие залы!.. Прошлой осенью в Балтийской академии состоялась встреча с нашими местными и приезжими поэтами. Знаете, кто на нее пришел? Думаете, навалили студенты? Небольшой зал не был заполнен даже наполовину. Пришла крохотная часть рижской поэтической тусовки. Поэты читали стихи поэтам, не более того. Даже проще: пишущие стихи читали их пишущим стихи. Зрелище было маргинальное. Студенты академии тусовались рядом в фойе, и ни один не открыл дверь, не заглянул даже просто так, из любопытства.

– Да, стихи сегодня нашей публикой не востребованы. Но ее ли это вина, что поэты интересны сегодня исключительно поэтам?

– Я считаю, им просто нечего публике сказать. Больше того, они всерьез уверовали, что стихи пишутся не для того, чтобы что-то кому-то сказать, а просто потому что пишутся.

Для них это не божий дар, а свойство организма, только и всего. Такой подход характерен не только для местных поэтов, но и для российских тоже. Поэзия у нас сегодня разноголосая, но совершенно безъязыкая. В этом ее беда. Каким бы ни было поэтическое бурление внутри профессиональной тусовки, оно не получает никакого общественного резонанса. Поэт сегодня не больше чем поэт, и потому он никому не интересен. Все пишущие стихи стали типичной замкнутой на себе субкультурой – их уже можно запросто сравнивать, скажем, с байкерами или, например, с толкинистами. И происходит это потому, что мы как-то легкомысленно стали отождествлять любого рифмоплета с поэзией. Сочиняешь стихи – значит, ты поэт, как бы посредственны эти стихи ни были. Недавно по радио несколько человек читали свои опусы – графомания дальше некуда. Но ведущий восторженно называл это поэзией. Так вот если это будет продолжаться долго, мы просто придем к тому, что поэзия сама собой перестанет считаться литературой, а поэты – литераторами. Они уже и сейчас, по-моему, не задумываются, что такое литература и для чего она существует.

– Да, это действительно важно. Классическую литературу всегда пронизывал поиск единого мирового смысла. Заметен ли этот поиск высшего смысла в новейшей поэзии?

– Смотря что понимать под поиском смысла. Важно, в конце концов, не что подразумевает под этим автор стихов, а насколько его стихи этому высшему смыслу служат. И служат ли или, наоборот, как теперь часто случается, стремятся его разрушить. Это ведь только так кажется, что поэзия существует просто как рифмоплетство. У литературы, и у поэзии особенно, есть сакральная функция, которую она всегда выполняла. Ее предназначение – помочь читателю ладить с миром, сделать гармоничными отношения человека с окружающей средой. Можно допустить еще и то, что, сочиняя стихи, автор таким образом сам тоже ищет пути гармонизации с окружающим миром. Но в любом случае основная функция литературы, и конкретно поэзии, сводится к восстановлению гармонии между человеком и окружающей его природой. Не важно, каким образом это происходит, через борьбу или примирение, – это проблема выбора.

К сожалению, сейчас мы все оказались заложниками культурного кризиса. Постмодернизм многое перемешал и даже разрушил в нашем сознании. Главную свою задачу он выполнил с лихвой – заточил человека на агрессию и на самые низкие проявления натуры. Он приучил нас все второстепенное, посредственное и некачественное принимать за главное и настоящее. О каком мировом смысле тут можно говорить, когда мы вообще растеряли все свои ориентиры! Маяковский когда-то хотел сбросить с борта современности Пушкина, а теперь спихнули его самого. На борту остались одни посредственности, не способные создать хоть что-нибудь, что отвечало бы высшим смыслам человеческой деятельности. Поняв это, они изменили тактику и теперь впаривают нам, что любые проявления этого высшего смысла есть на самом деле дурновкусие и что достойно внимания только то, что посредственно, незначительно и второстепенно. На поэзии это сказалось очень сильно. Мы не хотим думать ни о каких высоких категориях. Нам нравится довольствоваться малым, средним, усредненным. В таком состоянии человеку, пишущему стихи, не до мировых смыслов. Чтобы вернуть поэзии былую роль, он многое должен преодолеть в самом себе. И прежде всего удобную для него сегодня мыслишку, что поэт не должен быть больше чем поэт. Вот тогда он снова станет интересен публике.